2 Алюся Алюня начало 2

Алина Насековская
2.1. Дом  в Институтском переулке.
Дом с мезонином по адресу: Институтский  переулок, дом   26   был  деревянный  и до  революции  принадлежал  хозяину,  который  жил  рядом в каменном  доме, а этот  дом  сдавал внаём.    В 1917 г.  дядя  Женя   с  тетей  Людой приехали в Москву,  и  сняли  4 комнаты  на первом  этаже. Это  была  отдельная  квартира  №4.  Он очень любил  маму  Алину   и  своих сестёр.  И  постепенно  в  этом  доме  стал  собирать  всех  родственников.  После  смерти  Льва  Игнатьевича     Алина  Карловна    из   Казани  перебралась  в Москву  к   сыну.  Потом  приехала  бабуля  с  дочкой  Эллочкой и  тетя Маня.   В  1924 году у  дяди  Жени  родился  сын, но  умер  во  младенчестве,   в  1928  году родилась  Маргарита. Две комнаты  были  у  дяди Жени  и  две  комнаты  у  нас. У  нас  ещё  был  чуланчик: холодная  комната – это  часть  парадного  подъезда.   Там  стоял сундук,  где когда-то  жил Арвид.  А за  стенкой  была  лестница  на  второй  этаж.   Там  я  и  Игнат сидели  в  темноте,  и  мы  рассказывали   друг другу  новости. Я  шёпотом  сообщила: «Рита  беременна».
 На  втором  этаже  в  этом  доме было  3  комнаты  для  прислуги.   Но  после революции   при  мне  в  каждой комнате  жили  3 старых  девы.  Туалет  был один для  всех   на  первом  этаже.  В  доме  был парадный  подъезд (после  революции  наглухо  закрытый)  и вход  в  квартиру  через  кухню,  которым  мы всегда пользовались.
Перед  домом  был  сад   за  забором  с  калиткой,  в  котором росла  яблоня  и  цветы  - золотые  шары.  Под яблоней   стол  и,  как  на даче,  можно  было  устраиваться  на  обед, что  мне   бабуля  и делала. Иногда  ставила  раскладушку,  и я  днём   читала  там  книжки   или  спала. 
Рядом    было  здание  общежития  студентов   МИИТа.  Их   называли  «кроликами», очевидно,  получая  маленькую  стипендию,  они    были  вегетарианцы.   На  спортивной площадке рядом с домом  они  гоняли  мяч,  и  не  редко  попадали в  окно.  Бабуля прятала  мяч, а  они  приходили  извиняться   и  выпрашивать  мяч,  а  потом   всё повторялось.
В   школе  каждому в классе  дали  адрес  школьника  из  какой–нибудь  страны,  мне  досталась  девочка  из   Китая.  Я  ей  писала  письма  о нашей жизни, посылала  открытки. Она присылала  мне    открытки  и  письма  на китайском  языке.  Я  ходила в  общежитие    и  просила  студентов  из Китая  переводить письма.  Семья  у   этой девочке  была  большая,  письма  были патриотические,  как  её  звали,  я  не помню,  но эта   связь   запомнилась  на всю  жизнь.    
В  доме  у  каждого  была  печка. Я  помню,  как  её  сначала  топили  дровами,  затем  в печку  провели  газовую  трубу, а  потом  печку  сломали и сделали  паровое  отопление.  Дрова  хранили  в   сарае,  затем  в  сарай убирали  велосипед.  О  стенки сараев играли  в  «трёши», это   такая  игра в мячик,  когда  руками  в  разных  положениях  по  три  раза  ударяют  по мячу.  Играли в  «штандр»,  в  «казаки  разбойники»,  в   «лапту»,  во  дворе проводили  всё  свободное  время  и  родители  за  детей  не  волновались.   
2.2. Я в  доме  на Институтском.
Восемнадцать лет я  прожила в   доме с мезонином по адресу: Институтский переулок, дом 26, кв. 4 на  первом  этаже. Бабуля- Нина  Львовна  Кродкевская, бабушка- Алина  Карловна  Жеромская, Мария Львовна Жеромская (тётя Маня), мама-Элеонора  Казимировна Кродкевская  и я -  Насековская  Алина  Сергеевна жили в двух  комнатах, с 1950 г. там появился отчим Бугров Борис Андреевич   и   20.02.1954г. Света (Светлана  Борисовна Бугрова). 
Назвали меня Алина в честь или память еще живой Алины Карловны  Жеромской. Бабуля  очень  любила  свою  маму, так я стала  Алиной.  Домашние  мои имена  Алюся  и Алюня. Имя  Алина  казалось мне чужим, и я в школе и институте  представлялась как Алла. И только на работе в МНИИПА, где была еще одна Алла, любовница начальника, я стала Алина и так стала представляться всю оставшуюся жизнь.
В 1949г. Алина Карловна умирая, сказала: «Живи долго и будь счастлива». Я думаю, что это сбывается. Проживу ли я долго, не знаю, но чаще всего я была счастлива, потому что мои потребности всегда  соответствовали  моим возможностям.  Не  помню, сколько мне было месяцев или лет, но  самое первое воспоминание в детстве – это абсолютный покой, состояние отрешенности от большого  мира и уверенности  в безграничной безопасности, ничего не страшно, ни о чем не надо думать за тебя всё сделают, а тебе так хорошо: сытно, тепло, ласка и забота.
  Было в моей жизни большое горе – это то, что в июне 1947 года я заболела полиомиелитом. Мы с бабулей пошли в магазин, как все его называли по имени старого владельца, в «Симонов магазин», что на углу Октябрьской ул., и  пер. Образцова.  Бабуля стояла в очереди, а я вырвалась и побежала посмотреть, как рвало девочку в другом конце магазина. Ее обступили дети, сочувствовали и  не знали чем помочь. На  следующий день мне стало плохо, несколько дней не могли поставить правильный диагноз, пока полностью не парализовало. Положили в больницу, взяли пункцию из позвоночника и подтвердился диагноз- полиомиелит. В  Москве  была  эпидемия  полиомиелита.  Вакцины  тогда  не было и  очень много  детей  заболело. На   Пятницком  кладбище лежит мальчик  Гоша.  Помню, одна в блоке, лежу на животе. Жить или не жить. Вопрос решился – жить.
Сначало  отпустило  руки, потом ноги, но не совсем. Левая нога очень слабая, правая нога чуть-чуть в силе, но послужили они мне до 66 лет. Спасибо им.  Я всю жизнь была оптимисткой, что и  позволило мне выживать во всех ситуациях.  Мечтать не   вредно, вредно не мечтать. Помню, как мама записала меня в детский сад, ближе, чем в Троицком переулке детского сада не было. Это около Самотеки, где стоит дом художников Васнецовых.  Сейчас это место не узнать. Осталась только крутая гора. Несколько раз мама   отмучилась водить меня туда до работы. Иду я медленно, времени до работы доехать не остается. Бабуля решила бросить ради меня работу стоматолога и сидеть со мной дома, пусть работает мама.
Каждый год ездили на юг в Крым. В Евпатории лечили меня грязями.   Когда я  приехала  в  Саки,  я узнала грязелечебницу.  Сейчас  она  в  запустении,  а  в    1948 г.  это   был  медицинский центр,  куда со  всего СССР  привозили  детей  за  здоровьем.  Длинное  одноэтажное  здание,  в  котором проложены  рельсы и по  ним  ездят  вагонетки  с  горячей  грязью,  с  которой лопатами  направо  и  налево  раскладывают  на  топчаны  и  закапывают  в  грязь  детей.    В Москве   лечили физиотерапией. Больница   им. Шумского была моим родным домом. В 1953 году мне там делали операцию: на левой ноге «артродез левого голеностопа», на правой ноге подрезали Ахилесово сухожилие. Операцию делали знаменитый профессор Зацепин и ассистировала врач Клавдия Васильевна  Нейман. Клавдия Васильевна, как и все они, была членом  коммунистической партии, верила в светлое будущее. Она мне сказала: «Сейчас тебе   9 лет, операции хватит на 50 лет, а при коммунизме  наука достигнет такой высоты, что тебе помогут даже больше, чем сейчас». Наука в развале. Специалистов по полиомиелиту нет вообще, все старые  вымерли, новые не появились. Они были мечтателями. Эта страна зовется Россия.
 Как я обязана своим здоровьем и жизнью  маме и особенно бабуле! Несколько раз в    неделю  она  возила  меня на процедуры  в больницу       им. Шумской  за  руку,  а иногда,   и на  закорках.  Любила я бабулю больше всего на свете, самый страшный сон был, что она умирает.  Как с ней жилось хорошо, тепло и уютно. Она была  прекрасным  человеком -  добрым и  интеллигентным, не помню,  что бы  она  с  кем - то  ругалась, о ком- либо  говорила гадости.  На   меня  никогда  не  кричала  и не  ругалась. «Алюся, иди  кушать»  « Я    ещё  уроки  не  сделала» «Потом  доделаешь».   Как  я  училась, выполняла ли  все  задания, она не спрашивала, но  на  собрания в школу   ходила  только  бабуля и говорила,  что  все хорошо. Она возила меня по санаториям, по врачам  профессорам  в Ленинграде и Москве, мне делали операции, массажи, физиотерапию. Я была инвалидом с психикой здорового человека. Формально инвалидом 3-ей группы  я стала в 1980 г. для Запорожца.
Летом 1951 году я с бабулей отдыхала в городе  Гудауты (это Абхазия)   у тети Магды,  дяди  Феди  и Игната. История этого дома интересна.  Принадлежал он когда - то богатому абхазцу, бежавшему от революции за границу. Куплен он был дядей Федей очень дешево  у очередной любовницы, отдан был дом через много лет так же очередной любовнице  дяди Феди. Дом  стоял  вплотную   между  аптекой  и  судом. Мы с Игнатом иногда   забирались  в зал  суда, но что там говорили, ничего не понимали. Вроде бы и на  русском языке, но о чем не понятно. В  доме  было  три больших  комнаты  и  терраса.   Около  входной  двери  росло  гранатное   дерево,  очень  красивое. Туалет  был  в  соседнем  дворе, но это  не смущало.  Все  так жили. Когда я была студенткой  мы приезжали  отдыхать  втроем: Лида  Павлова,  Галя  Шнеерова  и я.
В  первый  день, когда  мы с  бабулей  приехали в город  Гудауты, мы с Игнатом  пошли  ловить  на  удочку  бычков.  Море  было  совсем  недалеко,  надо  было   пройти  мимо  парка. Я  беленькая, кожа у  меня  нежная,    обгорела я очень  сильно.  Всю  ночь  бабуля  мазала  меня   сметаной.
Плавала я  еще  не  очень  хорошо, по-собачьи и вдоль  берега.  Игнат заманил  меня  к  буйкам, поднырнул под  меня ,быстро проплыл до  берега, сидит  на   берегу и  смеётся.  Я  от страха  чуть  не  утонула, собрала  все  силы, доплыла  до  берега.  Так   он научил  меня  плавать.
 В тот год 1951 мы с  бабулей  отдыхали в  Гудаутах  и  я должна была 1-ого  сентября идти в первый класс в Москве, но бабуля не смогла купить железнодорожный билет во время, а может   быть  и не  захотела. И я пошла в первый класс в городе Гудауты.  Школа была  на берегу моря. На переменках купались в море без трусов. В классе было 3 ряда парт и 1, 2 и  3 классы учились одновременно.   Учитель был один. Задания у каждого ряда свое.  Там  учился  и Игнат,  который  был  старше  меня  на  два  года.