Грубоват всё же заголовок, да? Ну так и речь пойдёт не о собачках-кошечках-шиншиллах-хомячках. Да чего я буду интриговать? Расскажу просто, да и всё.
А вот сейчас, знаете, даже подумал, что вполне можно было… э-э… позаимствовать приличный заголовок у Киры Муратовой, которая сняла странный тягучий фильм «Короткие встречи». Правда, мои невольные встречи хоть и были тоже короткими, но воистину незабываемыми, невероятно эмоциональными и — извините за такое слово — адреналинонасыщенными. Однако же просто обязан предупредить представительниц прекрасного пола, что в тексте присутствует сцена крайне не романтическая и бесконечно антиэстетическая. Да, наверное, можно было бы её и опустить. А я не стану. Моё дело предостеречь. Ну вот, теперь совесть чиста. Поехали. Для начала…
…в Серахс. Вернее, на одну из застав Серахского пограничного отряда Краснознамённого Среднеазиатского пограничного округа. Ничего такая застава. Фактурная. Где-то в 30-х годах двадцатого века построенная. Запросто можно фильмы про басмачей снимать. Адское дневное пекло превратилось всего лишь в 35-градусную вечернюю жару. Время ужина. В здании кондиционеров нет, а вентиляторы просто гоняют туда-сюда горячий душный воздух и нагнетают тоску от «предвкушения» экстремальной ночёвки. И ведь это мы где-то рядом с Бадхызским заповедником. Он, конечно, своеобразный, но ведь заповедник же. Благодатное место как бэ…
Сбоку к неказистой заставской постройке приспособлен навес, а под ним расставлены несколько столов со скамейками. Вот, собственно, и весь пищеблок. Честно говоря, лично мне есть не особо хочется. Я весь мокрый, поскольку всего полчаса назад вернулся из дозора. С водой на этой заставе напряжёнка, привозная она. И в душ не отправишься. Умылся, обтёрся до пояса сухим полотенцем. Фигня всё, мера не кардинальная. Ну да, романтика взыграла, захотелось юность солдатскую вспомнить. Климат не учёл. Тут расчёт сил совсем иной, нежели на Дальнем Востоке.
Лениво жую хлеб с маслом и запиваю его тёплым чаем. Всё это держу навесу, поскольку сижу на скамейке очень прямо. Наклонись к столу — и мокрая камуфлированная куртка противно прилипнет к «чистой» спине. Так что осанку вырабатываю. И попутно наблюдаю, как за песчаные барханы валится багровое предзакатное солнышко. А ничего так. В смысле хорошо даже как-то, живописно и таки да — благостно в некотором роде. Только бойцы прямо перед глазами снуют, созерцанию мешают. То с едой к столам, то от них с пустой посудой. А у меня ещё половина бутерброда и полкружки чая. И только это я кружку ко рту поднёс, как кто-то энергично как пихнёт меня снизу под локоть! Чай точнёхонько на штаны весь выплёскивается. Ёпп-понский городовой!
— Мужики, всё-таки как-то поаккуратнее, что ли, а то… — с праведным негодованием поворачиваюсь я в сторону вероятного «обидчика». И тут слова застревают в глотке вместе с недопроглоченным хлебом и маслом: на меня радостно скалится… гиена! В точности такая, как в фильмах про Африку. А потом она вообще засмеялась ехидным мерзким смехом. От него мороз по коже. Раньше-то не доводилось живьём слышать. А по телевизору совсем иное впечатление. Сижу, не дышу и не глотаю. И тут какой-то участливый боец меланхолично сообщает:
— Да вы не бойтесь, товарищ лейтенант, это Машка у нас. На заставе живёт. Дайте ей хлеба, она и отстанет. Она всегда тут попрошайничает.
Как во сне я протянул гиене оставшуюся половину бутерброда, пятнистая тварь моментально её схарчила и утряслась. А интересно было бы на себя со стороны посмотреть, когда… нос к носу с гиеной! Бойцы вот как раз посмотрели, головы опустили, прыскают в кулаки. Деликатные ребята. Могли бы и заржать жизнерадостно.
А между нами, так ведь и заикой можно сделаться. Несколько дней я пробыл на этой заставе, но полюбить местную «домашнюю» любимицу так и не сумел.
Впрочем, как впоследствии выяснилось, это была едва ли не самая безобидная встреча с сёстрами нашими меньшими. Ну да. Мне на моём многосложном и подвижническом корреспондентском пути всё как-то больше не самцы попадались. И слава богу, наверное.
А сейчас делаю читательницам последнее предупреждение, и если они его проигнорируют, — с меня взятки гладки.
Итак, опять застава. И опять далеко не новая. Не во время ужина всё произошло, но вскоре после обеда. Короче говоря, взял я газетку (целую!) и пошёл в туалет типа сортир... почитать. А он этак на отшибе маленько, дощатый, рассохшийся до звона, на три посадочных места, отделённых друг от друга перегородками. Угнездился я у стеночки, развернул газетку и... читаю себе. Стал страничку переворачивать, а газета формата А-2, большая то бишь. И чтобы сменить страничку, надо оную газетку сначала сложить, а потом снова раскрыть. Сложил и... увидел: напротив меня стоит, приподнявшись, змеюка. Толстая, длинная, кажется, даже с капюшоном раскрытым. Или без капюшона, чёрт её знает, а я и знать не хочу. И змеюка вроде как тоже читает! Со своей стороны.
А я ж — в непотребном (незащищённом!!!) виде. А ну как цапнет сейчас?!! В общем, несмотря на жуткую духоту в туалете, весь похолодел. И не придумал ничего другого, как медленно-медленно разложить газетку обратно и ещё медленнее опустить её пониже. Сколько так сидел — не знаю. Ноги затекли, весь взмок, газетка в руках ходуном ходит. Потом решился и выглянул осторожненько, с замиранием сердца, из-за газетного разворота — нет змеюки! И нигде рядом вроде тоже. Вставать надо, а ноги не слушаются, занемели окончательно. Вот гадство! И помочь некому. Здесь что, вообще, что ли, никто в туалет не ходит?! Но таки осилил подъём, в конце концов. Потом на заставе рассказываю, самому уже смешно стало, а никто почти не реагирует. Ну улыбнутся из вежливости. Это, говорят, Машка, она безобидная.
Да что ж, думаю, за ёхарный бабай! Что ни Машка, так не кошка или собака, а экзотика непотребная. Но, оказывается, суждено мне было пережить ещё одну незапланированную встречу. Только это в Афгане уже.
Вертолёт приземлился. Мы подождали, когда остановятся лопасти несущего винта, и вышли на волю. Оно, знаете, всегда приятно выходить из Ми-8 на волю, осознавая, что и в этот раз повезло, долетел. Вдохнул не загаженный выхлопами и химией экологический афганский воздух и только потом обратил внимание на то, что стою в тягучей жирной грязи. Больше, чем по щиколотку в неё погрузившись. На кой, спрашивается, начищал берцы до блеска? Но идти-то всё равно надо.
До землянок мотоманёвренной группы близ уездного центра Калайи-Нау метров сто сплошной грязи. А что вы хотите? Раскис грунт, весна. С каждым шагом ботинки становятся всё тяжелее. Да ещё оскальзываешься, как начинающий фигурист. Зато вдоль землянок и между ними — хорошие и даже достаточно широкие, относительно сухие тропинки. Как бы там ни было, а всё равно путь даже в 100(!) метров когда-нибудь кончается. Как самый молодой и вполне себе шустрый, я первый выбрался на твёрдую плотную тропинку и принялся топать ногами, стряхивая с берцев пласты налипшей грязи. Потом, посмотрел вперёд, намереваясь зрительно проложить путь к штабной землянке, и… обомлел, чувствуя, как под кепи зашевелились волосы.
А у вас бы они не встали дыбом, если бы вы вдруг обнаружили, что на вас несётся самый настоящий кабан? Да нет, не домашний розовый свин, а именно дикий кабан! Мохнатый, с клыками, весь устремлённый конкретно на вас! Несётся молча и неотвратимо. Маленькие злобные глазки сверкают. Я впал в ступор. Знаете, пристыл просто к тропинке, пошевелиться не могу.
А тут ещё кто-то из местных офицеров крикнул от землянки:
— Не шевелись! Стой спокойно и не дёргайся!
А что мне ещё оставалось? Хорошо хоть духу хватило не зажмуриться. Животина подскочила вплотную и шумно выдохнула воздух. Потом, тяжело сопя, стала… обнюхивать ботинки. Раньше не очень представлял себе это вот сказочное «ни жив ни мёртв». А сейчас очень даже представил, прочувствовал до печёнок. И тут мохнатая скотина начала, время от времени резко выдыхая, чистить пятаком мои многострадальные берцы. Как пылесос, представляете?! Продолжалось это минуты три. Потом животное, сочтя, видимо, работу сделанной (или ещё что-то неведомое сочтя), чинно удалилось, мирно хрюкнув напоследок. Вот тут и я, наконец, выдохнул.
— Вот и познакомились, — весело сообщил всё тот же офицер. — Это у нас…
— Машка?
— О! А ты откуда знаешь?
Ха! Мне ли, крупнейшему специалисту по Машкам, не знать?! А вообще оказалось, что бойцы с точки подобрали дикую свинюшку в поросячьем возрасте и вырастили. Теперь это всеобщая любимица и талисман. А сапоги либо ботинки она всем прибывающим чистит. На баланс, так сказать, принимает.
А то, что у командировочного люда седых волос прибавляется… Издержки гостеприимства!
Зато на одной из точек в расположении миномётной батареи жила собака, которая была вовсе не Машкой, а Миной. И была она безмерно уважаема всем личным составом. Ибо удивительным образом чувствовала приближение вражеского обстрела. И за несколько минут до его начала принималась живо стаскивать своих щенят в окопы. Когда это было замечено впервые, никто не понял, почему Мина так делает. Но потом сумели сопоставить с упавшими вскоре на территорию снарядами. Впоследствии дежурной службе было вменено в обязанности следить за поведением собаки. И таким образом, благодаря ей, никто не погиб во время миномётных или иных обстрелов.
Так мне рассказали во время одной из командировок на «ту сторону». И я этому верю. Не всем же быть экзотическими Машками! Кому-то и службу тащить надо. По-честному.
Ну а теперь…
Про варана. Удивительное создание! Этакий пустынный крокодил. Однажды я ехал опять-таки в командировку и опять-таки в Серахс. И вот выехали на такыр, а, проще говоря, на убитую солнцем огромную земляную плешь, потрескавшуюся от пекла. Но когда там в кои-то веки пройдут дожди, то это сплошное грязевое болото. Потом оно начинает подсыхать, транспорт пограничный оживляется. И вот кто-то первый пробивает в этой подсыхающей грязи колею. Потом следующий, следующий. Потом колея ещё больше высыхает, потом превращается почти в керамическую. Глубиной сантиметров в 30. По такой колее можно запросто ехать, как в анекдоте: кирпич на газ, а сам...
Словом, ехали мы как раз по такой колее. Жара адова, сонная одурь всех сморила. Просыпаюсь, — мятый, распаренный, голова гудит, — от сигналов клаксона. Что такое, думаю, почему еле тащимся? И кому сигналим? Никого же нет впереди! А я на заднем сиденье был, а потому не видел, что перед капотом непосредственно творится. А творилось вот что: по правой колее очень чинно и невозмутимо пёр себе с удобной скоростью варан. На сигналы — ноль внимания. Водила выскочил, стал его лопатой пугать — фунт презрения. Вот так метров триста мы и тащились за пустынным крокодилом, пока он сам не надумал свернуть и вылезти из колеи. Видать, не по пути стало!
Ну а так… Доводилось ещё бегать от однорогого чёрного козла, норовившего боднуть в зад каждого, кто по неосторожности или незнанию поворачивался спиной. Кормить помидором ушастого азиатского ёжика. Наблюдать в Барсовом ущелье семейство ирбисов — снежных барсов. Фотографировать с расстояния меньше метра морского полоза на Каспийском побережье. То есть, это я думал, что он полоз. А потом-то, когда хвастался снимком, оказалось, что это смертельно опасная эфа, противоядия от укуса которой тогда не было. (Да и сейчас, наверное, нет). После запоздалого страха от осознания степени риска стал хвастаться фотографией с удвоенной энергией. Глядите, дескать, какой я бесшабашно отважный.
А на 6-й заставе Термезского отряда два дня подряд наблюдал, как ровно в 18.00 прилетала огромная стая грачей и рассаживалась на высаженные вдоль небольшого плаца сосны. Минут пятнадцать птицы отчаянно голосили, заглушая все иные звуки, а потом дружно снимались и улетали. Что это было, знают, наверное, только орнитологи. А местные пограничники просто сверяли по грачиным налётам часы. То, что для меня виделось явлением уникальным и удивительным, для заставских было делом привычным. Ну грачи, ну пунктуальные… И что? Вот разве перед приезжими повыпендриваться этакой диковиной.
Ну и, в завершение, чуток сюрреализма. Однажды показали мне верблюда, который с треском выкуривал сигарету в одну затяжку, а потом, вытянув губы трубочкой, и прикрыв длинными ресницами выпуклые агатовые глаза, чуть ли не минуту элегантно выдыхал дым. Сю-ууууррррр… Бойцы, заразы, приучили корабль пустыни дымить.
А у дикобраза следы, как будто годовалый ребёнок босиком прошёл: пяточки, пальчики. Когда первый раз видишь такое на контрольно-следовой полосе — оторопь берёт. А в Амударье водится реликтовая рыбка скаферингус. А верблюжья колючка, если жечь её на костре, пахнет почему-то свежевыпеченным хлебом. А… Всё, стоп. И без того уже начал от темы отклоняться. Поэтому заканчиваю. Тематически, хоть и невпопад.
…А вы говорите — домашние любимцы!