Эта история, или, вернее, сама моя жизнь, могла бы быть иной, но смерть отца, сделала ей именно такой, которая и произошла. Телеграмма меня долго искала, и я не успел на его похороны, но вот звонок от нотариуса нашел меня почти сразу по приезду. В его кабинете я и увидел его, моего сводного, незнакомого мне брата. Долго вынашиваемая мысль, вдруг, обрела четкость, и всё, ранее прежде блуждающее в голове и не дающая мне спать по ночам, выстроилось в план. Я сделал первый шаг к выполнению его.
- Привет, брат! Наконец-то познакомимся.- Я протянул руку.- От души рад видеть тебя.-
Михаил оказался похожим на нашего отца, как, впрочем, и я сам. Может быть, именно это и пробудила мою мысль воспользоваться им, не знаю. Скорее всего, совокупность того, что мы были так похожи, что он был мне безразличен, и что я искал способ исчезнуть.
Наследство отца - квартира в городе - делилась на нас двоих, и мне была не нужна, но вот ему она, ой, как была вовремя. Такой деревенский, плохо стриженый лох, просто ерзал на стуле, пока нотариус вычитывал стоимость квартиры и банковских сбережений умершего.
Я похлопал его по коленке.
- Михаил, я отдаю тебе свою долю. У тебя дети, хозяйство, тебе нужнее. Да и за баламута папашу компенсирую. Это надо же было умудриться, в один год родить двоих! Мы могли бы быть вместе ещё с песочницы. Сейчас только напишу отказ, и пойдем, обмоем встречу.-
Я понаслаждался его замешательством, уже тогда присматриваясь к его манере поведения. Мы отправились в бар гостиницы, где у меня был люкс, и плотно выпили.
Главное - не пережать, пусть думает, что всё по его желанию делается, и привыкнет к этой мысли, всосет в кровь, и никогда не усомнится в этом. Я впервые в жизни внимательно слушал о чьих-то детях, искусно подкидывая вопросы, чтобы не иссякал поток его слов.
- Она у меня третья! Так и зовем Трёшкой. Ты не думай, пацаны у меня - что надо, но Трёшка всем нос утрет! Мамка её уже английскому учит, говорит, что в будущем без языков нельзя будет. А я и не против! Тоже не хочу, чтоб в деревне жила, она у меня министром станет, или миллионершей! Это как пить дать!- он поднял стопку.- Кстати, выпьем за Трёшку, за здоровье дочурки.-
- Я тебе помогу, никаких денег не пожалею. Это же мои племянники!- Поддакивал я.
Двое суток Михаил пил, мозоля глаза горничным, и, доверив мне подписывать документы в риелторской компании о продаже квартиры, отсыпался в люксе. Его куртеха, и прочий прикид были мне ненавистны, но вполне в пору, и стали моей второй кожей за эти дни, а с его паспортом я почти сроднился. Ни один человек не усомнился в моём соответствии ему. Я примеривался стать Михаилом Сергеевым, как возможным вариантом своего исчезновения.
Соблазн преступника - родить, рассчитать и выполнить свою идею,- не оставлял мне возможности отступления. План сложился, и если я могу себе его представить - я могу этого достигнуть! Что-то кошачье появилось в моих действиях, некое осторожное ощупывания почвы под ногами перед следующим шагом.
В августе я позвонил ему.- Мишка, я в городе. Может, повторим и оттянемся на свободе? Приезжай в ту же гостиницу, люкс ждет. Я машину прикупил здесь, обкатаем. Такой купейный фордик стоит в магазине.-
Я ждал его три дня, и он прикатил на рейсовом автобусе с куском сала в пакете.
- Во! Закусон прихватил! Поди забыл, что это такое, деревенское сало. А зачем нужен мой паспорт?-
Я усадил его в такси, и мы отправились выполнять первый пункт моего плана. Вернее, второй, так как первый я уже выполнил за эти месяцы. Сто пятьдесят миллионов были рассеяны по банкам и собраны на отдельном, доверительном счету в Испании. В тридцать иметь миллионы? Это круто! И не важно, что они тайные, главное, я смог! Они есть.
Форд заворожил Михаила. - Я же автомеханик!… но такую лошадку даже не пробовал оседлать!...-
Я выписывал документы, оформлял страховку, не переставая видеть, как незаконнорожденный папашин сынок обнюхивал кожу на диванах салона, лез под капот, по детски ликуя от новой игрушки. И хотя, у меня ещё была возможность отказаться от плана, я шаг за шагом шел вперед. Конечно, у меня был вариант просто сблазнить его жизнью за границей под моим именем. Но, во-первых, его найдут очень быстро, или он сам, соскучившись по привычному, деревенскому болоту, свалится мне на голову. Выбора у меня не было.
Моё еврошматьё и свежая стрижка, делало его похожим на фото в моём паспорте, мы пили в номере, обмывая встречу и покупку машины.
Суточная небритость тоже входило в мои расчеты. Форд ждал на стоянке, также обреченный на гибель, как и его хозяин.
Вечером вторых суток, я показал ему документы, оформленные на его имя, и это выбило его из адекватности. Мы побежали на стоянку и выкатили машину. Мой чемодан с вещами и документами уже лежал в багажнике, когда форд вылетел с моста. Всё оказалось проще простого, я выбрался на берег, и наблюдал, в свете фонарей, суету на далеком мосту. С Арсением Сергеевым было покончено. В номере меня ожидала недопитая бутылка коньяка и Мишкина одежонка, я добрался туда через час, избегая автобусов и редких такси. В гостинице всё было спокойно, и мой приход никто не видел.
Я сидел в баре, безобразно проливая водку на стойку, и меня сдали администратору. Утром я, опухший от пьянки деревенщина, уже фигурировал в милицейских протоколах как свидетель последних дней брата Арсения, бывшего миллионера, но теперешнего банкрота крупнейшей строительной фирмы.
- Нда-а, романтикой тут и не пахнет.- Из окна обшарпаного двухквартирника смотрело сумрачное лицо моей жены. На всякий случай я помахал рукой, блеклое лицо исчезло, а больше ничего не происходило. - Это точно не мой кусок торта!-Я вылез из салона Форда, и под глухое рычание собаки, вошел в темные сени.
- У зверюги крыша поехала, - одежда пахнет хозяином, а дядька чужой в ней.- Это меня развеселило, и в дом, я уже вошел спокойно.
-Леля, задержался в городе, пока машину правили. Страховщики всё махом сделали, и даже тех осмотр провели своими силами.-
Я тихо присел у входа, бинты на голове скрывали мои глаза.
- Тут такое дело: в милиции я наврал, что не был в машине. Да нах мне эта ментовка! Я был, но меня выкинуло и два ребра сломало, а брательник не выбрался оттуда.-
По небритой щеке поползли слезы. Мне и вправду было его жаль, так что слёзы были и от этого, хотя, скорей всего, это была реакция на напряжение последних дней. - А машину он мне подарил на память, собирался уехать за границу.-
- Иди в баню, скупнись, бельё оставь в предбаннике.- Она ушла в кухню, не проявляя интереса ко мне.
- А где дети?-
- Что? Не знаешь разве? В школе ещё, сейчас придут домой. Ириша, как всегда, у бабушки, пока ты в загуле. Еда в микроволновке, покормишь мальчишек.- - А ты?-
- Тебе точно только ребра повредило? Обед у меня. Иду в библиотеку. - Она вышла уже из комнаты. Костюмчик позапрошлой моды, туфельки, прозрачные колготки, и то же сумрачное лицо.- Вытри за собой, наследил. -
Она обогнула мои расставленные ноги в расхлябанных от обской воды башмаках, заставив меня подумать о покупке новых.
На баньку у меня ушло минут десять, и через полчаса, я уже примерял новые «корочки» в магазине. Пышненькая бабенка за прилавком называла меня Мишаней, и явно что-то ждала от меня.
- Ну, что?- Я наклонился над свертком.
- Чёй-то ты призадержался в городе, поди, завел себе кого? Прям на себя не похож вернулся.-
- Мне и здесь не отказывают, не завидуй.-
- Ты это, смотри Мишуня, я ревнивая.- Она опять качнулась ко мне.
- Я женат, и у меня дети.- Сухо остановил её и повернулся к выходу.
Что-то такое говорил и Мишка, о какой-то бабенке в селе, что всегда готова для него. Жаль, что не помню, может и понадобится когда.
Форд во дворе был облеплен кучей мальчишек.- Данька, Егор! Домой!- Я не задерживаясь нырнул в сени. Черт знает, кто из них "мои", так и попасться можно. Неужели никто не смотрит на меня, и довольствуется лишь символом, называемым Михаилом?
- Папка! Это наша машина?- Его облепили сходу. – Поедем кататься! А мамка знает? -
Я разглядывал ликующие мордашки, исполосованные мазутом и землей, - Стоп, вначале обедать, машина не убежит. Поедем маму с работы забирать и вместе покатаемся.-
Вот об очередных сиротах на этой земле я и не подумал, когда направил Форд с моста. «Не было у меня выбора. Не было! Меня бы рано или поздно нашли, за любой заграницей, в любой норке. Если бы не Мишка, днями бы всё и решилось…. Судьба нас свела, судьба. И хватит об этом. Итак, как по минному полю весь день хожу».
Я вышел во двор успокоится.
- Никак, Минька, мать твою, ты в богатеи попал? Ишь, за наследство каку - таку, машину приволок.- Кудлатый, неизвестного возраста мужик подошел к крыльцу.- Здоров, сосед. Чего это ты куришь-то? Шипка уже не идёт в горло? Угости заморской сигаретой, никак.-
- Да это от брата осталась пачка. Закуривай.- Я протянул её мужику, подумав, что к «Шипке» уж точно не привыкну.- Врачи говорят, что мне бросать надо бы.-
- Мужики бают, что в аварию попал, так что? Бюллетенишь?-
-Завтра в больницу поеду, ребра сломал. Да и с головой плохо от сотрясения.-
- Ну, это надолго, с месяц провалдашся. Начальству не понравится. А на бутылочку не подкинешь? А то и сам пойдешь к Горлу посидеть? Хотя в больнице врач не примет на похмелку-то, ну да мы за твоё здоровье и выпьем.-
- Пап! - Дернул за полу пиджака Данька.- Мамка заругается, у неё денег нет. Нам в школе не оплатили обеды на этот месяц. Не давай ему.-
- Так проездился я, нет ни копейки, в другой раз посидим.-
- За тобой должок... Фенька самогон в долг не дает, курва. Должен я ей, а зарплату задерживат.- Кудлатый потерял ко мне интерес, и двинул мимо.
Скушные, обреченные люди делают всё новых скушных и обреченных. Мне предстояло жить с ними. Но я терпелив, хитер и хладнокровен, и у меня блестящий план.
Я обошел квартиру. Тесновато живется, комнатушки маленькие и все в койках разного исполнения. В коридорчике стоял топчан, пахнувший старым тряпьем на нем. Судя по-всему, это было место Мишки в дни его загулов, но это мне было на руку. К жене я ещё даже не присмотрелся, а уж спать в супружеской постели… Но матрац и прочее надо сменить точно.
- Поехали-ка, пацаны, в магазин. Купим кое-что на вечер, мамку порадуем. Что она любит-то?--
Алена вернулась поздно, я уже спал на своём топчане, и не видел её удивление от новой постели, но юркнувшая под одеялом малышка, защекотала меня кудряшками и легкими быстрыми обьятиями рук.
_ Папочка, ты так вкусно пахнешь,… чо так долго не ехал домой. А что ты мне привёз?-
Я замер, моя недогадливость подводит второй раз за день.
- Триша, у папы болит грудь, ты дай ему поспать, не буди. Завтра с ним увидишься.- Алена вынула её из-под одеяла.
Утром я рванул в районную больницу, пока в доме спали дети, и только Алена копошилась где-то на задворках усадьбы с курами. Я слышал её голос и кудахтанье птицы.
Я позвонил ей с дороги по телефону Михаила.- Алена, что нужно купить … дочке в подарок? Всё из башки вылетело в городе.- - Я и то вижу – на себя не похож. Ты что? Наследство транжиришь? А как же покупка дома? Степанида ждет деньги.-
- Да помню я, есть деньги, но Трише обещал подарок.-
- Ты всем обещал по велосипеду, а купил машину. Малая тебе какую-то посуду заказывала, как у соседской подружке. Схожу, посмотрю и перезвоню. А косметику отнесу в магазин, у меня же аллергия на неё. Но ты, часом, адресата не спутал? С чего вдруг подарки мне?-
- А что ты хочешь сама?-
- Хочу в Индию. Устроишь?- Она отключилась.
«А уж как я-то хочу!»
На всё про всё у меня ушло почти сто тысяч снятых со счета Мишкиных денег отцова наследства. Я заехал в отделение банка и открыл новый счет, положив остаток.
Велосипеды, компьютер, и коробки подарков Трише отвлекли от меня внимание ещё на день. Я лежал на топчане в полутемном коридорчике, и анализировал события этих двух дней. На меня странно смотрели, но всё-таки принимали за Михаила. Мало-помалу у них сотрется в памяти его лицо и запомнится моё. Привыкнут к странностям нового Михаила и уже никогда не усомнятся в нём. Не надо только суетится, и быть осторожным.
Меня разбудили тихие всхлипывания в комнатке Алёны. Печально и горько, женщина оплакивала подарок мужа, каким, я думал, она считала меня. Я боялся, показать, что слышу это, чтобы она не пришла ко мне на топчан. В ночной темноте витало горе. То, что она оплакивала Мишку, я узнал много позже.
Жизнь менялась резко, открыв для меня неведомые прежде стороны и чувства в самом себе. Это было сродни первой поездке в вагоне поезда, когда мчащаяся коробочка, отрезав прежний, докучливый мир, несла тебя, и кучку избранных, к исполнению желаний, прямо к порогу счастья. Куда подевалась моя генетическая расчетливость?
Я чувствовал потребность в сопереживаниях, и невольно искал их в моих детях. Их ликующее счастье в тот день подарков почти примирило меня с содеянным. Убийца верит в то, во что хочет верить. А я не сомневался, что нужно немногое, чтобы исчезли не только угрызения совести у любого человека, но и память не подкидывала воспоминаний. Это оказалось как захлопнуть за собой дверь. Противоядием стала для меня семья, я с головой ушёл в эту новую сферу интересов.
Дом Серафимы я забраковал, и барьер между мной и Аленой, а вернее, между ею и Михаилом, стал неодолимым. Она таяла, как свеча.
То, что я втайне приобрел на её имя целый кирпичный двухквартирник у уезжающих в Германию немцев, будоражило умы сельчан. Меня не подозревал в содеянном никто, я был всё тот же Мишка, праздно проводивший свои дни за рулём бесполезно дорогой игрушки.
Приехавшая бригада строителей для ремонта двухквартирника, заказчика не знала, на вопросы местных шабашников не отвечала, и в селе пошли слухи о мафии, купившей эту дорогую усадьбу и перестаивающую дом в одно целое. Все отделочные материалы привозились ночью и тут же вносились в дом.
Я мотался в слегка обновленных Мишкиных обносках по дорогам, и не видел вторую сторону луны. Дело даже не в том, что Алена разгадала моё истинное лицо, но она, всю историю с аварией на мосту, считала поставленным спектаклем во имя исчезновения Мишки. Гуляет себе где-то на просторах, предавший её и детей инфантильный мерзавец, за свободу, а чужой человек, зачем-то, играет его роль в семье. Она настороженно ждала дальнейшего. Если бы я понимал это тогда, то наверняка подумал, что она ждет момента вторичного обмена братьев.
Моё одиночество было легким - я его берег и холил, у неё же оно было вынужденым, окорбляющим её, и заставляющим уйти в себя.
С первого родительского собрания в школе, Алена вернулась задумчивой. Она смотрела на меня изучающим взглядом. Я знал значение этого немого вопроса - неожиданное знание детьми математики.
Мои ежедневные занятия с ними были удивительны не сами по себе, а тем, что я сам оказался сведущ в ней. Это было опасно, она "увидела" меня, но Алена, всё также, молчала.
Две новые рубашки, приобретенных ею для меня на следующий день, были знаком признательности за детей, и тоненьким мостиком к ней. Они лежали в упаковке на моём топчане, и я впервые подошел к ней с желанием обнять. Бледное лицо вспыхнуло заревом, но плечи закаменели под моими руками. Миг прикосновения превратился в вечность.
Что же за человек был мой брат, если такую тонкую чувствами женщину, сделал несчастной? Я не догадывался, что её отстраненность продиктована пониманием - я не её муж. Слишком мне комфортно жилось в этом бело-зеленом мире, слишком хотелось впервые делать кого-то счастливыми, я расслабился и валял Ваньку на всю катушку. Совершал ли я промахи, убеждающие Лёлю в том, что рядом с ними чужой человек? Да тысячу! Позже, она обиняком подкидывала мои ошибки. Например, я не среагировал на мелодию, под которую впервые !мы" танцевали. Моя привычка расчесывать волосы, Мишаня обходился просто пятерней, и главное, мой изменившийся голос, приобретший иную манеру произношения. В то время она не подавала вида, и только Триша заметно отдалилась от меня. Никакие подарки не заменили ей истинную любовь отца.
Обои и шторы для нового дома, а также мебель для четырех спален и гостиной, я выбирал в городе сам. Промотавшись целый день по магазинам, я заехал, по привычке, в бар гостиницы выпить кофе и любимую текилу. Бармен молча смотрел на меня, и только тогда, я понял, насколько не уместен изысканный заказ и Мишкина одежонка в этом ресторане. Меня подводили старые привычки.
- Брата вспомнил, приучил к кофе. – Пробормотал я. – А самогонка лучше.-
Бармен хмыкнул, и я понял, что такое умелое питьё текилы, меня выдало с головой.
- Вот только не помню, чем надо закусывать это пойло.-Продолжал блефовать я.
Бармен подал блюдечко с нарезанным киви.
- Точно, зеленененькое.- Я быстро вышел из бара.
Больше, в Новосибирск, я не ездил.
Контейнеры с мебелью стали приходить на имя матери Алены еженедельно, и, к бывшим ноябрьским праздникам, дом был готов. Я впервые появился перед бригадиром строителей, чтобы подписать акты приёмки. Вечером, заехав за Аленой в клуб, где располагалась библиотека, я повез её в новый дом на горе. Я вёл её по мощенной дорожке, уже припорошенной первым снегом, не отвечая на её недоуменные взгляды. Этот момент, лелея почти три месяца в душе, я впитывал каждой клеткой, но где-то притаился тот, прежний Арсений, и подсмеивался над своей родившейся сентиментальностью.
Иногда мне казалось, что не было никакого Михаила, и в машине погиб просто я сам, прежний, чтобы появиться в другой жизни и другим человеком. Никогда прежний Арсений не обратил бы внимания на блеклую, худенькую женщину, а сейчас меня тянуло к Алене, её закрытости и неиссякаемой преданности семье. С удивлением я узнавал о её проектах и получении грантов на библиотеку.
Она не делилась с мужем ничем из своей личной жизни, видимо и он, Михаил, не интересовался этим. На мой вопрос « Прочла ли она все эти книги на стеллажах библиотеки», она, пряча глаза, ответила, что это я уже спрашивал когда-то, и она прочла всё, кроме Большой Советской Энциклопедии.
-А недавно перечитала Макбета, хочешь послушать? "Милей погибнуть, чем других губя, жить в смутном счастье и терзать себя." Ну как? Разве это не про наши.... дни и дела?- Я прятался за стелажами, пытаясь унять бухающее сердце.
Я ежедневно наблюдал её перевоплощение из серенькой домохозяйки в самодостаточную личность в любимом деле, это говорило многое моей фантазии. Но я остерегался разговаривать с ней, когда однажды, выключив телевизор с начавшимся очередным сериалом, обмолвился, что такие вещи нужны для людей определенного уровня.
Он раздумчиво произнесла.- И когда ты это понял? Ты же так смотрел их!-
Это напугало меня, я понял, что не так уж я и неуязвим. Мне всё давалось легко, и в этом была причина заблуждения, что я идеален. Мне было бы легче, если бы другой мир был нереальным, но он был не менее реален, и им невозможно управлять. Реальными его делали дети.
Незаметно, мы начали разговаривать друг с другом, и мне уже хотелось быть собою, а не её мужем Мишкой. Я почувствовал её интерес к себе, и не хотел делить ни с кем.
Мой "отпуск" подходил к концу. Я уложился в планируемое время. Открывая узорную калитку во двор нового дома, я ставил точку в истории с Мишкой.
Нас встретил взрыв детских голосов и громкая музыка из динамиков.
- Вот. Этот дом твой и для тебя.-
В её взгляде читалось одно - за Михаила. Вечером, угомонив детей, мы впервые заговорили. Я рассказал..ей о смерти брата, но ни словом не дал понять, что приложил к этому руку. Она поверила, или хотела поверить, но нам этого было достаточно. Мы приобретали опыт любви.
С этого дня и началась наша общая, новая жизнь длиной в пять лет. Она всегда могла исчезнуть из моего мира, и это не давало уйти первым. Секс не сближал меня с людьми и обычно был началом конца. А с ней я находил что-то утерянное мною как часть меня. Вымышленная сущность уступало место реальному миру, в который я попал, нет, в который я себя втягивал.
До конца жизни я оставался автомехаником Михаилом Сергеевым, но меня высчитали. Бармен поделился мыслями о приходе странного посетителя , деревенского лоха, умело пившего текилу, и приходившим ранее с братом, тем самым, что рухнул с моста. Это дошло до "нужного" человека.
В тот день, меня вызвали в район по телефону, и поймали на трассе. Сто пятьдесят миллионов, уплывшие со счета компании, не давали спать бывшим подельникам. Они искали в России, зная, что за границу я не выезжал. Я всё откладывал отьезд в Испанию из-за детей, а вернее, поглощенный любовью к ней, Алене. Мне хотелось быть одним и тем же. Я нашел мир в своей душе и боялся что-либо менять в жизни, чтобы не растерять даже кроху совместного счастья.
Меня сожгли в машине, привязав к рулю. У Бога свой план. Слышь, брат? ( Продолжение - Подмена 2)