- Господи, какой большой дом! Я даже не представляла, что он такой большой. Ух ты, а тут что, чулан? Ты мне не говорил. Ничего себе! Просто поверить не могу! Вот только, - Том, ты меня слышишь?- тут столько всякого хлама, везде пыль, боже мой, тряпья сколько! Как можно было во всем этом жить?! Ну ничего, ничего, я наведу тут такой порядок, Том, ты слышишь, я из этого дома просто дворец сделаю! Том, Том, ты меня совсем не слушаешь, да?
Голос Ханны становился все тише – по мере того как она осваивала внутренние пространства. Том только что вытащил из кузова последние чемоданы и теперь стоял, щурясь на солнце, и улыбался. Он представлял себе, как Ханна перебегает из комнаты в комнату, вертит в руках пыльные безделушки, проводит рукой по столешнице, как будто стараясь стереть – не пыль, нет – долгое оцепенение этого дома. Ей это удастся, обязательно удастся, она умеет разговаривать с вещами, и вещи никогда не сопротивляются ее веселому напору. Так было всегда, так будет и на этот раз.
Ему повезло – дом продавался совсем недорого. “Немного захламлен, - рассказывал агент, - Но в целом, в прекрасном состоянии. Ей-богу, отличный дом, простоит еще сотню лет, можете мне поверить.” “Почему так дешево?” – спросил тогда Том. “Ну, если хотите, могу накинуть пару тысяч”, - рассмеялся агент. - На самом деле, дети предыдущих владельцев хотели продать его как можно быстрее. Нет, нет, не волнуйтесь, с бумагами все в полном порядке, если желаете, пусть ваш юрист все проверит хоть десять раз. Не знаю, в чем там дело, но им очень были нужны деньги. Срочно. Вот, собственно, и весь секрет. Я за это взялся исключительно по знакомству, на такие комиссионные и облезлая кошка не позарится.” “Немного захламлен?! – поразился Том, переступив порог. – Честно говоря, в первый раз такое вижу.” “Да, – согласился агент, - Люди были довольно своеобразные, это правда. Рухляди тут действительно полно, ступить некуда. Но послушайте, это же дело двух-трех дней. Вывезете пару грузовиков, вытряхнете пыль, поменяете занавески…” “Да тут и за месяц не управишься, - усмехнулся Том, - Но это не беда. Дом действительно хороший, крепкий. Мы его берем.”
Озеро и сосны – вот что было самое главное. Сосны и озеро. У Ханны было больное сердце.
Впервые Том увидел ее ранней весной, она шла по аллее, размахивая смешной сумочкой на длинной ручке. Невысокая, немного угловатая, с узкими плечами, на которые обрушивалась волна темно-каштановых волос – Том пошел за ней следом, как крыса за дудочкой.
Примерно через неделю Ханна сказала, что ей обязательно нужно познакомить Тома с одним человеком. “Только, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай. Просто поедем, куда я скажу.”
“Ханна просила меня поговорить с вами. – сказал этот человек. – Пойдемте, выпьем что-нибудь. Она подождет у меня в кабинете.”
“Вот какое дело, Том, - говорил этот человек, сидя напротив Тома в баре, - У Ханны очень больное сердце. Я ее лечащий врач и друг семьи. Честно скажу, дело плохо. Вообще, она очень смелая девушка, но вот вам побоялась сказать сама.” “Сколько у нее времени?” – спросил Том. Он машинально отхлебывал пиво и не чувствовал вкуса. “Точно сказать не могу, но немного. Вы молоды, Том, вы здоровы. Подумайте хорошенько. Если решите уйти, допейте пиво и уходите прямо сейчас.”
Том допил пиво и встал.
“Ну что, - спросил врач. – Вы решили?”
Рыжее пятно отделилось от воды и двинулось в сторону Тома. Оно перемещалось стремительно, и буквально через несколько секунд брюки Тома промокли почти насквозь.
- Черт тебя побери, Рамзес, ты не мог отряхнуться там?
Рамзесу было три года, и в данный момент это был самый счастливый трехлетний колли на свете.
- Иди в дом, помоги Ханне. А ну, давай быстро. – приказал Том, и Рамзес влетел в дом – примерно на той же скорости, с которой несся к дому от озера.
- Ну, с приездом, - поздравил себя Том и начал заносить вещи в дом. До темноты оставалось совсем немного.
Он давно так не уставал. За окном была ночь, люстра в гостиной светила половиной лампочек, но и этого было вполне достаточно. Том валялся на диване, даже не сбросив ботинок, и смотрел в потолок. Ханна возилась в кухне, Там, на сковородке, уже сворачивались в трубочки тонкие листы бекона, еще полминуты, и они станут ровно такими, как Том любит. Чуть хрустящие, солоноватые, как следует подрумяненные с обеих сторон.
- Господи, - слабо вскрикнул Том. – Так нельзя. Так нельзя издеваться над смертельно уставшим человеком. Смертельно уставшему человеку нужно принести кусочек прямо сейчас. Эй, кто-нибудь меня слышит?
- Кто-нибудь слышит. – откликнулась Ханна. – Но это, наверное, кто-то другой. А я ничего не слышу, я просто хотела передать смертельно уставшему человеку, что если он найдет в себе силы дотащиться до кухни, то получит не просто кусочек, а целую кучу таких кусочков и еще много чего впридачу. Том, ты можешь ему это передать?
- Нет. – зарычал с дивана Том. – Не могу. Он только что скончался от усталости у меня на руках. Так что есть твой бекон и много чего впридачу буду я. За себя и безвременно ушедшего друга.
- Мне очень жаль, - хихикнула Ханна. – Но раз уж так вышло, иди сюда один. Да, кстати, а Рамзес где? Рамзес!
Пес не откликался.
- Носится вокруг дома, осваивает владения, - Том кряхтя спустил ноги с дивана. – Читает вечерние газеты.
- Да откуда тут они? Я по дороге не видела ни одной собаки.
- А что, они обязаны были тебе представиться?
- Нет. Я не хотела никакой шумихи и никого не предупреждала о своем приезде. Том, кроме шуток. Позови его. Темно, незнакомое место. Если хочешь, я сама схожу.
- Ни в коем случае. У тебя что-нибудь подгорит, а я этого не переживу.
Том набросил куртку и вышел из дома.
Снаружи жила темнота. Ветер то лениво теребил ее, то, внезапно разозлившись, дергал за невидимый дальний край, и тогда огромные полотнища отклеивались друг от друга, разлетаясь в стороны, разрываясь в клочья, и только в черных сгустках, намертво вцепившихся в землю, угадывались очертания кустов и деревьев. Где-то рядом, в паре сотен шагов, тяжело дышала огромная масса воды. Том ничего не мог разглядеть, но слышал, как поверхность озера то вспухает, то оседает вниз, а волны торопливо вылизывают прибрежный песок.
- Рамзес! Где ты, чертов пес?! А ну, домой! Рамзес!
Том представил себе, как в полной темноте летит рыжая пуля, лапы едва касаются земли, пасть раскрыта… Да где же он?
Осторожно нащупывая ногами влажные ступеньки, Том спускался к озеру. Может быть, пес носится по берегу, окончательно одурев от новых запахов?
Окно кухни было ярко освещено, занавески не задернуты, и ему было отлично видно, как Ханна хлопочет у стола, накрывая ужин. Вот она поставила тарелки, подбоченилась, что-то передвинула, поправила и довольно улыбнулась. Вот она берется за край стола, чтобы чуть отодвинуть его от окна, вот ее руки судорожно вцепляются в этот самый край, и Ханна, вскрикнув от боли, оседает на пол.
Он несколько раз поскользнулся на ступеньках и даже упал, ободрав правое предплечье о перила, но все равно прибежал быстро. Ханна лежала на полу и дышала очень осторожно, аккуратно впуская и выпуская воздух через посиневшие губы.
- Том, лекарства в сумочке. А сумочка… Сумочка…
- Я мигом! – Том уже летел в гостиную, где в самом центре были свалены чемоданы, баулы, пакеты – все, что они привезли с собой. Куда она ее положила, эту сумочку? Свет зажегся не сразу, Тому пришлось несколько раз ткнуть по выключателю. “Чтоб тебе, сволочь!” – прорычал он, бросаясь к вещам. Слава богу, сумочка лежала на самом видном месте. Та самая, с длинной ручкой. Том подхватил ее и бросился назад, в кухню.
- Удивительное дело, Том, - Ханна сидела на полу и гладила Рамзеса, который, видимо, вбежал в дом вслед за Томом. –Все прошло. Никогда еще так не было. Извини меня, я тебя напугала, да и сама напугалась, честное слово. Наверное, просто очень устала. Может такое быть?
- Может, может. – Том опустился на пол рядом с ней, все еще сживая в руках сумочку.
- Смотри, Рамзес мне подарок принес, - Ханна кивнула на старый, промокший шлепанец. – Не знаю, где он его раздобыл.
- На улице, наверное. Видишь, мокрый насквозь. Должно быть, не одну неделю там провалялся. Завтра выкину.
- Попробуй, - слабо засмеялась Ханна, - Ты же знаешь, он его найдет и назад притащит. Так ведь, Рамзес?
- Так, разумеется, - сказал бы Рамзес, если бы умел говорить.
- Все, - сказала Ханна, ткнув Тома в бок. – Пора вставать. Бекон чуть не подгорел. Мы будем сегодня ужинать или нет?
Дождь начался еще ночью, а под утро превратился в ливень. Тучи елозили по озерной воде серыми брюхами, мокрые стволы сосен пытались сбросить смирительные рубашки из холодных струй, но это получалось у них из рук вон плохо.
Том проснулся от сильной головной боли. Она пульсировала, как будто следуя за очередными порывами дождя и ветра. Постанывая, он спустил ноги с кровати, сунул их в шлепанцы и побрел на кухню. Там возилась Ханна – веселая, легкая, быстрая – как будто вчерашний приступ приснился им обоим.
- Что с тобой? У тебя лицо совсем серое. Том, ты что?
- Голова раскалывается, - признался Том. – В первый раз в жизни такое, честное слово.
- Это я тебя вчера напугала, не иначе. Прости.
- С ума сошла. За что тут можно извиняться? Но перепугался я, действительно, здорово. Ничего, все пройдет. Дай-ка мне кофе, что ли.
- А я проснулась совсем рано, - говорила Ханна, следя за ровной струей, лившейся из кофейника в любимую чашку Тома. – Прошлась по дому, ужаснулась, потом еще раз ужаснулась, а потом взяла тряпку и вытерла пыль в кухне. Смотри, как теперь чисто. И знаешь, вдруг почувствовала такую легкость. Не знаю, как тебе это объяснить.
Том медленно отхлебывал кофе и морщился. Боль не проходила.
- Давай я тебе таблетку принесу. У меня их полно, на все вкусы. А?
- Не нужно никаких таблеток, - отмахнулся Том. – Сейчас займусь делом, и все пройдет.
- Ты бы отдохнул сегодня. Посмотри, что на улице делается. Носу не высунешь.
- Это да. – согласился Том, допил кофе и встал из-за стола. – Ну, давай тряпку. Пойду пробовать твой рецепт лечения. В гостиной этой пыли столько – можно лопатой сгребать.
- Ну так зачем тряпку пачкать? На крыльце есть лопата, - усмехнулась Ханна.
Том легонько шлепнул ее и поплелся в гостиную.
Голова прошла – стоило Тому снять первый слой пыли с обеденного стола. Том постоял несколько секунд, сжимая в руке перепачканную тряпку. Боль не возвращалась. “Черт-те что”, - пробормотал он и принялся яростно оттирать столешницу.
Дождь так и лил весь день, без единого просвета. Рамзес выскакивал на улицу, стремительно делал свои дела у самого крыльца и тут же бросался назад, шумно отряхиваясь у входа. За несколько часов земля разбухла настолько, что, казалось, стоило сделать один шаг, и она с чавканием и бульканием жадно утащит безумца в самую глубину.
- На сегодня хватит. – Том швырнул очередную, наверное, уже двадцатую, грязную тряпку на пол и рухнул в кресло. – Это просто ужас какой-то. Посмотри на часы.
- Лучше не смотреть. – устало усмехнулась Ханна, падая в соседнее кресло. – И так ясно. Мы провозились целый день, даже не обедали. Зато глянь, какая красота. Правда, Том, тут становится уютно, честное слово.
- Ну да, ну да… Интересно, сколько грузовиков понадобится, чтобы вывезти всю эту дрянь? Завтра буду звонить, искать, кто возьмется. Черт!
- Что с тобой? Том, Том?!
- Голова. Опять. Ничего не понимаю.
- Ты устал. Мы оба очень устали. Посиди, я принесу тебе таблетку.
- Ханна… Не надо. Не люблю я их. Сейчас пройдет.
- У тебя весь рукав в пыли…
- Это от подлокотника. Мы забыли его вытереть. Теперь чисто.
- Том, я сейчас что-нибудь приготовлю, а ты знаешь что сделай? Замотай голову полотенцем потуже и приляг. Я принесу.
- Знаешь, не надо. Кажется, прошло. Да, точно. Как рукой сняло. Чудеса какие-то, честное слово.
- Чудеса… - задумчиво повторила Ханна. – Да, пожалуй.
Дождь шел еще два дня.
- Телевизор старый, неработающий. Две штуки. К дьяволу два старых неработающих телевизора, - объявлял Том, прохаживаясь по гостиной.
- Кофемолка сломанная, одна штука; миксер в отличном состоянии, произведен двадцать лет назад, одна штука; тостер, частично покрытый ржавчиной и полностью покрытый пылью, одна штука. К черту. – вторила Ханна, высовывая из кухонной двери руку с опущенным вниз большим пальцем.
- Холодильник древний, три штуки, холодильник относительно новый, одна штука.
- Кастрюли всех видов, непригодные к употреблению, четыре чугунных сковородки.
- Иду с козыря. Радиоприемник середины двадцатого века.
- Мешки полиэтиленовые, перевязанные веревкой. Сотни две, наверное.
- Ханна, это король, а то и туз. Ты меня сделала. Нет, подожди, подожди… Четыре коробки старых фотографий.
- Не смешно.
- Почему?
- Если честно, не могу отделаться от мысли, что мы собираемся вывезти на свалку чью-то жизнь. Просто так. Вот она прошла, эта жизнь, закончилась, и теперь то, что было дорого этим людям, выволакивают наружу, запихивают в мешки, грузят в машину… И все. Как будто бы их и не было на свете. Вычеркнули и забыли.
- Ну так что теперь, оставим весь этот хлам на память?
- Я этого не говорила. Давай хотя бы фотографии посмотрим.
- Посмотрим, чью жизнь вот-вот вывезут на свалку? Познакомимся напоследок?
- Том, не смей так говорить. Я не знаю зачем, может быть, просто из дурацкого любопытства, но я хочу посмотреть. Мне это нужно.
- Все, все. Вот они, фотографии эти. Иди сюда.
- Везет людям. Фотогеничные – что в молодости, что в старости. А я на свои фотографии смотреть не могу. Что в анфас, что в профиль – образина.
- Том, ты ерунду какую-то говоришь, честное слово. Отлично ты получаешься на фотографиях. Ну, может быть, не на всех,
- Ладно, ладно. Так я тебе и поверил. Ну, что скажешь?
- Не знаю, Том. У меня какое-то странное ощущение. По-моему, они были не слишком счастливы.
- С чего ты взяла?
- Мне так кажется. Не могу объяснить. Ну вот, смотри – видишь, как правильно они улыбаются? Вот здесь. И здесь, и здесь тоже.
- Нормально улыбаются, как все. Я тоже так улыбаюсь, когда снимают.
- Ничего подобного. Ты не так, совсем не так. И я не так. И еще, Том, почему их дети не взяли эти фотографии? Ну ладно, я понимаю, никому не нужен старый тостер или там кофемолка или что-нибудь вроде этого. Но фотографии, их-то можно было взять на память, если хочешь что-то помнить?
- Ханна, да с чего ты решила, что они ничего не взяли? Откуда ты знаешь, сколько тут было, этих коробок?
- Они пронумерованы, Том. И разложены по годам. Я бы взяла все, по крайней мере, не оставила чужим людям. И ты бы тоже так сделал, я уверена. Или нет?
- Да, пожалуй. Ты права. Ладно, давай уберем пока эти коробки. Ханна, ты меня слышишь? Что ты тут такого особенного увидела?
- Том, вот здесь они не знали, что их снимают. Как они смотрят друг на друга… Том, если
ты хоть раз посмотришь на меня так, и я это замечу, я… Я просто умру.
- Я никогда не посмотрю тебя так. Клянусь. – Том отобрал у Ханны фотографию и сунул ее в коробку. – Зря мы это сделали, по-моему. Не надо было смотреть.
- Надо. – уверенно сказала Ханна. – Теперь я точно знаю, что надо. Только я теперь, наверное, всю ночь спать не буду. Буду ворочаться с боку на бок и думать, кто из них разлюбил первым.
- Не получится, – сказал Том. – Я найду чем тебя занять.
Рамзес нарезал круги вокруг дома, оглашая окрестности радостным лаем. Трава была еще совсем мокрая, но дождь закончился и явно не собирался возвращаться в ближайшее время. Двое парней, нанятых Томом, выносили из дома огромный холодильник.
- Господи, да как они его сюда-то втащили? Вдесятером, что ли? – прохрипел один из них, враскорячку сползая с крыльца. Казалось, металлическая туша вот-вот выскользнет у него из рук и насмерть придавит того, что был спереди. Тот не говорил ничего, только поматывал головой, пытаясь стряхнуть пот со лба.
- Да, серьезная вещь – усмехнулся Том.
Несмотря на налаживающуюся погоду, настроение у него было неважное. К приезду грузчиков как нельзя кстати разболелась голова (ну вот с чего бы, черт ее побери совсем?!), да и Ханна, кажется, чувствовала себя неважно, хотя изо всех сил старалась выглядеть веселой.
- Сдается мне, что мы к вам всю неделю будем ездить, - крикнул тот, что постарше. Они только что опустили холодильник на землю и теперь отдувались, мрачно поглядывая на грузовик, в который предстояло как-то затащить этого монстра. – Никогда в жизни не видел столько старого барахла. Не завидую вам, сэр. Этак мы вас разорим, пожалуй. А, Билли? – подмигнул он второму.
Билли коротко заржал и тут же сморщился – струйка пота стекла ему прямо в глаз.
- Да, парни, похоже, вы правы. – сказал Том и вдруг почувствовал, что боль становится такой сильной, что он еле стоит на ногах. А еще он почувствовал…
- Стойте! Покурите пока. Не грузите. Я сейчас вернусь. – проговорил он, входя в дом.
Ханна лежала на полу в гостиной, бледная, с синими губами, вытянувшимися в две тонкие ниточки.
- Милая, я вызову врача, - крикнул Том. На самом деле, он говорил почти шепотом.
- Нет. Не надо, - Ханна говорила еще тише, экономя воздух. – Слушай меня, Том. Слушай. Скажи им. Скажи им, Том. Пусть занесут обратно. Пожалуйста. Поверь, сделай так. Иначе… Том, скажи им сейчас. Пожалуйста.
- Да, да, конечно, - бормотал Том, с трудом вставая на ноги. – Иду.
- Сэр, честно говоря, ничего я не понимаю. Если вы каждый раз будете вызывать нас, а потом заставлять все затаскивать обратно, да хоть за тройную плату, как сегодня, то лучше найдите других каких. Мы с Билли нормальные люди, нам не все равно, какую работу делать. Мы не клоуны туда-сюда с тяжестями бегать другим на потеху, так ведь, Билли?
Билли молча кивнул. Из его лапищи торчала пачка бумажек – Том действительно заплатил втройне.
Грузовик вздрогнул, дернулся пару раз и пополз по мокрой дороге. Том смотрел ему вслед. Он не побежал назад в дом. Он был уверен, что с Ханной все в порядке. Голова прошла в тот самый момент, когда холодильник с тяжелым стуком утвердился на том месте, откуда его вытянули полчаса назад.
Они пили кофе и молчали. Рамзес лежал у ног Тома и все пытался заглянуть ему в глаза.
- Неужели так может быть? – наконец пробормотал Том.
- Может, - кивнула Ханна.
- Когда ты догадалась?
- Не могу сказать точно. Может быть, когда… Впрочем, какая разница. Том, нам нужно срочно ехать в город. Найти этого агента. Узнать у него все, что он может рассказать о прежних хозяевах. И об их детях тоже. Я боюсь.
- Не бойся. – уверенно сказал Том. – Все будет в порядке, я тебе обещаю.
Он решительно встал из-за стола и пошел заводить машину. Рамзес радостно лаял и путался у него под ногами. Ему очень нравились и этот дом, и озеро, и сосны, и вообще все.
Агент все еще широко улыбался и даже пытался острить – по поводу прошедших дождей, погоды вообще, мелочей жизни и еще чего-то.
- Мне не нравится, что вы не смотрите в глаза. Слышите? Мне это совсем не нравится, - сказал Том, и агент перестал улыбаться.
- Да что вы пристали ко мне, - говорил он. – Совершенно обычные люди, ну честное слово, ничего примечательного. Вполне приличные. Приветливые, по-моему.
- Сколько они прожили в этом доме?
- Да лет тридцать, не меньше. Говорят, жили небогато. У нас есть один дорогой магазин, ну знаете, для тех, кто хоть что-то может себе позволить. Я их там ни разу не видел.
- А дети?
- Что дети? Да откуда мне знать, что у них там было? Жили отдельно, приезжали редко.
- Откуда вы знаете, что редко?
- Ну, городок-то маленький. Все так или иначе на виду.
- Вы сами у них бывали?
- Нет. У них, по-моему, мало кто бывал. Я же говорю, приветливые люди, но это же не значит, что у них было полно друзей, правда? И вообще, зачем вам все это знать? Дом-то чем плох? Бумаги в порядке, озеро рядом и все такое. Чего вы от меня хотите?
- Простите нас, пожалуйста, - Ханна коснулась его руки. – Мы и сами не понимаем, что именно хотим знать. Выглядит все это очень глупо, это правда. Но я прошу вас, ответьте еще на пару вопросов, пусть они вам и покажутся странными.
- Валяйте, - вздохнул агент и выразительно посмотрел на часы.
- Скажите, они когда-нибудь вывозили мусор? Ну там, старую мебель, ненужную технику, тряпье всякое?
- Понятия не имею, - буркнул агент. – Наверное, нет, раз после них осталось столько барахла. Вы бы лучше у братьев Роджерсов спросили. Если кому что нужно вывезти, всегда им звонят.
- Я их знаю, - сказал Том. – Звонил уже.
- Ну вот, Роджерсов и пытайте. Что еще?
- Дети… Их дети – как долго они прожили в этом доме прежде чем решили его продать?
- Да они и не жили вовсе. Ну, разве что, неделю – другую, перед продажей.
- Вы их видели, там, в доме?
- Разумеется. Я же туда приезжал. Осматривать, бумаги оформлять и все такое.
- Как они выглядели?
- Дети? Нормально вроде. Как обычно. Ну, может быть, немного уставшими. Так ведь неудивительно – там, в этом доме, столько хлама, пока все разберешь, пока наведешь хоть какой-то порядок…
- Как они себя чувствовали? – Том приподнялся и схватился руками за край стола. Головная боль вернулась. Пока она была еще совсем слабой, но он уже знал, что будет дальше. Агент, видно, решил, что Том вот-вот схватит его за грудки и отпрянул назад.
- Да вы что, с ума сошли?! – пискнул он. – Я полицию вызову!
- Не надо, - попросил Том. – Просто скажите нам, не заметили ли чего-то странного в их поведении?
- Да нет же. Я говорил, усталые были какие-то. Да, дочь жаловалась на головную боль. Сейчас вспомнил. Точно, так и было. Я тогда еще сказал, что это все погода. Потепление, магнитные бури и вся эта ерунда – мы все становимся очень чувствительными, я это и на себе ощущаю.
- Головная боль… - пробормотал Том и посмотрел на Ханнну. Она была бледна.
- Ханна, давай-ка скорее иди в машину. Рамзес заждался, того и гляди напрудит в салоне. Иди, мы сейчас закончим.
- Выставляйте дом на продажу, - сказал Том агенту, когда Ханна вышла. – Чем скорее, тем лучше. А еще лучше – прямо сегодня. Вы меня поняли?
Подходя к машине, Том почувствовал, что еще немного, и он, наверное, упадет.
- Ханна, милая, потерпи, - прошептал он, садясь за руль. – Я буду ехать очень осторожно, но обещаю тебе, мы приедем быстро.
- Что же нам делать, Том?
- Решим завтра. А сегодня будем вытирать пыль.
Ханна плакала.
- Господи, тут так красиво. Я всю жизнь мечтала жить у озера, чтобы сосны вокруг, чтобы… Том, как же так?
- Не знаю. Я знаю только, что этот дом тебя убьет. Он высосет из тебя все силы. С утра до ночи мы будем протирать мебель, наводить порядок то здесь, то там. С утра до ночи, без просвета, без продыха. Всю жизнь. Мы не сможем выбросить ни старой газеты, ни разбитую тарелку. Ничего. За каждый проступок он будет наказывать нас. И однажды просто прикончит.
- Том, неужели ты в это веришь? Ну сам подумай…
- Я подумал. И ты, на самом деле, лучше меня знаешь, что это правда. Ты ведь раньше догадалась.
- Мне очень их жалко…
- Кто бы нас пожалел.
- Ты знаешь, это ведь такая мука, каждый день, каждую минуту быть рядом с тем, кого не любишь. Слышать, как он (или она) кашляет по утрам, как спускает воду в туалете, как шаркает тапками, идя на кухню, как…
- Ханна, прекрати.
- Я не могу. Я только представила, что вдруг у нас с тобой, вдруг однажды ты или я… Ты понимаешь?
- Да. Но этого не будет.
- Но ведь они тоже так думали когда-то. Ты помнишь ту, первую коробку с фотографиями? Они тоже так думали, они были уверены, что все получится!
- У нас получится.
- Я знаю. Но мне до слез их жалко. Жизнь прошла, вся – просто так. Среди старых кофемолок и пыльных скатертей. Зачем? Весь этот дом как будто пропитался нелюбовью. Понимаешь, Том, он тоже никого не любит. Он просто пользуется теми, кто в нем живет. И наказывает за провинности. Пыль не протерли, это не на месте, выбросили старые шлепанцы… За каждый проступок – наказание, за каждый! Если бы можно было отмотать назад, на тот самый момент, ну знаешь, как будто кадр найти – и сказать им, вы что, с ума сошли? Да будьте же вы счастливы или разбегитесь в разные стороны, сделайте хоть что-нибудь, только не копите всю эту дрянь, от нее еще никто не становился счастливым…
- Ханна, успокойся. Пожалуйста, я тебя прошу.
- Да, да. Сейчас. Вот, уже успокоилась. Что мы будем делать?
- Я все уже решил. Сегодня же ты уедешь отсюда. Пока поживешь у своих родителей, мы с Рамзесом скоро к вам приедем. Я только продам этот чертов дом.
- Пусть его продаст агент. Давай уедем вместе. Том. Прошу.
- Я останусь. Кто-то должен следить за порядком. Иначе он тебя не выпустит, понимаешь? Ты просто не сможешь отсюда уехать. Звони родителям, соври им что-нибудь.
- Они решат, что мы поссорились.
- Ну, тогда расскажи им все как есть. Как думаешь, поверят?
- Нет…
- Вот и я о том же. Звони и собирай вещи. Пожалуйста, очень осторожно, аккуратно. Не прихвати случайно какую-нибудь бумажку или пакет. Все, что было в этом доме до нас, должно остаться здесь.
Он не шутил – у дверей заставил Ханну поднять сначала одну ногу, потом вторую, осмотрел подошвы. Ничего, разве только пыль, но против выноса пыли дом возражать не будет. Скорее наоборот. Теперь карманы, сумочка, чемодан. Вроде бы все в порядке.
- Все. Уезжай отсюда скорее. Не тяни.
- Я боюсь. Когда ты приедешь? Как ты здесь будешь жить – один?
- Не волнуйся. Мы с Рамзесом как-нибудь прорвемся. Очень надеюсь, что дом продадут быстро.
-Том…
- Что?
- Ты знаешь, что.
- Нет.
- Знаешь, но боишься об этом думать. Когда дом продадут, ты скажешь новым хозяевам? Том, ты скажешь?
- Уезжай.
- Мы не имеем права…
- Да они решат, что мы свихнулись.
- Может быть, так и есть…
- Все, Ханна. Садись в машину. Обещаю, я что-нибудь придумаю. И пожалуйста, не гони, я очень тебя прошу.
- Не буду.
Она держалась молодцом, просто молодцом. Прижалась к нему на секунду, коротко вздохнула и быстро пошла к машине, почти побежала. Мотор завелся со второй попытки, автомобиль выбрался на дорогу и набрал скорость. Рамзес бежал вслед, лаял, звал ее обратно, но расстояние между ним и машиной Ханны стремительно увеличивалось. Он вернулся, тяжело дыша, шлепнулся на землю у ног Тома и положил голову на лапы.
- Я сам ничего не понимаю, старик, - Том почесал его за ушами. – Пойдем в дом, а? Мне до ночи эту чертову пыль вытирать, посиди рядом – все не так тоскливо будет.
Рамзес нехотя поплелся следом.
Он проговорил с хозяевами дома всю ночь. Несколько раз звонил Ханне, но телефон не отвечал.
- Послушайте, - говорил он. – Только не смейте трогать ее. Я обещаю – это чертов дом будет в полном порядке. Ни одна ржавая железяка не сдвинется со своего места. Я лично за этим прослежу, вылижу до блеска, протру до северного сияния, клянусь. Только не вздумайте ее тронуть. Вы меня слышите? Если хоть что-нибудь, хоть вот на столечко – я вас уничтожу. Ясно?
Хозяева смотрели на него и сквозь него с фотографий, разложенных на кухонном столе. Том допил стакан и налил еще.
- Вот и хорошо, - продолжил он. – А теперь скажите мне, кто был первый? Кто проснулся однажды под утро, посмотрел на лежащего рядом и вдруг понял, что хочет спать один? Кто? Мне-то вы можете сказать, на качество уборки никак не повлияет.
Хозяева молча улыбались.
- Кто годами копил всю эту дрянь, перекладывал, протирал и потратил на это целую жизнь? Вы оба или только один из вас? Молчите? Хорошо, дайте сам угадаю.
Том был совершенно пьян. Когда зазвонил телефон, он еле удержал трубку в руках.
Незнакомый мужской голос что-то говорил, пытался объяснить, но до Тома доходило очень медленно.
- Простите, повторите еще раз, - хрипло проговорил Том.
- Ваша жена, сэр. Вы только не волнуйтесь, она жива. Она здесь, у нас.
- Где?
- На автозаправке. – Том не расслышал адрес, мужчина явно торопился. – Похоже, сердечный приступ. Довольно сильный, мы вызвали врача. Вы сможете приехать?
- Да, да! – крикнул Том. Он полностью протрезвел, в голове было ясно, холодно и пусто. – Повторите адрес.
- Сволочь, - выдавил Том сквозь сжатые губы. – Ты, сволочь, говори, что тебе не так? Что мы у тебя забрали? Где пыль не протерли? Говори.
Дом затих, как будто все звуки спрятались под толстым слоем пыли – где-нибудь за шкафом или в другом потайном месте, до которого Том еще не успел добраться.
- Ты меня сделал. Ты меня обманул. Я ведь не могу уехать, правда? Пока не разберусь, что пропало, ты ведь не успокоишься, так? А Ханне будет становиться все хуже и хуже… Я просто не успею доехать до этой чертовой автозаправки…
Том в отчаянье бродил по комнатам, пытаясь вспомнить, все ли лежит на своем месте. Но ведь они ничего не трогали, ничего не выносили из дома… Ничего…
Ханна даже не заправила кровать. Вот ее халат (забыла в спешке), вот ее домашние туфли, вот… Стоп.
- Рамзес! – вдруг заорал Том. – Ко мне, быстро!
Он подбежал к двери. Рядом с кучей обуви валялся шлепанец. Такой же, как и тот, что Рамзес притащил с улицы в первый же вечер.
- Рамзес, дорогой, куда ты унес второй? Где он? Давай, нюхай, нюхай этот чертов шлепанец и ищи. Ищи скорей. Ты меня понял?
Рамзес ничего не понял. Это был совершенно невоспитанный пес, они с Ханной совсем его избаловали. Из всех команд он знал только “Сидеть” и “Рядом”, да и те выполнял неохотно.
- Ты помоги мне и Ханне, пожалуйста, - шептал Том, почесывая пса за ушами. – Пожалуй, только ты и можешь сейчас помочь. Ищи!
Пес гавкнул и выбежал на улицу.
Тому хватило четверти часа, чтобы собрать самое главное и запихать в один чемодан. Еще пять минут понадобилось на то, чтобы слить полканистры бензина.
Рамзес вынырнул из кустов, держа в зубах шлепанец, и выложил его у ног Тома. Казалось, он улыбается.
- Ты молодец, - сказал Том. – Ты лучший пес на свете. Это я тебе говорю. А теперь – марш в машину. Мы едем к Ханне.
Он зашвырнул шлепанец в дом – на, подавись. Аккуратно разлил бензин по всей гостиной, сколько хватило. Уже поднес зажигалку, но вдруг спохватился и бросился на кухню, где на столе лежали фотографии хозяев.
Дом загорелся быстро, гораздо быстрее, чем Том мог себе представить. Пламя бушевало в гостиной, мгновенно прорвалось в кухню, в остальные помещения. - Да, мне тоже жалко, - сказал Том. – Я не думал, что так выйдет. Простите, ребята. Не надо вам на это смотреть. Попробуйте еще раз.
Он убрал в карман фотографию – ту самую, на которой они были молодые, веселые и, в этом у него не было ни малейшего сомнения, счастливые, и побежал к машине, в которой изнывал от волнения и страха Рамзес. Самый лучший колли на свете.