Однажды июльским утром

Ирина Ершова
Лаву, деревянные мостки на берегу Оки, на которых местные женщины полоскали бельё, давно облюбовала местная ребятня. Если встать на утренней зорьке, можно неплохо порыбачить. Проспишь – сам виноват, стиральщицы не только воду взбаламутят, но при случае могут шлёпнуть незадачливого рыбачка мокрой бельи-ной, чтобы не мешался под ногами. Ощущения не из приятных: и мокро, и больно.

Никитка с Васятой не поленились, встали сегодня рано. Когда сапожничиха бабка Матрёна и её внучка Машенька с большой корзиной белья в руках появились на лаве, в ведёрках у парнишек плескалось по доброй дюжине крупных чехоней да по столько же краснопёрок. Ловкий удачливый Никитка даже небольшую стерлядку выудил. Ох, и вкусной будет уха! Никитка на минутку представил, как обрадуется матушка, как улыбнётся и ласково потреплет его по буйным, вы-горевшим добела кудрям, и заторопился домой:
– Пора, Васюта, бабы пришли – клёва больше не жди.
 
В подтверждении его слов с другого конца лавы послышалось частое: плюх-плюх-плюх, шлёп-шлёп-шлёп… Это бабка Матрёна и Машенька энергично полоскали бельё. Но медлительный Васюта не спешил сматывать удочку. И вёл себя как-то странно. Загадочно улыбался и то и дело поглядывал на реку, туда, где подальше Нико-ло-Набережной церкви Ока резко поворачивала вправо.

– А чего спешить-то? Ты, Никитка, искупался бы что ли, раз не рыбачится.
И то, правда. Июльское солнце с раннего утра жаркое. Никитка сбросил штаны, рубашонку и с удовольствием нырнул в прохладную воду, на мгновение сверкнув голой попой. Машенька насмешливо фыркнула. Бабка Матрёна укоризненно покачала головой:
– Э-э, бесстыдник… Вот я матери-то скажу, попадёт тебе!

Но озорник только засмеялся. Ничего не попадёт! Все: и маль-чишки, и парни, и даже взрослые мужики купались голышом. И что тут удивительного? Вот если он придёт домой в мокрой грязной одежде, матушка рассердится. А так… Но неугомонная бабка Матрё-на не унималась. Парнишке десятый годок, скоро женихаться начнёт, а ума не нажил!

Васюта только посмеивался. Раздосадованный Никитка взо-брался на лаву, торопливо натянул штанишки. По опыту он знал, если бабка Матрёна заведётся, то не скоро остановится. Да и домой пора. Парнишка снова позвал друга. Но тот его не услышал. Васюта вдруг вскочил на ноги, восторженно замахал руками, закричал:
 – Вон он, вон там! Смотрите, смотрите, плывёт! Да нет же, у поворота!
Все другие оглянулись по сторонам, но ничего не увидели. Зато до их слуха докатился громкий пронзительный гуд. Бабка Матрёна так и замерла с бельиной в руках.

– Ой, мамочки! – испуганно пискнула Машенька,  – Что это?
И тут из-за поворота показалась большая самодвижущаяся баржа. Парнишки восторженно ахнули. Бабка отбросила в сторону недополосканную сапожникову рубашку и истово закрестилась:
– Свят, свят, свят!

Белое судно неумолимо приближалось, из чёрной трубы вы-рывался чёрный дым. Парнишки и Машенька, приставив ладошки ко лбу, внимательно следили за каждым манёвром непонятной баржи. Нет ни паруса, ни гребцов, как же она двигается против те-чения? А судно поравнялось с ними и снова пронзительно загудело. Бабка Матрёна закрестилась ещё истовей:
– Свят, свят, свят, никак Анчихрист пожаловал! Где это видано: баржа сама плывёт!

Васюта заливисто засмеялся:
– Сама ты, бабушка, Анчихрист! Эта баржа называется парохо-дом. Купец Вощинин недавно в Нижнем приобрёл. Мой дядька на том пароходе  кочегаром работает.
Никитка обиженно поджал губы: тоже друг называется! Всё знал и не сказал.
– А что за кочегар такой? – заинтересовалась Машенька. Ва-сюта не успел ответить. Испуганная бабка Матрёна прикрикринула на внучку, велела ей быстро дополаскивать бельё, а не слушать вся-кие бредни. Женщины скоро ушли. Бабке не терпелось поделиться новостью с соседками.

Никитка с Васютой долго смотрели вслед пароходу, а потом сидели на лаве и мечтали. О том, что через пару лет вместе с отцами и старшими братьями поплывут они на таком же пароходе и в Ка-симов, и в Нижний, и даже в саму Астрахань, где, говорят, водятся стерлядки в рост взрослого мужика.


Фото из Интернета.Спасибо автору.