Глава XXIV
В январе Эллин вернулась в Париж. И здесь ее ждала приятная встреча.
— Мадемуазель Макки, — окликнул портье Эллин, когда та проходила мимо его конторки, — вас долгое время дожидался какой-то очень важный мсье. Он выразил свое сожаление, что не застал вас, и оставил вот эти розы.
В цветах оказалась записка. Поспешно прочитав ее, она радостно воскликнула:
— Джозеф Шенк! Благодарю вас, — и с этими словами она протянула портье чаевые.
— Не стоит беспокоиться, мадемуазель, ваш друг оказался весьма щедр.
— Берите, берите, — настаивала Эллин. — Вы принесли мне приятное известие.
— Премного благодарен, мадемуазель.
Джозеф приглашал ее поужинать в ресторане. Он был тем человеком, кому она могла полностью довериться, и знала, что сегодня они непременно будут говорить о Берлине.
Еврей Джозеф Шенк был лучшим другом Ирвинга. Его семья иммигрировала из России в том же году, что и семья Берлина, и обосновалась в районе Нижнего Ист-Сайда. Они познакомились в те давние времена, когда Ирвинг работал поющим официантом в «Пейлин-кафе» в Китайском квартале, а Шенк там же аптекарем. Выгодно продав аптеку, Джозеф решил попробовать себя в шоу-бизнесе и быстро понял, что это прибыльное дело. Вскоре вместе со своим братом Николосом они приобрели парк развлечений в Нью-Джерси, а вслед за этим его увлекла киноиндустрия. Амбициозный Шенк стоял у истоков зарождения32 Голливуда.
Джозеф занялся продюсированием фильмов. Благодаря этому в тысяча девятьсот шестнадцатом году он познакомился с молодой и одной из самых гламурных актрис Нормой Толмедж. Шенк был очарован ее красотой и талантом, однако не решался сделать предложение, боясь услышать отказ.
Он попросил Ирвинга, чтобы тот встретился с Нормой и в разговоре с ней выяснил, есть ли у него хоть какой-то шанс. Берлин выполнил его просьбу на следующий же день. Он зашел к Норме на студию и, переговорив с ней между съемками фильма, сообщил другу: «Джо, эта девочка помешана на тебе. Чем быстрее ты сделаешь ей предложение, тем лучше». Джозеф последовал совету и в тот же день попросил ее выйти за него замуж. Она согласилась.
Тогда же Джозеф представил Ирвинга ее сестре Констанс — комедийной актрисе. Ирвинг серьезно увлекся этой высокой, совсем еще юной блондинкой. Между ними вспыхнул роман. Ирвинг всегда притягивал внимание противоположного пола, особенно девушек из шоу-бизнеса, мечтающих о сцене и звездной карьере. Однако для него было небезразлично знать, что он занимает важное место в жизни любимой женщины, и осознавать, что предмет его обожания испытывает к нему искренние, взаимные чувства.
Констанс отличалась от своей сестры, снимающейся в мелодрамах, необыкновенной живостью, веселым нравом, неугомонностью. Но неспособная на глубокие чувства, она словно порхающая бабочка, перелетающая от одного цветка к другому, никак не могла определиться, кто из богатых поклонников более достоин ее руки. Констанс неожиданно завела роман с греческим миллионером, занимающимся импортом табака, и вышла замуж.
Ее мать, желающая стать Ирвингу тещей, недоумевала: «Я просто не могу понять Констанс. Это не вопрос, если бы выбор стоял между маленьким Ирвингом и великолепным греческим богом. Но почему она выбрала парня, который походит на греческого официанта?».
Брак с миллионером оказался неудачным, два года спустя они развелись...
— Рассказывайте, рассказывайте, — сгорала от нетерпения Эллин. — Что вы делаете в Париже?
— Я здесь по делам. Мы снимаем новый фильм.
— Кто в главной роли? Вы приехали с Нормой?
— Нет, это романтическая комедия, поэтому в главной роли снимается ее сестра Констанс.
— Я слышала, вам предложили возглавить киностудию United Artists Corporation?
— Да, меня избрали президентом компании. И к тому же мне удалось заключить выгодные контракты для моих девочек. Сестры Толмедж будут играть все главные роли. Ну, а как вы, Эллин? Скучаете по Нью-Йорку?
— Вы же знаете... Если бы не уговор с папой... — она замолчала. — Вы давно видели Ирвинга?
— Перед самым моим отъездом в Европу.
— Как он?
— Он просил передать вам на словах, что в феврале собирается в Париж...
— Это невозможно, Джозеф, я дала обещание своему отцу, что не буду видеться с ним в течение шести месяцев, и должна сдержать слово. Мы должны подождать... Я вернусь в Нью-Йорк в марте.
— Очень жаль. Было бы неплохо, если бы вы здесь поженились. Ведь вы любите друг друга.
— О, Джозеф, вы один из немногих, кто поддерживает нас и с кем, не таясь, я могу говорить об Ирвинге.
— Я в долгу перед Берлином... Ведь это он сосватал меня Норме, — улыбнулся Джозеф. — Я как-то рассказывал вам эту старую историю.
— Да, конечно... я помню.
— Теперь я пытаюсь отплатить ему той же монетой.
— Джозеф, вы хороший друг, я так рада нашей встрече!
Шенк улыбнулся. Несмотря на свою внешнюю непривлекательность, он был полон личного обаяния и умел очаровывать людей.