Мадонна
Разыгрывал ли Дантес влюбленного в Наталью Николаевну, или же был влюблен в нее по-настоящему, – теперь трудно сказать.
Есть примеры и того, и другого.
Вот какой виделась Дантесу первая красавица Петербурга.
Своему лицейскому другу и родственнику Д’ Аршиаку он рассказывал: «Представь себе олимпийскую богиню в наряде знатной дамы. Она высока и изумительно стройна. Талия девически тонка и колеблется, как стебель, пышный и мощный торс великолепно расцветшей женщины. На нежной и хрупкой шее голова Юноны, но не властной и гордой, а кроткой и застенчивой. Этот контраст восхищает, преисполняет тебя состоянием и может свести с ума.
Описать эту торжественную красоту невозможно. Представь себе лицо с овалом безупречной чистоты в раме из шелковисто-густых локонов, с огромными сияющими глазами, словно вбирающие в себя, как алмаз, все лучи, чтобы вернуть их с удесятеренной силой.
Но больше всего изумляет в ней сочетание строгой красоты с наивным страдальческим выражением лба, глаз, светлой и чуть грустной улыбки.
В этом классическом совершенстве есть нечто жалобное, почти детское. Эта ослепляющая женщина в полном расцвете своей молодости кажется бесстрастной, как ребенок, и чистой, как девственница. От нее веет холодом мраморной статуи, и это может окончательно лишить рассудок!»
Барон де’ Геккерн был о Натали другого мнения, назвав ее накануне дуэли «глупой фарфоровой куклой с рыбьими глазами и куриными мозгами».
Да и Дантес менял свое мнение о предмете своей любви. В разговоре с В.А. Соллогубом в ноябре 1836 года он назвал Наталью Николаевну «кривлякой» и был согласен с характеристикой своего полкового товарища Трубецкого, самой короткой и категоричной: «Набитая дура!»
Анна Ахматова дала жесткую, несправедливую характеристику Наталье Николаевне:
В годы пушкинской культуры
Правда просится сама,
Умный, а погиб за дуру,
Вся то радость от ума.
Время все расставило по своим местам. Мы можем верить или не верить Дантесу, Трубецкому, Ахматовой, но у нас нет оснований не верить самому Пушкину, который любовался лицом и душой своей жены, назвав ее «чистейшей прелести чистейший образец».
Он молился на свою мадонну.