ХМАРА.
Я жила с бабушкой в Киеве после смерти папы. Жизнь была нищенская, её бедной даже назвать трудно. Не знаю, выжили бы мы, если б не соседи по коммуналке, по двору, и вся эта атмосфера дружбы, общих праздничных столов, открытые двери и закон взаимовыручки.
Наша соседка по коммуналке была отличной портнихой и обшивала меня из того, что было. Да так ловко, что мне умудрялись даже завидовать. Тётя Маша жива ещё по сю пору. Я была два года назад у неё в Киеве в гостях.
Она уже старенькая, далеко за восемьдесят. Болят ножки, но дырочку малюсенькую, « прокурку», как я их называю, на моём кардигане заметила в момент. Вдела ниточку в микроскопическое ушко иголочки и художественно и изящно затянула дырочку.
Я изумлённо спросила про очки, вернее, про их отсутствие. На что тётя Маша мне как придурку повторила, что у неё не глаза болят, а ноги.
Но сейчас я расскажу не о ней, хоть она достойна отдельного рассказа. Я расскажу о другой нашей соседке- красавице Ольге Хмаре.
Тогда мы были маленькие, а они молодые тридцатипятилетние. Мы носились по двору, играли в лапту, прыгали в классики, а у них проистекала просто итальянская жизнь со страстями, любовями, завистью, обидами.
Мы с бабушкой жили на четвёртом этаже в комнатке. В другой жила тётя Маша с мужем и дочкой Наташкой, постарше меня лет на пять. По этой причине я ей была неинтересна. Меня же к ней и ко всему из жизни взрослых тянуло как магнитом. Ушки были на макушке двадцать четыре часа в сутки.
На пятом этаже жила моя самая-самая любимая подружка Томуся. Мама у неё тоже была портниха. Так что мне и там изредка перепадало. А на их площадке, с общим коридорчиком на две квартиры жила, как бельмо в глазу, до непозволительной наглости, красивая тётя Оля Хмара с тремя сыновьями.
Была она разведена. Но отец двоих её старших детей, Толика и Игоря постоянно, таскался к ним со слезой в глазу: « Вернись! Я всё прощу!». Но высокая, белокурая Ольга имела ввиду и бывшего мужа, и всё, что он ей сулил. Про отца младшего сына, Аркашки, никто ничего не знал. У Ольги и спрашивать было бесполезно.
Она отставляла длинную ногу, запрокидывала лицо и хохотала. Да так заразительно и звонко! Аж до ненависти к этому алому рту с белыми и крепкими зубами. Короче, спрашивать - себе дороже!
Женщины двора очень Ольгу опасались. Если какой из них случалось послать в булочную мужа, то она металась от окна к окну, прослеживая маршрут и считая минуты. Больше всего они все боялись, что муж попадёт в сети, расставленные красивой и весёлой Ольгой.
Те бы и рады в сети попасть, но для Ольги они были слишком мелкой рыбёшкой. Не в смысле денег, а в смысле чувств. Что они ей могли дать? Эти, приколотые к юбке?
Она была не из тех, кто оправдывается и радеет за свой авторитет у кумушек на скамейке. Но её семья жила дружно и чисто. Дети ухоженные, сама Хмара - работяга и отменная мать. В их доме всегда была огромная ёлка в Новый год. А конфет и мандаринок на ней было! Не счесть!
И ребята были серьёзные, рукастые. В доме прибрано. Сами аккуратные. Бегали со всеми по двору, гоняли мяч. Но это было их заслуженным досугом, а не скучным тягучим, сонным времяпровождением, как для многих.
Ольга бралась за любую работу, лишь бы дом – полная чаша. И никто, не дай Бог, не посмел пожалеть её мальчишек. Они вязали изумительные коврики, что-то ещё и ещё выдумывали, чтобы пополнить бюджет семьи. Но денег не всегда хватало. И Ольга сдала угол студенту. Угол - в буквальном смысле этого слова.
Студент жил в комнате мальчиков, подтягивал их по математике, а ещё платил за угол какие-никакие деньги.
К тому времени, когда мальчики исправили все свои двойки и даже тройки по алгебре и геометрии, живот у Ольги уже полз стремительно и вверх, и в ширь.
Я по малолетству не сразу это заметила. Опыта было маловато в девять лет, но Наташка из моей квартиры мне всё популярно объяснила про Ольгу Хмару. Это было одно из первых моих нравственных потрясений.
Как-то шли с бабушкой по центру Киева, через парк Шевченко на Красноармейскую к родне и столкнулись с Хмарой. Она шла с полной сеткой продуктов и с огромным животом в больницу к Аркашке, младшему. Он лежал там с воспалением лёгких.
Бабушка участливо с ней беседовала, давала советы по реабилитации Аркашки после больницы. Бабушка была докой в области медицины. Тридцать лет отстучала на машинке в военном госпитале Киева и знала много терминов, что внушало соседям священный трепет.
А к осени Аркашка оклемался и в школу пошёл, а Ольга благополучно разрешилась от бремени крикливой девчонкой. Студент, естественно, растаял. Девчонку растили в неге и любви. К трём годам это была уже оконченная нахалка и симпатяга- Ленка.
Женщины двора пребывали в унынии. Ольга опять стала опасна. А мужики просто косяком на неё шли. Мужики и сплетни. А та жила, не замечая. Да и некогда ей было. То Аркашке пальтишко надо справить, то Ленке- любимице платьице новое. Да что тут говорить? Дети!
Время на месте не стояло. Дети росли. Росли и мы с Томусей. Подросли настолько, что уже простаивали с мальчишками в подъезде. Мальчишки уже пытались нас целовать, но мы ещё не очень годились на это дело.
А Ольга Хмара вышла замуж за мужчину со смешной фамилией – Окрошко, который был моложе её лет на десять. И уже носила по двору огромное пузо. Родила Павлика. Окрошко сгорал от страсти к жене и от любви к сыну.
Ленка была добровольной нянькой. Прогуливала Павлика во дворе. Проводила среди него воспитательную работу:
- Куды прёшь в сандалях, б@дь такая! Маты полы намыла!
Соседки выговаривали Ленке, что так с братиком нельзя разговаривать. Надо ласково, по - хорошему.
Ленка с соседками была согласна, но только отчасти:
- Та я ему, б@ди, уже тры разы казала!
Мы повзрослели. Я уехала в Таллин, вышла замуж. Родила сына. Развелась. Томочка моя в Киеве тоже вышла замуж. Родила сына. Развелась.
Как-то летом я приехала с сыном в гости в Киев. К родне, к Томусе. Нам было по двадцать три года. Мальчишки у обеих на время наших каникул брошены были на бабушек и мам. А мы каждый вечер вращались, романились, бегали по ресторанам и просто по танцулькам. Короче, крутили своё кино.
И вот, в родном своём дворе наткнулись на красиво и интеллигентно постаревшую Ольгу Хмару. Остановились поговорить за жизнь. Она давно уже выгнала своего Окрошку. Выгнала, как только он стал поглядывать на молодых.
- Ну что обо мне говорить? Не интересно! Как вы-то, красавицы?
Красавицы потупились и грустно вздыхая, поведали тёте Оле Хмаре, что мужья, де им попались никудышные, и сыновей-то они поднимают, не щадя сил никаких…
- А что же любовников себе не заведёте, такие справные барышни?
Девочки фарисейски вздыхали, высоко поднимая бровки домиком. Сие должно было означать: « Как можно? Мы не по этому делу! Мы сыновей рОстим!»
- Слушайте, девчонки, что я вам скажу: в любой подворотне, под любым забором… Лягать, лягать и лягать! Когда вам будет столько, сколько мне, вы не вспомните тех, кому давали! Вы вспомните того единственного, кому не дали. И горько заплачете! А поезд-то уже ушёл!
Но девчонки уже в нетерпении перебирали стройными ногами. Их ждали! Они должны бежать! Попрощались и ускакали на тонких каблучках.
Хмара стояла в недоумении и раздумье. Она очень хотела надеяться, что две эти глупые куколки поскакали лягать! Добавлю от автора. Надежды были оправданы. Не так категорически, но всё же…
Таллинн. 31 мая 2015год.