Из мистической повести "НОЧЬ ВЕДЫ"
С измальства Алёна в ночь Ивана Купалы со всеми вместе веселилась да озорничала, была частичкой общего, слитного.
И вот новый Купала идёт, и смущена душа Алёнина. На сей раз, Иван да Ярин шибко Алёну заботили. Уж больно нехорошо всё сходилось, в путанный узел завязывалось.
С одной стороны поглядеть, так день Купалы должен быть благополучным именно для Ивана. Ведь то день Ивановых именин, день его святого, не может он крестнику своему дурное нести. Купала обманный – понятия несовместные.
А с другой стороны – вступал в силу июль, и Алёна по всему видела, что месяц этот Ярину благоволить будет и потакать во всём.
Июль-жарник – самый странный месяц в колесе-годовике, середина лета, макушка.
Солнце июльское, что огонь в печи – всему свою закалку даёт. Помыслы и чаяния как глину в печи обожжёт: добро в душе, радость на сердце – зазвенят, будто чистый фарфор. А если гнездятся в душе озлобление да ненависть, зависть да злословие? Солнце и их укрепит, усилит. Потому это происходит, что сила июльского солнца не скупясь одарит каждого тем, что он сам в душе своей для обжига приготовил: кирпич на могилу врага или кувшин для молока парного, чтоб всем жаждущим хватило.
На Купалу Ярило-Солнце выкликают, а ждут его не только с надеждой, но и с тревогой. Ярило ведь всяким быть может, а июль – месяц яростного солнца.
В прежние-то времена к ярости его загодя готовились. Перед тем, как на Иванов день Ярилу выкликать, допрежь целая русалочья неделя была. Целых семь дней отводились молитвам на воде. Ими, молитвами-то, от грядущего июльского зноя оберегались, били поклоны водяным да русалкам, чтоб когда Ярило-Солнце взойдёт, да взъярится, почнёт жечь всех дыханием своим, было бы где спастись от ярости его.
Алёне хорошо видны были знаки, что Ярин с месяцем июлем, с Ярилой июльским сплетены накрепко. Некоторые из знаков прям на виду лежали. Хоть имя взять: Ярин да Ярило - чуть ни один в один. И даром ли Ярин любил носить на мизинце перстёнек с рубином-яхонтом, камнем июля. Про яхонт тоже известно, что он, как и солнце, всему даёт силу: хоть доброму, хоть злому, и рождает стремление к пределу, к высшему. Доброго человека он превращает в святого, а злого – в демона.
Вот из чего беспокойства Алёнины происходили. Тревожно было у неё на душе в ожидании дня Ивана Купалы. Более всего хотела она, чтоб постылый Ярин не досаждал бы чрезмерным вниманием, чтоб Иван… Что – Иван?.. Алёна мечтания напрасные прочь гнала и боялась одновременно, что если вдруг на глазах у Ярина переменится к ней Иван, случится худое. А это на Купальскую ночь шибко нехорошо – «На Ивана Купала кого побьют, пропало». Коль случится лихо какое, коснётся оно не только виновников, а шире гораздо разойдётся. Нет, пусть всё как всегда будет, пусть все веселятся да радуются, играют, песни поют - пусть заботы все на потом отойдут.
Днём ещё, когда Ярин рядом случился – а уж, ясно дело, он случился, как без него – Алёна остановила:
– Поди-ка сюда, Ярин, два слова тебе сказать надобно.
Он махнул приятелям: «Ступайте!», с радостным ожиданием обернулся к Алёне – чумазый, белые зубы сверкают в улыбке, в глазах удаль, кудри чёрные блестят, по плечам рассыпавшись. Красив, чертяка! Да только что ж непутевый такой?!
– Ярин, хочу упредить тебя, напомнить уговор наш. Помнишь, его?
– А то как же… Помню, Алёна.
– Тогда ты помнишь, какое условие ставил мне: чтоб была к тебе тако же, как ко всяким прочим. Так ты говорил?
– Так…
– И что же? Держу я слово своё?
– Держишь. Только не пойму, сейчас-то к чему клонишь.
– А вот к тому, чтоб твои же слова тебе напомнить: «будь как с другими». Вот и ты будь со мной тако же. «Как другие» – не ближе, Ярин.
– Алёна!..
Она руку подняла, обрывая его. Сказала твёрдо:
– Не ближе. Сегодня особо расстарайся за черту не заступать. Не досаждай мне, глаза не мозоль. Я знаю, Ярин, ты – кремень, но я тоже не глина. Не надо нам близко быть. Кремень об кремень – искры полетят. И не знамо, чем те искры обернутся в день Ярилы огненного. Как бы пожаром не полыхнуло. Такое вот условие моё, Ярин. Иль, слаще коли тебе – просьба. Но уж исполни её непременно.
Долго поглядел на неё Ярин. Глаза заледенели, блеском холодным загорелись как нацеленное острие копья… Но навстречу – такой же точно упреждающий, острый блеск.
– Как скажешь, Алёна.
Больше ни слова не молвил. Скулами затвердел, повернулся и прочь пошёл.