Я шёл вдоль персиковой рощи, и перешёл изгиб дороги, и увидел человека, и
остановился, и говорил с тем попутчиком.
Тот муж снимал с низкой ветки плод, и я спросил его после приветствий:
- Ты берёшь недозрелого детёныша, отчего же ты не пошёл в глубину этого
огромного сада? Ты испугался сторожей с железными палками, или из-за лености?
И он улыбнулся:
- Я шёл по своим делам, и эта ветка ударила о моё чело.
Я удивился:
- В двух шагах от тебя деревья несут плоды крупнее и прекраснее, возьми себе
там!
И он сказал:
- А если пройти дюжину шагов, можно обезуметь от сладости персикового счастья,
правда? - и улыбался, и блестел очами, и закончил то собирание.
Он отпустил ту низкую ветку, и она не отпрянула, и не распрямилась, и я видел,
что в том муже не было жажды.
Я спросил того странного человека:
- Ты непохож на голодранца, и нет у тебя страсти к тому собиранию, и ты не
голоден, скажи мне, для чего тебе тот отпрыск дерева?
И он уложил того детёныша к себе в платье, и глядел на мои следы позади меня, и
отвечал так:
- Персиковый сад сделал мне подарок, и теперь это дитя будет служить моему
здравию, оборачивая дыхание этих садов в живость моих дней и нежность ночей.
Я воскликнул:
- Ты поэт, сочиняющий песню!
И он ответил так :
- Недавно мне доверили очищать от навоза задние дворы, и я делаю то, - и
улыбался, и глядел на меня, и я был в том взгляде бессловесным муравьём, хотя и
был с тем мужем одинакового роста.
Я сказал:
- Ты шутишь, о, странный незнакомец! Если бы все уборщики навоза умели
успокаивать вопросы изгнанием мыслей, их родивших, то мудрецы лишились бы
учеников.
И он ответил:
- Ты говорил со всеми теми о себе или же о них самих?
И я снова запнулся, и поправил свою речь:
- Я так думаю о тебе и твоих словах, и моё разумение бессильно перед тобой.
И он ответил:
- Зеркало разумения человек держит в руках, и любуется в нём своей статью, и
ему там всё видно и всё понятно, и вот, скажи мне, куда уйдут твои лики, если
ты обратишь то зеркало к небу?
Я замолчал, растеряв все слова, и он продолжил:
- Я торговал корабельным такелажем, и у меня была лавка в порту, и каменный
дом красовался на набережной, и парусная лодка стояла в заливе, и два взрослых
сына радовали меня своей зрелостью. И вот, какие-то люди захотели выкупить мою
прибыль, и предложили тройную цену, и я отказался, и просил больше.
Через неделю загорелась лавка, и запылал дом, и лодка полыхала до рассвета, и я
чуть не лишился ума из-за тех несчастий, и принуждал детей спасать всё то, и
огонь победил всех, и не пощадил никого. Моя верная жена молча ушла к
деревенскому судье, и я остался вдвоём со своими сединами.
И тогда я дал обет богу избавиться от человечности в себе, и отличаться от
людей, и не оборачивать теми причудами свою жизнь в прах, и не крушить ими
судьбы других людей, и не приказывать им, и не подчиняться, и не терзаться
отсутствию тех двухконечных услаждений.
Я отважно спросил у того мужа самое малое, что сумел:
- Что же такое, по-твоему, человечность?
И он сказал:
- Я прозвал человечностью тщение людей завоевать мир, и радение в том, и
упрямство в вере о непременном успехе.
Да, незнакомец, жадный до персиков, говорю тебе, человеческое разорение этого
мира и человеческое возрождение его равны в бессмыслии тех побуждений перед
очами небесного царя.
Всё, что человек творит своей самостью, несёт на себе его следы, вот как эта
дорожная пыль красуется твоими следами.
Мир совершенен в своей целости, и лучшим украшением в его венце могли бы быть
сами люди, вознесённые туда чистотой своих помыслов, но они глумятся над своим
домом, и оставляют в нём глубокие следы, и именуют те зримыми достижениями
своего разума, и чем глубже тот след, тем смертоносней рана, и тем печальнее
тот успех.
В начале всех начал бог захотел полюбоваться своим творением, и зримым пришёл
на землю, и все силы взял с собой, и верховную из них назвал свободой, и
приказал ей во всём подчиняться себе, и для всех прочих тварей себя именовал
человеком.
И вот, тот первый человек стал усердно бесчинствовать в той свободе, и менять
свою изначальную природу, и прозвал то изменение человечностью, и стал
противничать всему, отличающемуся от неё.
Если бы у зверей была такая свобода, то первыми они сожрали бы людей, и
царствовали сами, и гинули бы друг перед другом от тех шагов. Слоны вили бы
гнёзда на деревьях, и львы ныряли бы на дно моря, и орлы копали бы себе пещеры
в земле, и кто бы выжил среди тех, направляясь всюду, куда ему вздумалось
сегодня?
И вот, теперь в той человеческой природе люди вкушают мир по-человечески,
частями.
Люди делят входящее на части, и в той разбитой целости ищут утешение себе, и
снуют между теми частицами, и меряются ими, и взвешивают те, и всё на разных
весах, ведь единые весы лишь у бога.
Всё, что сверх одного и всё, имеющее две стороны, это и есть человечность.
И если ты назовёшь мне хоть одну особенность в человеке, не имеющую противника
за спиной, я скажу тебе, что та от бога.
- Любовь, - прошептал я.
И он продолжил:
- У людей так повелось, что если у них есть влечение, то оно противно
отвращению, и если из тех двоих назвать первое любовью, то за ней сразу начнёт
приглядывать второе, уже поименованное вами ненавистью.
Если у вас есть еда, то рядом с ней должны быть её любимцы, и вы зовёте тех
голодными, а её врагов вы прозвали сытыми, и если вы нашли глупость, то и
мудрость где-то там неподалёку непременно помалкивает.
Ваше богатство приценивается к вашей нищете, и ваше здравие неволит ваши
болезни, и от вашей истерики вы скрываете вашу дружбу с тишиной, и ваша
честность не обнажается перед очами вашей лжи, и ваша глупость ревнует вашу
мудрость, и вашим успехам завидуют ваши неудачи, и ваша праведность тайно
возлюблена вашей порочностью, и по пятам ваших разводов бегут ваши свадьбы, и
ваши погребения вздыхают о ваших рождениях, и ваши ночи льнут к вашим дням, и
вы повторяете всё то снова и снова.
Ваша учёность молчит о вашем невежестве, и ваши таланты кричат о вашей
бездарности, и ваши достижения живописуют ваши поражения, и грешники славят
невинных, и убивцы ходят за своими жертвами, и ваше согласие выжидает
победителя в ваших спорах.
Ваши сожаления просят подаяние у вашей решительности, и ваша уверенность
охотится на вашу растерянность, и в строю равных вы зрите лишь первых и
последних, и плодите то неравенство, предписывая тем краям войска имена героев
либо предателей.
На ваше милосердие всегда найдутся жесткосердные, о великодушии будут стенать
малодушные, и щедростью будут хвалиться скупцы, и негодяи будут петь о чести, и
на самого кроткого из вас найдётся самый свирепый в неудержимости своей страсти
вкушания того превосходства над остальными.
И вы любите всё то в себе попеременно, друг за другом, одно за другим, второе
после первого, либо жару, либо холод, либо страсть, либо безмятежность, ведь
узка дверь вашего ума, и пройдёт в ту лишь один из двух, и нет в вас равной
любви к враждующим сторонам, и вы приветствуете победителя, и добиваете
проигравшего.
Среди распутных женщин вы ищете самую развратную, и между святых мужей вы
избираете самого благородного, и в труде вы стремитесь к безделью, и в отдыхе
похожи на безумных плясунов, и пища вам приятна самая жирная из возможной, и в
пирах вам любезно беспамятство, и от дружеской беседы вы ждёте остроты, а не
согласия, и в поисках того вы рыщете по дальним трущобам, но я спрашиваю тебя,
разве не в самой сердцевине владений блистают чертоги всевластного царя?
Я спросил его:
- И как ты держишься в том обете?
Он ответил:
- Чтобы увидеть день, нужно выйти из ночи, и чтобы встретить спокойствие,
нужно оставить гнев, и если ты захочешь бежать, тебе нужно презреть стояние, и
ты не увидишь тех двух единовременно, и потому я говорю тебе, лишь окончательно
оставив те частицы из человеческих особенностей, ты сможешь вкушать целость
бога.
У бога нет частей, и он цел, и весь в том.
И вот, послушай меня, если всё дело лишь в избрании одной из тех непохожих
сторон, то неужели выбор стороны бога и презрение стороны человека есть
неверный шаг к достижению своей цели?
В море премного волн, и огромных, и малых, и спящих, и восставших, и море не
ведёт им счёт, и не жалеет разбивать о скалы, и разливать по песку, и пускать
по ветру, и щедро в такой бесконечной свободе для тех..
Вот так и бог перед людьми, щедр без меры во всём, и наполняет всех целостью
своей, и нет пред его очами любимцев и презрёнышей среди вас, и каждый равен
каждому.
Он питает всех вас, и шевелит вами, как море движет волнами, и не щадит в той
свободе никого, и даёт ту всем равно, и делает то с таким совершенным
изяществом, что те волны в человеческом море полнятся гордыней о своём величии
в той безбрежной свободе.
И ещё скажу тебе, когда ты перестанешь отвергать то, что само идёт к тебе, и не
будешь удерживать уходящее от тебя, ты перестанешь быть человеком.
И тогда, если ты возжелаешь вкусить яблоко в саду с тысячью деревьев, то
целость того сада приведёт тебя к своим лучшим плодам, выражая тем свою любовь
к твоей бесчеловечности.
Он сказал так, и взирал молча, и я не знал, куда разбежались все мои слова.
И он ожидал ещё, и я утешался тем молчанием между нами, и он видел то, и всё
равно ушёл, и я сожалел о том, и провожал его взглядом, и то вкушание
услышанного пело мне о нём впредь во все дни моих времён года.
И всё.
16.05.2015г.