Все шло своим чередом, и все было, как и должно было быть.
Теперь я понимаю, что тяжелее всего пришлось самым младшим – Глебу и Антону. Их, как котят, бросили в совершенно незнакомую, порой даже враждебную, среду. Ведь известно, что дети очень жестоки, особенно к новичкам, а тем более - к чужакам. Антон был еще мал и был среди таких же малышей, где отношения складывались проще. И по складу своего характера он часто замыкался в себе и наблюдал за всем со стороны. Хотя язык и учеба у него сразу же пошли довольно хорошо. Глебу же, с его лидерскими задатками и амбициозностью, доставалось прилично. С языком и учебой тоже проблем не было, но почти каждый день приходил с синяками и в разрисованной на спине футболке: не спускал и не прощал ни одному обидчику, сразу бросался в драку. А когда однажды услышал оскорбительное слово в адрес своей мамы, - тут уж держитесь все! Он не жаловался, но мне было больно на него смотреть. Боялась – задолбают парня, пока освоится... И возраст-то самый опасный – двенадцатый год, самая ломка и характера, и физиологии.
А я вечерами учила иврит в ульпане. Занятия проводились в классах религиозной школы-шестилетки в центре “Рамбам”. И каждый день я видела детей, ровесников Глеба – раскованных, веселых, каких-то доброжелательных, что-ли, в отношениях между собой и к нам, совершенно посторонним и чужим. И преподавателей, в основном женщин, – не орущих на детей, а спокойных, с тихими голосами, в скромных одеждах, с приветливыми лицами и легкими улыбками на них.
В класс к нам частенько забегали два молодых человека, Женя и Саша, приглашали на экскурсии. Для нас они были конечно молодыми – лет по сорок с небольшим. Оба рослые, красивые, умные, - они много рассказывали нам об Израиле, его истории, религии, войнах. Я слушала... - раскрыв уши! Было очень интересно. И оба они напоминали мне моих сокурсников по институту – Гарика и Александра, которым “пятый пункт” перекрыл дорогу в институт низких температур в Харькове.
Чувствовалось, что наши новые наставники - ярые сионисты. Как-то в ноябре они предложили нам поехать на экскурсию в Самарию. Из нашей группы поехали только мы с Машей.
Как потом выяснилось, мы были участниками сионистской, поселенческой, акции! Нас, в основном, молодежь, - мы с Машей были одними из немногих представителей нашего поколения, - долго везли автобусом по серпантину узкого, по всей видимости совсем недавно проложенного шоссе, которое неожиданно закончилось на одной из горных вершин, упершись в площадку, примерно пятьдесят на пятьдесят метров. Здесь стояла совершенно новенькая небольшая водонапорная башня, пара-тройка бетонных столбов с электропроводкой и два белых вагончика, так называемые караваны, - для жилья. Между вагончиками ярко зеленел ковер из густой свежей травы. И на нем уже высились спортивные брусья и турник. На крыше одного из вагончиков развевался на флагштоке израильский бело-голубой флаг. К автобусам подошли три молодых человека в рабочей одежде. Здоровались за руку с нашими гидами. Тут же подъехали два шикарных легковых автомобиля и из них вышли несколько мужчин в темных костюмах, белых рубашках и галстуках.
Мы с Машей не успели осмотреться, как в руках у нас оказались древка с большими бело-голубыми флагами, а на головы были нахлобучены белые спортивные фуражки с голубыми шестиконечными звездами. И все вокруг уже тоже стояли в таких же фуражках и с флагами в руках.
И сразу же начался симпровизированный митинг. Выступали наши гиды, к чему-то призывали солидные мужики-галстучники...
Мы с Машей не слышали их... Хлопали на ветру флаги, из ущелий поднимался туман, утреннее солнце слепило глаза, освещало склоны гор, поросшие редким кустарником и усыпанные белыми, а сейчас розовыми в утренних лучах солнца, - камнями-валунами. И было впечатление, что на склонах этих библейских гор пасутся бесчисленные стада розовых овец…
После митинга нам всем раздали кирки, ведра и саженцы. Оказывается, багажники наших автобусов были заполнены саженцами оливковых деревьев! И сейчас мы должны будем посадить оливковую рощу у будущего еврейского поселения в Самарии!
Надо было кирками выдолбить на террасе каменистого склона горы приличную ямку, насыпать в нее уже заранее привезенную сюда (рыжую!) землю, посадить в нее деревце и обильно полить водой. Труд не из легких, но нам с Машей помогали наши гиды. И было приятно, что на меня смотрят еще (пока еще!) не как на бабушку… Попутно они рассказывали, что каждое деревце в Израиле (все рощи и леса!!!!) посажены руками израильтян. Позже, довольно часто проезжая в экскурсионном автобусе вдоль границы (проволочного заграждения) с Ливаном, Сирией или Иорданией я видела контраст: с израильской стороны все склоны гор покрыты густыми лесами, рощами, молодыми посадками, в зелени которых просвечивают белые кубики домов под красными черепичными крышами, - а с противоположной, за колючей проволокой границы – только пустынные, лысые, словно обглоданные, усыпанные белыми валунами невысокие горы - холмы. И почти всегда лезли в голову мысли: “Ну, что же ? Вам мало земли? Вон сколько пустует ее у вас! Что же не облагородите ее, не заселите, а рветесь к нам? Конечно, этот кусочек, на карте – с ноготок,- такой ухоженный и такой... лакомый!"
Как-то одна из моих бывших сотрудниц по Барнаулу, когда мы с ней разговаривали в Skype, спросила:
- Светка! Как ты там живешь? Там же пустыня, песок, почти нет деревьев, зелени!... И такая грязь...
Я потом поняла, что была она в Палестине, в каком-то городе у арабов,
двухдневным туром из Турции. Была и в Иерусалиме, естественно - в восточном.
И вывезла свое впечатление...
Когда я прислала ей свои видеофильмы о Хайфе, Иерусалиме, Мертвом море, Галилее... - она позвонила мне и сказала:
- Светка! Я обалдела! Твоя Хайфа прямо в лесу!...
...Опять отвлеклась.
...А потом нас завезли в какой-то киббуц, и приветливая пожилая пара, хозяева маленького медового заводика, угощали нас свежим медом с сотами, поили вкусным чаем с наной (мятой) и пышными, еще горячими булочками с изюмом. Хорошо заниматься политикой!…
Но вернусь к тому, с чего начала.
Маша вскоре перестала ходить на занятия в ульпан и я часто возвращалась домой с Женей, одним из наших “гидов”. Вели разговоры, как говорится – “за жизнь”. Я рассказала про Глеба, про его нелегкую “судьбу” в школе.
- А вы переведите его сюда, в школу “Рамбам”, - сказал он.
– Как? В религиозную школу?
- И что? Закончит шестой класс здесь, а потом – куда хотите! У меня старший учился в этой школе, а в седьмой класс пошел уже в светскую. И младший сейчас здесь, во втором. В этой школе им не позволено драться, оскорблять, сквернословить, этому учат... Если сказал плохое слово – иди мой свой рот! Школа хорошая, и знания дает нормальные. Ну, религия... Так Танах преподают во всех школах. И не меньше. Особенно в младших классах. И это полезно,- дети учатся логически мыслить, учатся воображению, фантазии, - если хотите. Это же история...
Словом, с моей подачи , на оставшиеся полгода шестого класса Глеба перевели в школу Рамбам. И все было, как нам казалось, хорошо.
Одноклассники его там не обижали, преподаватели приняли, как родного. Мне очень нравилась директор школы, - пожилая, очень милая женщина. Нравилось, что детей приучают к труду: каждую пятницу их возили автобусами в киббуц, там они собирали овощи. А потом, с занятий, гордый Глеб приносил домой заработанный пучок зеленого лука, пакет с морковкой или велок капусты.
Мы смеялись:
- Кормилец наш!
А ребенок страдал... Он оказался в двусмысленной ситуации. Дома обычный, светский образ жизни, далекий от какой бы то ни было религии, а в школе требуют соблюдения всех религиозных традиций, правил и догм. В школу обязательно надо ходить в кипе, и чтобы избежать насмешек своих бывших одноклассников, Глеб по дороге прятал кипу в карман, а на подходе к школе Рамбам быстро надевал ее на голову, кое-как приладив с помощью выскальзывающей из-под пальцев заколки. И ко всему, без кипы! - на всем пути опасался встречи с учителями своей новой школы. (Он сам
как-то рассказал мне об этом, и сердце у меня сжималось: - что же я наделала!)
Но все это представляло собой еще полбеды… Свежий, чистый мозг ребенка, как губка, впитывал все, что ему говорили и чему учили, - теперь уже в религиозной школе - очень опытные, внимательные, ласковые учителя, умелые завоеватели детских душ. Дома порой доходило до истерик: это нельзя есть! Это нельзя хранить вместе в холодильнике! Этого вообще нельзя делать!!!
В тот год я очень часто, почти каждый выходной, ездила с новыми друзьями в экскурсиях по Израилю. Брала с собой и внуков. Чаще - Глеба, так как Антона в автобусе укачивало. Мне было с ним хорошо. Ему так же все было интересно, как и мне. Сохранилось много фотографий наших путешествий. Но на привалах, когда садились обедать, мне приходилось искать самое укромное место, чтобы никто!, особенно религиозные!, - а их в эти дни тоже полно в местах отдыха, - не смогли увидеть, что и с чем мы едим!!
И с облегчением все вздохнули, когда подошел к концу учебный год. В седьмой класс Глеб уже пошел в муниципальную, светскую, школу…