Быть знаменитым некрасиво, -
сказал однажды Пастернак.
Нет, ты не врал, как мерин сивый,
а просто получилось так.
Ты вовсе не чурался славы,
и в дружном общем хоре твой
глас тоже воспевал державу,
ведущую с врагами бой.
Пропал поэт.
Исчез другой.
Потом десятый и двухсотый.
Предпочитал ты, дорогой,
свои небесные высоты...
Имея право на прохожих
Глядеть с второго этажа,
век прожил он в тревожной дрожи.
Теперь - кумир для прихожан.
А вождь родной товарищ Сталин
рукой поглаживал усы
и на льстецов глядел устало
как кот, ценитель колбасы...
Однако жизнь - большой обманщик,
и в пьяных выкриках гуляк
шагает в списках пострадавших
Живаго, брошенный в ГУЛАГ…
Но я не понимаю, право,
Чем возвышает труса стих.
Кто дал поэту это право
учить смирению других?
Ты скромно объяснил России,
что мол, позорен всякий приз.
И это очень некрасиво.
Таки нехорошо, Борис...
1985.
На I съезде советских писателей Пастернак был третьей по величине - после Сталина и Горького - звездой.
Когда он вышел на трибуну, зал, аплодируя, встал.
Все знали: к Пастернаку благоволит Сталин (и Пастернак – к Сталину).
Сыграл свою роль и доклад Николая Бухарина «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР». Бухарин назвал поэта «одним из замечательных мастеров стиха в наше время», который нанизал «на нити своего творчества не только целую вереницу лирических жемчужин», но и дал «ряд глубокой искренности, революционных вещей».