ВО ДВОРЕ ЗЛОЙ ШЕРИФ
— Ты пельмешки будешь? — тётя Оля открыла морозильное отделение холодильника и обернулась ко мне: — Раньше-то считалось, что пельмешки — это только зимняя еда, а окрошка — только летняя. Но сейчас, когда у всех появились в домах холодильники, а то — и по два, то разницы никакой не стало. Да и зелень щас круглый год продаётся. Правда, я не люблю тепличные помидоры и огурцы: какие-то они водянистые, безвкусные, как будто пластиковые, не настоящие. Даже зелёный лук — и тот не такой, каким должОн быть… Вот и чудненько! — одобрительно улыбнулась она, увидев мой утвердительный кивок на её вопрос.
Хозяйка достала полиэтиленовый пакет с замороженными самолепными пельменями, пошебуршала им, отделяя смёрзшиеся пельмени друг от друга и, наполнив кастрюлю водой, поставила её на плиту, а сама уселась напротив меня, положив локти, как это часто делают в деревнях, на стол. Так удобнее сидеть.
— Много лет я лепила большие пельменищи, да меня моя сродственница с Сибири надоумила лепить поменьше размером. Возни, взаправду сказать, побольше, но зато и вкусней-то получаются, да и откусывать не надо: положил себе в рот, да и наслаждайся смаком в своё удовольствие. Я пельмешки-то тоже по-сибирски стала делать: фарш разбавляю капустой — другой вкус получается. Ты с чем пельмешки больше любишь: со сметанкой или с майонезом?
— Тётя Оля, ну кто же откажется от Вашей сметанки?! Она у Вас очень вкусняцкая!
— И то правильно! Доня хорошее молочко даёт, жирное, а в сметане аж ложка стоит… А приправлять чем будешь: уксусом или чёрным перцем? У меня и хрен есть… можно и хреновиной приправить. У меня замечательная хреновина! Будешь?
— Замечательную хреновину обязательно буду! И чёрный перец.
— И то правильно! Я тоже любительница хреновинкой приправить,— тётя Оля довольно улыбнулась. Вода в кастрюле начала закипать, и хозяйка бросила в воду три лавровых листика и сдобрила воду двумя щепотками соли, после чего вновь уселась напротив, но ненадолго: через пару минут ей вновь пришлось встать, чтобы забросить в кастрюлю пельмешки.
В это время за окном раздался оглушительный треск, который я уже ранее не раз слышал. В окно мне удалось разглядеть проезжавшего мимо дома пожилого мотоциклиста в танкистском шлеме.
— Дядька Гена в районный центр на станцию ягоду свою повёз продавать. Там приезжие быстро раскупают, да и подороже выходит продать, чем у нас-то. Он и нашенским продаёт, коли попросит кто, но не так охотно: нашенским-то сильно дорого не продашь, а он буквально на всём копейку делает. Куркулём у нас кличут его за глаза-то. Когдась супружница евойная померла, Надя-то, то он сильно изменился. С нею жил — нормальным мужиком был, а после смерти её изменился в обратную сторону — куркулём вдруг заделался. Забор эвон какой поставил: металлический василькового цвета, два с половиной метра высотой…
Заметив, что я пожал плечами, мол, не видел забора, тётя Оля, помешивая одной рукой пельмешки, второй рукой подбоченилась и спросила: — А ты в ту сторону не ходил ещё? Так ты сходи, сходи, посмотри: ни у кого у нашенских-то таких заборов нету. Так, оградки деревянные из штакетника, чтобы скотина да собаки с птицею домашнею не забредали, а у него поверху забора ещё и колючая проволока натянута, чтобы урожай его не сглазили, да чтобы мальчишки не лазали. А во дворе его — овчарка злющая… Ой, я тебе щас про эту собаку-то евойную и расскажу… Щас, вот только пельмешки выложу в тарелки, да и расскажу… Можа, понравится рассказ-то мой, тогдась ты тоже запиши в свой блокнотик-то…
Не сразу тётя Оля начала рассказ. Сначала мы молча поели славных пельмешек, запивая их морсом — разведённым водой смородиновым вареньем, процеженным через ситечко. Несмотря на протесты хозяйки, я вымыл посуду, и уселся в зале на диване отдохнуть после приятной трапезы. Пока я мыл посуду, тётя Оля успела сходить в огород и нарвать тарелку клубники, которую поставила рядом со мной на диване:
— Ешь немыту ягоду! Она так слаще будет-то.
Я с её таким антисанитарным утверждением полностью согласен. Тётя Оля достала спицы и пряжу, нацепила на кончик носа очки и, удобно устроившись в кресле, стала вязать шерстяной носок для вновь испечённого зятя Ивана. Что-то пошептав губами, она кивнула головой на находящийся в цветастом тряпичном мешочке шерстяной клубок:
— Это — ни овечья и ни козья шерсть-то, а собачья. Так ить в последние годы и не стало в нашей деревне почти коз да овец. А есть у дядьки Гены овчарка здоровущая, вот от неё шерсти-то и полно. Раньше у него шерсть по всему двору летала, а теперь он счёсывает с собаки-то, да продаёт нашенским бабам за 100 рублей пакет. Нам — недорого, а ему — всё какая-никакая прибыль. Пользительная собачья шерсть, особенно для поясницы и суставов: и носки, и пояса, и свитера вяжем. Дядька Гена-то один живёт, сыновья евойные редко к нему приезжают с Москвы-то да с Воронежу. Но он им деньги не посылает, мы на почте справлялись. Можа, так отдаёт, когда нагрянут, не знаю.
Пса свово дядька Гена назвал Шерифом. Ох, и злобный псина вырос! На цепи всю жизнь живёт. К забору страшно подойти: пёс начинает рычать да на забор прыгать, того гляди, что обвалит. Шум стоит ужасный. Почтальонша, что пенсию носит, позвОнит в звонок-то, да сразу отбегает на другую сторону дороги. Не зря на калитке табличка висит: «Во дворе злая собака». К дядьке Гене-то никто, почитай, не ходит, по мобильнику общаемся, коли кто купить у него что-то захочет. Или к соседке евойной, Вале, надо идти. У неё с дядькой Геной дворы разделяет заборчик из штакетника, а Шериф до этого заборчика не достаёт, тем более, что там и кусты малины мешают собаке-то… Так Валя всё одно боится вплотную подходить к заборчику, криком выкрикивая соседа, чтобы вышел поговорить.
Шерифа свово дядька Гена малюсеньким щенком привёз со станции пять лет назад. Говорил, что выменял на сливы у мальчишек, которые щенка хотели утопить. Да никто у нас не верит, чтобы он выменять мог. Нашёл, поди, беспризорного, или погулять за чью-то калитку вылезшего со двора свово…
Вот, значица, прошлым летом-то к Вале приехали погостить племянники: два шустрых таких мальчонки четырёх и шести годков. И случилось в один день так, что дядька Гена уехал на своём мотоцикле, на «Урале»-то, на станцию, а Валя пошла к моей соседке, у которой корова Доня, за молочком да за сметанкой. И ходила-то, говорит, недолго, а когдась возвернулась, глядь, а мальчонок-то ни во дворе, ни в дому и нету. Она — туда, сюда: нету племянников, и всё! И хоть убейся! Давай она их криком кричать, так они с дядьки Гениного двора-то и откликнулись. Ахнула Валя, да тихонько к заборчику — шасть. Да вот только через малину ей не видно пацанят. И что странно: Шериф не рычит и не лает, да цепью не брякает. Притащила Валя от стайки лестницу-стремянку, взобралась и видит такую картину: сидят мальчишки возле Шерифа и расчёсывают его Валиной расчёской-массажкой, а тот бесстыдно так лежит на спине, лапы задрал да поворачивается то так, то сяк, то вот этак… Увидел Шериф Валю, зубы оскалил, зарычал поначалу, а потом опять блаженно разлёгся да глаза прикрыл. А рядом с мальчишками лежит гора шерсти чёсаной.
Валя стоит на лестнице ни жива ни мертва. И стоять на стремянке не удобно, и слезть боится, да и любопытно ей, как дела будут дальше делаться. Умоляет лишь мальчишек быть по-аккуратнее с Шерифом, не злить его, а сама и делать-то что — не знает. Участковому звонить? Так что он сделает? Лишь обозлит собаку-то… Вот и стоит она как часовой на вышке, а мальчишки хохочут себе, играют с этим волкодавом. И что интересно, тот разрешает им делать с собой всё, что им вздумается: то за хвост потянуть, то за лапы, то горло почесать, то уши потрогать, то нос. Один раз только собака недовольно зарычала на них, когда они попробовали соломинку ей во влажный нос сунуть. А потом стали они уши собакины рассматривать и щекотать соломинкой червячков, которых будто увидели в евойных ушных раковинах. А тот, собака такая, довольный лежит, не шелохнётся. И то правда: кто с ним вот так когда играл? Никто. От дядьки Гены ласки не дождёшься, наоборот: окрики до команды только… Он, оказывается, ни разу Шерифа до этого не чесал…
Короче, два часа так Валя на стремянке часовым-то и простояла, боялась не уследить. А лишь начнёт она Шерифа уговаривать отпустить ребяток-то, так тот сразу в ответ зубы скалит да грозно рычит. Но как только заслышал Шериф звук мотоцикла, так сразу делово встал, отряхнулся, подбежал к калитке, и лишь оттуда вяло шуганул ребятишек: мол, идите себе, пока хозяин вас не увидел. Мальчонки две штакетинки отодвинули, да обратно во двор к Вале — шасть. Да не пустыми вернулись, а и шерсть с собой в охапку забрали. Валя сама вязать-то — не вяжет; отдала шерсть мне, а я уж спряла шерсть, да пацанятам, пока они гостили здесь, носочки связала.
Валя, смех и грех, после этого случая, как слезла со стремянки, так два дня толком ходить не могла, а пацанята продолжали наведываться к Шерифу, пока его хозяин уезжал. Она потом уже, после отъезда племянников-то, рассказала дядьке Гене о случившемся. Так тот из этого для себя два вывода сделал: что ласка, оказывается, и злобному зверю приятна, и что бесплатная собачья шерсть — это ему дополнительный заработок будет. Только вот ласкать свою собаку дядька Гена до сих пор не ласкает, зато вычёсывает Шерифа, да шерсть продаёт…
Когда Валины племянники уехали, то Шериф дня три хворал, почти не ел, а всё на Валин заборчик с тоской поглядывал, не воротились ли… Вот как раз ровно послезавтра эти шустрые племянники и приезжают опять к Вале погостить. Как думаешь, узнает их Шериф-то? Ведь за год подросли они, как никак.
— Уверен, что узнает. Только поначалу с осторожностью встретит их.
— Хорошо бы, кабы узнал! Жалко мне этого злого Шерифа! — вздохнула тётя Оля, поверх очков разглядывая связанную часть носка.
Мы немного помолчали, думая каждый о своём, а потом тётя Оля, опустив вязанину на подол, спросила меня:
— А тебе интересно, что я тут про нашенских-то рассказываю?
— Мне очень интересно! — честно признался я.
— А как думаешь, когда ты напечатаешь, другим будет интересно?
— Не знаю, тёть Оль! Это уж кто что любит читать. Кого-то интересуют детективы, кого-то фантастика, кому-то интересно про любовь читать, а кому-то — про войну… Но, поверьте, что кому-то и Ваши деревенские истории будут интересны.
— Дай то Бог! Дай то Бог!.. Надо же, мои истории кто-то будет читать!.. — тётя Оля мечтательно улыбнулась и продолжила стучать спицами, неслышно шепча себе под нос количество связанных петель.
10.06.2015 г.