Хорошо иметь домик в деревне. Когда же до ближайшего человеческого жилья семь вёрст и всё лесом, поневоле задумаешься. Социальному Существу свойственно существовать в социуме. Комфортно. Вне социума Социальное Существо дуреет, у него открываются чакры, третий глаз промаргивается, откуда ни возьмись, появляются экстрасенсорные способности и с Социальным Существом происходит всякая другая лабуда. Оно, это Социальное Существо, начинает видеть и понимать всякие сущности, обитающие на тонком слое, понимать язык зверей и птиц, насекомых и даже растений, взаимодействовать с природными явлениями. И хорошо, если у Социального Существа змеевичок функционирующий имеется, тогда всё не так уж и катастрофично.
Короче, функционирующий змеевичок нафункционировал очередную изрядную порцию, которая, будучи дополнена медком, орешками и травками, отправилась в тёмное прохладное место обретать органолептические качества, а из темного прохладного места извлеклась порция, эти качества обретшая, на тему оценки, дегустации и задумывания поневоле.
Осталось дождаться прихода. Интересно, кто же будет на этот раз, Старичок-Лесовичок или Огневушка-Поскакушка? Социальное существо дуреет вне социума и социум не заставит себя долго ждать. Дело это тонкое, в основном органолептикой и определяемое.
— Ну, здравствуй, Социальное Существо, ждать-то не притомился?
— Ах, вот ты какой, Гиревичок-Штыревичок, а я-то уж грешным делом и не чаял тебя тут привечать. Ты же больше по другому делу, по мазам, по лабазам.
— Так-то ты заговорил? Будто и не рад вовсе.
— Да, рад-радёшенек, располагайся давай поудобнее, пришло время пробу снимать, дегустацию проводить. С органолептикой, надеюсь, у тебя не как в тот раз?
— А ты будто помнишь, что в тот-то раз наштырилось?
— Да помню-помню, что наштырилось, то и наштырилось. Чем в это раз порадуешь?
Собственно, сущности, они двух только типов и бывают: зловредные и не зловредные. С зловредными я стараюсь водиться пореже, но это уже как получится. Выбирать-то не приходится. Домик этот достался мне по случаю, добротный такой, да и место правильное. Семь-то вёрст, да по бурелому, да по буеракам, и злыдни эти хорошо глаза отводят — не пробьёшься, не прибьёшься. Разве что Нелёгкая выведет. Меня вот вывела, да и обратно не отпускает. Хотя я Существо Социальное и мне без социума в лом.
— Сказку я тебе сказывать буду, Социальное ты Существо. Обитала в деревеньке тут заполошной девица красная, собой пригожая, умом дохожая, Варсофьей кликали. Кликали-кликали и накликали. Понесла девка. Толи ветром надуло, толи другая какая оказия оказалась. А деревенька-то заполошная — три дома, все на виду. Оказию вот только никто разглядеть не удосужился. Да и неважно это, мало ли каких оказий в наших местах не приключается. Варсофья-то, как я уже сказывал, ума недюжинного, да и сноровистая, всё у неё у рук. Дождалась срока, да и разрешилась. Ваняткой разрешилась, живчиком кудрявеньким, смекалистым и пронырливым. И было бы им счастье, да невзгода вот приключилась. Положила глаз на Ванятку пройда одна. Захотелось ей Ванятку от Варсофьи отлучить, да и просто захотелось. Уж чего только пройда не придумывала, каких только умыслов не умысливала. Всё было не в прок, но вишь ты, неймётся пройде. Вот и сподобилась пройда в голбец наведаться, образ-образину поспрошать. Кто образ-образину поспрошает, тот вишь, всяко нарешает. Захирел Ванятка. Варсофья видит: дело нечисто, свечку пожгла, баньку протопила, а Ванятка всё хиреет. Совсем уж доходяга стал, прямо доход с котелком. Но пронырливый. Как почнёт своим котелком доход приносить, да всё в дом, всё в дом. Нехорошо от этого пройде сделалось, не этого она у образ-образины нарешать просила, опять в голбец наведалась. А образ-образина перерешивать, вишь, не любит, взял пройду и порешил. Ходит пройда порешанная, а доход всё своим котелком в дом, да в дом. Дом-то у него и стал доходным. Да и Ванятка уже не доходяга, справный, вишь, малец, хоть и шибко пронырливый.
— Ну и зачем ты мне, Гиревичок-Штыревичок, сказку эту рассказал, нет в ней ни смысла, ни морали, одни страшилки бестолковые.
— Да затем, мил человек, что органолептика у тебя такая, располагающая, вишь, органолептика, продегустировал я твою порцию, повадно мне стало. И без морали повадно, я же не морализатор какой. Только сам-то в голбец не наведывайся, образ-образину не поспрошай, вот тебе и вся мораль.
— Поговори мне ещё тут, Гиревичок-Штыревичок, накликаешь. Не к ночи будет образ-образина помянут, да и дорога в голбец неблизкая, семь вёрст, и всё лесом.
Уговорили мы порцию. Хорошо уговорили. А чего? Змеевичок исправно функционирует, органолептика добрая выходит, Гиревичок-Штыревичок глядишь и повадится, всё какой-никакой социум, я же Существо Социальное.
А там, глядишь, и третий глаз проморгается окончательно, я какую-нибудь фантасмагорию угляжу. Или космогонию.