Подмена

Ольга Вересова
 Эта история,  или,  вернее,  сама  моя жизнь, могла бы быть  иной,  но  смерть отца,  сделала  ей  именно такой,  которая  и  произошла.   Телеграмма меня  долго  искала,  и я не успел  на его  похороны,  но вот  звонок  от нотариуса  нашел  меня  почти сразу по приезду.  В его кабинете  я и  увидел  его,  моего  сводного, незнакомого  мне  брата.  Долго вынашиваемая  мысль,  вдруг,  обрела четкость,  и всё,  ранее прежде блуждающее  в голове  и  не дающая  мне  спать  по  ночам,  выстроилось  в  план.  Я  сделал  первый  шаг  к  выполнению  его. 
  - Привет,  брат!  Наконец-то  познакомимся.- Я протянул  руку.-  От  души рад  видеть  тебя.-
  Михаил  оказался  похожим  на  нашего  отца,  как,  впрочем,  и я сам.  Может  быть,   именно  это  и  пробудила  мою мысль  воспользоваться  им,  не  знаю.  Скорее всего,   совокупность  того,  что  мы  были так  похожи,  что  он был  мне  безразличен,  и  что  я  искал  способ   исчезнуть.
 
  Наследство  отца  -  квартира  в городе -  делилась  на  нас  двоих, и  мне     была  не  нужна,  но  вот  ему  она,   ой,  как   была  вовремя.   Такой  деревенский,  плохо  стриженый  лох,  просто ерзал  на  стуле,  пока  нотариус  вычитывал  стоимость  квартиры  и  банковских  сбережений   умершего.            
  Я  похлопал  его  по  коленке.               
  -  Михаил,  я отдаю  тебе  свою  долю.   У  тебя  дети,  хозяйство,  тебе  нужнее.    Да  и за  баламута  папашу  компенсирую.  Это  надо же  было  умудриться,  в один год  родить  двоих!  Мы  могли  бы  быть  вместе  ещё  с  песочницы.   Сейчас  только  напишу  отказ,  и  пойдем,  обмоем  встречу.-
 
  Я  понаслаждался  его  замешательством,  уже  тогда    присматриваясь  к его  манере  поведения.    Мы  отправились  в бар  гостиницы,  где  у меня  был  люкс,  и  плотно  выпили.    
  Главное - не  пережать,  пусть  думает,  что  всё  по  его  желанию  делается,  и привыкнет к этой  мысли,  всосет  в кровь,  и  никогда  не  усомнится  в этом.  Я  впервые  в жизни   внимательно   слушал  о  чьих-то  детях,  искусно подкидывая  вопросы,  чтобы  не  иссякал  поток  его  слов. 
  -  Она  у меня  третья!  Так  и зовем  Трёшкой.  Ты не думай,  пацаны  у меня  -  что надо,   но  Трёшка  всем нос  утрет!  Мамка  её  уже  английскому  учит,  говорит,  что  в будущем  без  языков  нельзя  будет.   А  я  и  не  против!   Тоже не  хочу,  чтоб  в деревне  жила,  она  у меня  министром  станет,  или миллионершей!  Это как пить  дать!-  он  поднял  стопку.-  Кстати,  выпьем  за  Трёшку,  за  здоровье  дочурки.- 
  - Я  тебе помогу,  никаких  денег  не пожалею.  Это же  мои  племянники!-  Поддакивал  я.
 
  Двое  суток  Михаил  пил,   мозоля  глаза  горничным,   и,   доверив  мне  подписывать  документы   в  риелторской  компании  о  продаже  квартиры,  отсыпался  в  люксе.     Его  куртеха,  и  прочий прикид  были   мне  ненавистны,  но вполне  в пору,   и  стали  моей  второй  кожей  за эти  дни,   а   с его  паспортом  я  почти  сроднился.  Ни  один  человек  не усомнился   в  моём  соответствии  ему.     Я  примеривался  стать  Михаилом  Сергеевым,  как  возможным  вариантом  своего  исчезновения.               


Соблазн  преступника - родить,   рассчитать   и   выполнить  свою  идею,-  не  оставлял  мне   возможности  отступления.      План  сложился,  и  если  я  могу  себе  его  представить  - я могу  этого  достигнуть!  Что-то  кошачье  появилось  в  моих  действиях,  некое  осторожное  ощупывания  почвы  под ногами  перед  следующим  шагом.               


  В августе  я  позвонил  ему.-  Мишка,  я  в городе.   Может,  повторим  и  оттянемся  на  свободе?   Приезжай  в  ту же  гостиницу,  люкс  ждет.  Я  машину  прикупил  здесь,  обкатаем.   Такой  купейный  фордик   стоит  в  магазине.-
  Я  ждал его  три  дня,   и  он  прикатил   на  рейсовом  автобусе  с  куском  сала   в  пакете.
 - Во!  Закусон  прихватил!  Поди  забыл,  что  это  такое,  деревенское  сало.  А  зачем  нужен  мой  паспорт?-
  Я  усадил  его  в  такси,    и  мы  отправились  выполнять  первый  пункт  моего  плана.  Вернее,    второй,  так  как  первый  я  уже  выполнил  за  эти  месяцы.    Сто  пятьдесят  миллионов  были  рассеяны  по  банкам  и собраны  на  отдельном,  доверительном  счету   в  Испании.  В тридцать  иметь  миллионы?  Это  круто!  И  не важно, что они  тайные,  главное,  я смог!  Они  есть.
 
  Форд  заворожил  Михаила.  -  Я  же  автомеханик!…   но  такую  лошадку  даже  не  пробовал   оседлать!...- 
 Я  выписывал  документы,  оформлял  страховку,  не  переставая  видеть,  как   незаконнорожденный   папашин  сынок  обнюхивал  кожу  на  диванах  салона,   лез  под  капот,     по  детски   ликуя  от  новой  игрушки.     И  хотя,  у меня  ещё  была  возможность  отказаться  от  плана,  я  шаг  за  шагом   шел   вперед.  Конечно,  у меня  был  вариант  просто  сблазнить  его  жизнью  за  границей  под  моим  именем.  Но,  во-первых,  его найдут  очень  быстро,  или  он  сам,  соскучившись  по  привычному,  деревенскому  болоту,  свалится  мне  на голову. Выбора  у меня  не  было.
 
 Моё  еврошматьё  и  свежая  стрижка,   делало  его  похожим  на  фото  в моём  паспорте,  мы  пили  в  номере,  обмывая  встречу   и  покупку  машины. 
 Суточная  небритость   тоже  входило  в  мои  расчеты.  Форд  ждал  на  стоянке,  также  обреченный  на  гибель,  как  и  его  хозяин.               
  Вечером  вторых  суток,  я показал   ему  документы,  оформленные  на  его   имя,  и  это  выбило  его  из  адекватности.    Мы  побежали  на  стоянку  и  выкатили  машину.   Мой  чемодан  с  вещами  и документами  уже  лежал  в  багажнике,  когда  форд   вылетел   с  моста.   Всё  оказалось  проще  простого,  я  выбрался  на  берег,  и  наблюдал,   в  свете  фонарей,  суету  на  далеком  мосту.   С Арсением  Сергеевым  было  покончено.    В  номере   меня  ожидала  недопитая  бутылка  коньяка  и  Мишкина  одежонка,   я  добрался  туда  через  час,  избегая   автобусов  и   редких  такси.   В  гостинице  всё  было  спокойно,  и мой  приход  никто  не  видел.               
  Я  сидел  в баре, безобразно  проливая  водку  на  стойку,  и меня  сдали  администратору.    Утром  я,  опухший  от  пьянки  деревенщина,  уже  фигурировал  в милицейских  протоколах   как  свидетель  последних  дней  брата  Арсения,  бывшего  миллионера,  но   теперешнего  банкрота  крупнейшей  строительной  фирмы.


  -  Нда-а,  романтикой  тут  и не  пахнет.-  Из  окна    обшарпаного  двухквартирника  смотрело  сумрачное  лицо   моей  жены.  На  всякий  случай  я  помахал   рукой,  блеклое  лицо  исчезло,  а  больше  ничего  не  происходило.                -  Это точно  не  мой  кусок  торта!-Я  вылез  из  салона  Форда,  и под  глухое  рычание  собаки,  вошел  в  темные  сени.
-  У  зверюги   крыша  поехала, - одежда  пахнет  хозяином,  а  дядька  чужой  в  ней.- Это  меня  развеселило,  и  в  дом,  я  уже  вошел  спокойно.
  -Леля,  задержался  в городе,  пока  машину  правили.   Страховщики  всё  махом  сделали,  и  даже  тех  осмотр  провели  своими  силами.-               
  Я  тихо  присел   у  входа, бинты  на  голове  скрывали  мои  глаза.               
  -  Тут  такое  дело:   в  милиции  я  наврал,  что  не  был  в  машине. Да  нах  мне  эта  ментовка! Я  был,  но  меня  выкинуло  и  два  ребра   сломало,  а  брательник  не  выбрался  оттуда.-               
  По  небритой  щеке  поползли  слезы.    Мне  и вправду  было  его  жаль,  так  что  слёзы  были  и от  этого,  хотя,  скорей  всего,  это  была  реакция  на  напряжение  последних  дней.                -  А  машину  он  мне  подарил  на  память,  собирался  уехать  за  границу.-
-  Иди  в   баню,  скупнись,   бельё  оставь  в предбаннике.-  Она  ушла  в кухню,  не  проявляя  интереса  ко   мне.
-  А  где  дети?-
- Что?    Не  знаешь  разве?   В  школе  ещё,  сейчас  придут  домой.  Ириша,  как  всегда,   у  бабушки,  пока  ты  в загуле.   Еда  в  микроволновке,  покормишь  мальчишек.-                - А ты?-
- Тебе  точно  только  ребра  повредило?   Обед  у  меня.  Иду  в  библиотеку.                - Она  вышла  уже  из  комнаты.  Костюмчик   позапрошлой  моды,  туфельки,  прозрачные  колготки,  и  то  же  сумрачное  лицо.-  Вытри  за собой,  наследил. -
  Она  обогнула  мои  расставленные  ноги  в  расхлябанных   от    обской  воды  башмаках,  заставив  меня подумать  о покупке  новых.
 
  На  баньку  у  меня  ушло  минут  десять,  и  через  полчаса,  я  уже  примерял  новые   «корочки»   в  магазине.    Пышненькая   бабенка  за  прилавком  называла  меня  Мишаней,  и  явно  что-то  ждала  от  меня.
  -  Ну, что?-  Я  наклонился  над  свертком.
 - Чёй-то  ты  призадержался  в  городе,  поди,  завел  себе  кого?  Прям  на  себя  не похож  вернулся.-
 -  Мне  и здесь  не  отказывают,  не  завидуй.-
 - Ты  это,  смотри  Мишуня,  я  ревнивая.-  Она  опять  качнулась  ко  мне.
 -  Я  женат,  и  у меня  дети.-  Сухо  остановил  её  и  повернулся  к выходу.
   Что-то  такое  говорил  и  Мишка,  о  какой-то  бабенке   в  селе,  что  всегда  готова  для  него.   Жаль,  что  не  помню,  может  и понадобится  когда.

  Форд  во дворе  был  облеплен  кучей  мальчишек.-  Данька,   Егор!  Домой!-  Я  не задерживаясь  нырнул  в  сени.   Черт  знает,     кто  из  них  "мои",  так  и попасться  можно.  Неужели  никто  не смотрит  на меня, и  довольствуется  лишь  символом,  называемым  Михаилом?               
 -  Папка!  Это  наша  машина?-    Его  облепили   сходу. – Поедем  кататься!  А  мамка  знает? -
   Я  разглядывал  ликующие  мордашки,  исполосованные   мазутом  и  землей,    -  Стоп,  вначале  обедать,  машина  не убежит.  Поедем  маму  с работы  забирать  и   вместе  покатаемся.-               
  Вот  об  очередных  сиротах  на  этой  земле  я  и не  подумал,  когда  направил  Форд  с  моста.   «Не  было  у меня выбора.  Не  было!  Меня бы рано  или поздно  нашли,  за   любой  заграницей,  в любой  норке.  Если  бы  не  Мишка, днями  бы  всё  и решилось…. Судьба нас  свела,  судьба. И хватит  об  этом.  Итак,  как  по  минному  полю  весь день  хожу».               
  Я  вышел  во  двор  успокоится.
- Никак,  Минька, мать  твою, ты  в  богатеи  попал?  Ишь,  за  наследство  каку - таку,   машину  приволок.-  Кудлатый,  неизвестного возраста  мужик  подошел  к  крыльцу.-  Здоров,  сосед.   Чего  это  ты  куришь-то?   Шипка   уже  не  идёт  в горло?  Угости  заморской  сигаретой,  никак.-
- Да  это  от  брата  осталась  пачка.   Закуривай.- Я  протянул её  мужику,  подумав,  что  к  «Шипке»  уж   точно  не  привыкну.-  Врачи говорят,  что  мне  бросать  надо  бы.-
 -  Мужики  бают,  что  в аварию  попал,  так  что?  Бюллетенишь?-
 -Завтра  в  больницу  поеду,  ребра  сломал.  Да  и  с головой  плохо  от сотрясения.-
-  Ну,  это надолго,  с месяц  провалдашся.  Начальству  не понравится.  А  на  бутылочку  не подкинешь?  А  то  и сам  пойдешь  к   Горлу  посидеть?  Хотя  в больнице  врач  не примет  на  похмелку-то,  ну да  мы за  твоё  здоровье  и  выпьем.-
 - Пап!  - Дернул  за  полу  пиджака  Данька.-  Мамка  заругается,  у неё  денег  нет.  Нам  в  школе не  оплатили  обеды  на  этот  месяц.  Не  давай  ему.-
  -  Так  проездился  я,  нет  ни копейки,  в  другой  раз  посидим.- 
  - За  тобой  должок...  Фенька   самогон   в долг  не  дает,  курва.   Должен  я  ей,  а  зарплату  задерживат.- Кудлатый   потерял  ко  мне  интерес,  и  двинул  мимо.               

   Скушные,  обреченные  люди  делают  всё  новых  скушных  и обреченных.  Мне  предстояло   жить  с  ними.  Но я  терпелив,  хитер  и  хладнокровен,  и  у меня  блестящий  план.

  Я  обошел  квартиру.   Тесновато  живется,  комнатушки  маленькие  и  все  в  койках  разного   исполнения.    В  коридорчике  стоял  топчан,  пахнувший  старым  тряпьем  на  нем.   Судя   по-всему,  это  было место  Мишки  в дни  его  загулов,  но  это  мне  было  на  руку.  К  жене  я ещё  даже  не  присмотрелся,  а уж  спать  в  супружеской  постели…    Но  матрац  и  прочее  надо  сменить  точно.
  -  Поехали-ка,  пацаны,  в  магазин.   Купим  кое-что    на вечер,  мамку  порадуем.  Что  она  любит-то?--
  Алена  вернулась  поздно,    я  уже  спал  на  своём  топчане,  и не видел  её  удивление  от  новой  постели,  но  юркнувшая  под одеялом   малышка,  защекотала  меня  кудряшками  и  легкими  быстрыми  обьятиями   рук.   
  _  Папочка,  ты  так вкусно  пахнешь,…   чо  так  долго  не  ехал  домой.  А что  ты  мне  привёз?-
   Я  замер,   моя  недогадливость  подводит  второй  раз  за  день.
- Триша,  у папы  болит  грудь,  ты  дай  ему  поспать,  не  буди.   Завтра   с  ним  увидишься.-   Алена  вынула  её  из-под  одеяла.

  Утром  я  рванул  в  районную  больницу,  пока  в  доме  спали  дети,  и только  Алена копошилась  где-то  на задворках  усадьбы  с  курами.    Я  слышал  её  голос  и  кудахтанье  птицы. 
  Я  позвонил  ей  с дороги  по  телефону  Михаила.- Алена,  что  нужно  купить  …  дочке  в подарок?   Всё  из башки  вылетело   в городе.-                - Я и то  вижу – на себя  не похож.   Ты  что?  Наследство  транжиришь?   А  как  же  покупка  дома?    Степанида  ждет  деньги.-
-  Да помню  я,  есть  деньги,  но  Трише  обещал  подарок.-
- Ты  всем  обещал  по  велосипеду,  а  купил  машину.   Малая  тебе  какую-то  посуду  заказывала,   как  у  соседской   подружке.   Схожу,  посмотрю  и перезвоню.   А  косметику  отнесу  в магазин,  у  меня  же  аллергия  на  неё.  Но ты,  часом,  адресата  не  спутал?  С чего  вдруг подарки  мне?-
 - А  что  ты  хочешь  сама?- 
 - Хочу  в  Индию.  Устроишь?-  Она  отключилась.
«А  уж  как  я-то  хочу!»

  На всё  про  всё  у меня  ушло  почти  сто  тысяч  снятых  со  счета  Мишкиных  денег  отцова  наследства.     Я  заехал  в  отделение  банка   и открыл   новый  счет,  положив  остаток.      
  Велосипеды,  компьютер,   и  коробки  подарков  Трише  отвлекли  от  меня  внимание  ещё  на  день.   Я  лежал  на  топчане  в  полутемном   коридорчике,  и  анализировал  события  этих  двух  дней.  На  меня  странно  смотрели,  но  всё-таки  принимали  за  Михаила.   Мало-помалу  у них сотрется  в  памяти  его  лицо  и  запомнится  моё.   Привыкнут  к  странностям   нового  Михаила  и  уже  никогда  не  усомнятся  в  нём.  Не  надо только  суетится,   и  быть осторожным.   
  Меня   разбудили  тихие  всхлипывания   в  комнатке  Алёны.    Печально  и горько,  женщина  оплакивала  подарок  мужа,   каким,  я  думал,   она  считала  меня.   Я  боялся,  показать,  что  слышу  это,  чтобы она  не  пришла  ко  мне   на топчан. В  ночной  темноте  витало  горе. То,  что  она  оплакивала   Мишку,  я узнал  много  позже.

  Жизнь  менялась  резко,  открыв  для меня неведомые  прежде  стороны  и  чувства  в самом себе.    Это было  сродни    первой  поездке  в  вагоне поезда,  когда    мчащаяся   коробочка,  отрезав  прежний,   докучливый   мир,   несла  тебя,  и  кучку  избранных,  к  исполнению желаний,  прямо  к порогу  счастья.    Куда подевалась  моя  генетическая  расчетливость?
  Я  чувствовал  потребность  в  сопереживаниях,  и  невольно  искал   их  в  моих  детях.    Их   ликующее  счастье  в тот  день  подарков   почти  примирило  меня  с  содеянным.    Убийца  верит  в то,  во  что  хочет  верить.  А  я не  сомневался,  что  нужно  немногое,   чтобы  исчезли   не  только угрызения  совести  у  любого  человека,  но  и память  не  подкидывала  воспоминаний.  Это  оказалось  как  захлопнуть  за собой дверь.   Противоядием  стала  для меня  семья,  я  с головой  ушёл  в эту  новую  сферу  интересов.               
 

   Дом  Серафимы  я  забраковал,    и  барьер  между  мной  и  Аленой,  а  вернее,  между  ею  и  Михаилом,  стал неодолимым.  Она  таяла,  как  свеча.   
  То,  что  я  втайне   приобрел  на  её  имя  целый  кирпичный  двухквартирник  у  уезжающих  в  Германию  немцев,   будоражило  умы  сельчан.  Меня  не  подозревал   в  содеянном  никто,    я  был  всё  тот  же   Мишка,  праздно  проводивший  свои  дни    за  рулём  бесполезно  дорогой  игрушки.   
  Приехавшая  бригада  строителей    для ремонта   двухквартирника,  заказчика  не  знала,  на  вопросы  местных  шабашников    не  отвечала,  и  в селе  пошли  слухи  о  мафии,    купившей  эту  дорогую  усадьбу  и  перестаивающую  дом  в  одно  целое.  Все  отделочные  материалы  привозились  ночью  и  тут же  вносились  в дом.               
  Я   мотался  в слегка  обновленных  Мишкиных  обносках   по  дорогам,  и не  видел  вторую  сторону  луны.    Дело  даже  не в том,  что Алена  разгадала  моё  истинное  лицо,  но  она,  всю историю  с  аварией  на мосту,  считала  поставленным  спектаклем  во  имя  исчезновения  Мишки. Гуляет  себе  где-то  на  просторах,  предавший  её  и  детей  инфантильный  мерзавец, за  свободу, а  чужой  человек,  зачем-то,  играет  его  роль  в семье. Она  настороженно  ждала  дальнейшего.   Если  бы  я понимал  это  тогда,  то  наверняка подумал,  что  она ждет  момента вторичного  обмена  братьев.               
  Моё  одиночество  было  легким -  я его  берег  и холил,  у  неё же  оно было  вынужденым,  окорбляющим  её,  и заставляющим уйти  в себя.               

  С  первого  родительского  собрания  в школе,  Алена  вернулась  задумчивой.     Она  смотрела  на  меня    изучающим  взглядом.  Я  знал  значение   этого  немого  вопроса  - неожиданное  знание  детьми  математики.               
 Мои  ежедневные  занятия  с ними    были   удивительны   не  сами  по  себе,  а тем,  что   я    сам  оказался    сведущ   в  ней.   Это  было  опасно, она  "увидела"  меня,  но  Алена,   всё  также,  молчала.               
   Две  новые  рубашки,  приобретенных  ею  для меня  на  следующий  день,  были  знаком  признательности  за  детей,  и  тоненьким  мостиком    к  ней.   Они  лежали  в  упаковке  на  моём  топчане,  и я  впервые  подошел  к  ней   с желанием  обнять.   Бледное  лицо  вспыхнуло  заревом,  но  плечи  закаменели  под  моими  руками.    Миг  прикосновения  превратился  в  вечность.
 
 Что же  за человек  был  мой  брат,  если  такую  тонкую  чувствами  женщину,  сделал  несчастной?  Я  не  догадывался,  что  её  отстраненность  продиктована   пониманием -  я  не  её   муж.    Слишком  мне    комфортно  жилось  в этом  бело-зеленом  мире,   слишком  хотелось  впервые  делать  кого-то  счастливыми,  я  расслабился    и  валял  Ваньку  на всю  катушку.  Совершал  ли  я промахи,  убеждающие   Лёлю  в  том,  что  рядом  с ними  чужой  человек?    Да  тысячу!   Позже,  она  обиняком  подкидывала   мои  ошибки.  Например,  я  не  среагировал  на  мелодию,  под  которую   впервые !мы" танцевали.  Моя привычка  расчесывать  волосы,  Мишаня  обходился  просто  пятерней,  и  главное,  мой  изменившийся  голос,  приобретший  иную  манеру  произношения.  В то  время  она  не подавала  вида,  и только  Триша   заметно  отдалилась  от  меня.    Никакие  подарки  не заменили  ей  истинную любовь  отца.
 
    Обои  и  шторы  для  нового  дома,  а  также  мебель  для  четырех  спален  и  гостиной,  я выбирал в  городе  сам.   Промотавшись  целый день  по  магазинам,  я  заехал,  по  привычке,  в бар  гостиницы  выпить  кофе  и  любимую  текилу.  Бармен  молча  смотрел  на  меня,  и только  тогда,   я  понял,  насколько  не уместен   изысканный  заказ  и   Мишкина  одежонка  в  этом    ресторане.     Меня   подводили  старые  привычки.
  - Брата  вспомнил,  приучил  к  кофе. – Пробормотал  я. – А самогонка  лучше.-
 Бармен  хмыкнул,  и я  понял,  что  такое  умелое  питьё  текилы,   меня выдало  с головой.
  - Вот только  не помню,  чем  надо закусывать  это  пойло.-Продолжал  блефовать  я.
  Бармен подал  блюдечко  с  нарезанным  киви.
  - Точно,  зеленененькое.-  Я  быстро  вышел  из  бара.    
Больше,  в  Новосибирск,  я  не ездил.

  Контейнеры  с мебелью стали   приходить  на  имя  матери  Алены  еженедельно,  и,   к   бывшим  ноябрьским  праздникам,  дом  был готов.  Я  впервые  появился  перед  бригадиром   строителей,  чтобы  подписать  акты  приёмки.   Вечером,  заехав  за  Аленой  в  клуб,  где  располагалась   библиотека,  я повез  её  в  новый дом  на  горе.    Я  вёл  её  по  мощенной  дорожке, уже  припорошенной  первым снегом,  не  отвечая  на  её  недоуменные  взгляды.    Этот  момент,  лелея  почти  три месяца  в  душе,  я  впитывал  каждой  клеткой,  но  где-то  притаился  тот,  прежний  Арсений,   и  подсмеивался   над  своей  родившейся  сентиментальностью.               

  Иногда  мне казалось,  что  не было  никакого  Михаила,  и  в машине  погиб  просто  я сам,  прежний,  чтобы появиться  в другой  жизни  и  другим  человеком.   Никогда  прежний  Арсений  не  обратил   бы  внимания  на  блеклую,  худенькую  женщину,  а  сейчас  меня  тянуло  к Алене,  её  закрытости  и  неиссякаемой  преданности  семье.  С  удивлением  я узнавал  о её  проектах  и получении грантов  на  библиотеку.               
  Она  не  делилась  с мужем  ничем  из  своей  личной  жизни,  видимо  и он,  Михаил,  не  интересовался  этим.  На  мой  вопрос  «  Прочла  ли она  все  эти  книги  на  стеллажах   библиотеки»,  она,  пряча  глаза,  ответила,  что  это  я  уже  спрашивал  когда-то,  и  она прочла  всё,  кроме  Большой Советской  Энциклопедии.               
  -А  недавно  перечитала  Макбета,  хочешь  послушать?  "Милей  погибнуть,  чем  других  губя,  жить  в  смутном  счастье   и  терзать  себя."   Ну как?  Разве  это  не  про   наши....  дни  и  дела?-   Я  прятался  за  стелажами,  пытаясь  унять   бухающее  сердце.               
  Я  ежедневно  наблюдал  её  перевоплощение  из  серенькой   домохозяйки  в  самодостаточную  личность   в  любимом  деле,  это  говорило  многое  моей  фантазии.  Но  я остерегался  разговаривать  с ней,  когда  однажды,  выключив  телевизор  с  начавшимся  очередным  сериалом,  обмолвился,  что  такие  вещи  нужны  для   людей  определенного  уровня.               
 Он   раздумчиво    произнесла.-   И  когда  ты это  понял?  Ты же так    смотрел   их!- 
 
 Это  напугало  меня,  я  понял,  что не  так уж  я  и неуязвим.    Мне  всё  давалось  легко,  и  в этом  была  причина  заблуждения,  что  я идеален.  Мне  было бы  легче,  если  бы  другой  мир  был  нереальным,  но  он  был  не  менее  реален,  и  им  невозможно  управлять.   Реальными  его  делали  дети.          
 Незаметно,  мы начали  разговаривать  друг  с другом,  и мне  уже хотелось  быть  собою,  а  не  её  мужем  Мишкой.  Я  почувствовал  её  интерес  к себе,  и не  хотел  делить  ни  с кем. 
 

   Мой  "отпуск"  подходил  к  концу.  Я  уложился  в  планируемое  время.        Открывая  узорную  калитку  во  двор   нового  дома,  я  ставил  точку  в  истории  с  Мишкой.               
  Нас  встретил  взрыв  детских  голосов   и  громкая  музыка  из  динамиков.
- Вот.   Этот дом  твой  и для тебя.- 
  В  её  взгляде  читалось  одно -  за   Михаила.  Вечером,  угомонив  детей,  мы  впервые  заговорили.   Я рассказал..ей  о  смерти   брата,  но  ни  словом  не  дал  понять,  что приложил  к этому  руку.  Она  поверила, или  хотела  поверить,  но нам  этого  было  достаточно.  Мы  приобретали  опыт  любви.
 
 С этого  дня  и  началась  наша  общая,  новая  жизнь   длиной  в  пять  лет. Она  всегда  могла  исчезнуть  из моего  мира,  и  это  не  давало  уйти  первым.  Секс  не сближал  меня  с людьми  и  обычно  был  началом  конца.   А  с  ней  я находил  что-то  утерянное  мною  как  часть  меня.    Вымышленная  сущность  уступало  место  реальному  миру,  в который  я попал,  нет,  в  который  я себя  втягивал.               
 
  До  конца  жизни  я  оставался  автомехаником  Михаилом  Сергеевым,  но  меня  высчитали.  Бармен  поделился   мыслями  о   приходе    странного  посетителя ,  деревенского  лоха,  умело  пившего  текилу,  и  приходившим  ранее  с  братом,  тем  самым,  что  рухнул  с моста.  Это  дошло  до  "нужного"  человека.

 В  тот  день, меня   вызвали  в район  по телефону,  и поймали на  трассе.   Сто пятьдесят  миллионов,  уплывшие  со  счета   компании,  не  давали  спать  бывшим подельникам.    Они  искали  в России,  зная,  что за  границу  я не выезжал.  Я  всё  откладывал  отьезд  в Испанию  из-за  детей,  а  вернее,  поглощенный  любовью  к  ней,  Алене. Мне  хотелось  быть  одним  и  тем же.  Я  нашел  мир    в  своей  душе  и  боялся  что-либо  менять  в  жизни,    чтобы не  растерять  даже  кроху   совместного  счастья.
Меня   сожгли  в  машине,  привязав  к  рулю. У  Бога  свой план.  Слышь,  брат?    ( Продолжение -  Подмена 2)