В моих снах я постоянно где-то сверху, наблюдаю за происходящим. Внизу делятся амебы, сражаются гладиаторы, дрейфуют континенты – а я смотрю и не ощущаю себя ничем, кроме поверхности глазных яблок. Наверно, угол обзора должен что-то значить. Но дождевые тучи тоже наверху, в конце-то концов.
Хотел бы я и правда стать здоровенным облаком. Узнал бы тогда, думают ли они, что вольны друг друга касаться, пуская электричество, или проплывать мимо. Про людей я уже давно понял: да, вольны, только их волей управляет столько факторов, что меж них незаметно теряется высшая воля, одна и совершенно четкая. Я никому не покоряюсь, оттого, наверно, что это он так решил. Запросто могу представить себе – и бога, и черта, и Будду, и замкнутое на себя существо-мир, и тысячу других концепций, какие снились одному мне, выдумать правила так, чтобы хотелось по ним жить... А потом возьму и скажу себе: увы, там все равно никого нет, и случай – всего лишь случай. У любого другого мнения найдутся дырки на самых видных местах.
У прибитых логикой людей вроде меня выходов два: или игнорировать напрочь вопросы, которых не прочувствуешь никогда по-настоящему, или изучить веру, как иностранный язык, может, понять ее и примерить на себя, а то – дать другим. Я иногда забавы ради придумываю, как оно все на самом – том самом, которое видно с моего удобного местечка – деле. И меня правда пугает, когда кто-то говорит, что верит.
Я веду этот рассказ о себе, просто потому что привык таким манером раздумывать, когда нечем забить голову, а тело движется само по себе, оставляя следы в новом участке пространства. Сейчас ситуация отличается совсем чуть-чуть: я поднимаюсь куда-то ввысь, как будто снова вижу сон, но вниз смотреть почему-то уже совершенно не тянет. Как будто видел уже все, что стоило. А наверх пылающий взор не устремить никак, от близости светила начинают слезиться глаза. Остается думать – только не о том, где сейчас валяется хорошо разношенное тело: все естество передергивает от эха удара и хочется исчезнуть насовсем. А я хочу существовать. В любой форме.
Когда над головой становится настолько слепяще ярко, что свет порождает темную мерцающую воронку, меня вдруг засасывает в нее. Секунда – и я уже лежу на гладком темном полу, недоумевая, чем мог удариться при приземлении, если все, на чем ставятся синяки, забыл внизу.
Кто-то подает мне руку (надо же, а тут еще и стоять можно):
– Welcome to hell, парень!
– Ч-что?
Собеседник смеется:
– Не удержался, песенка в голове крутилась. Но помер ты, это точно.
– Тогда уж "А мы не ангелы". Представляться же будешь, небось.
– И то верно. – Он снова протягивает руку: – Гад.
– Сам такой!
– Ты меня не понял. God. Dieu, короче. Не могу на твоем языке, смех разбирает.
У меня вырывается один из тех вопросов, за которые при жизни пришлось прослыть занудой:
– А с каким артиклем?
– С неопределенным! – не теряется высшее существо. – Нас тут много.
Точно, читал я что-то такое, давным-давно. Посмеялся еще от души. А оно вот как оказалось.
– Знаешь, а я в вас не верил. Ни в одного.
Он почему-то смеется:
– В курсе, в курсе. Ты веришь в наше отсутствие и идеальный механизм случайных событий, почему-то через раз выдающий именно те невероятные события, которые нужны именно тебе.
Акценты он, конечно, сместил только так, но моя картина мира выглядит не сильно иначе. Интересно, что его так смешит?
– А смеюсь я потому, что эту историю мы с ребятами наваяли собственноручно. Надоело однажды, что каждый народ нас по-своему искажает, так мы сели и придумали то, до чего никто бы никогда не дошел. Ну и скормили байку на пробу одной приблудной душе. До сих пор хохочем, когда встречаем тех, кто повелся.
У меня в голове собирается взорваться сложная конструкция из отжившего звездного вещества. Поневоле вспоминается, как верили когда-то, что Земля плоская. Выходит, и я не лучше?
– Ты понимаешь, я и сейчас уверен, что валяюсь где-нибудь и вижу сны, и нет ни тебя, ни твоих приятелей.
– Не-а, – улыбается несуществующий бог, – не понимаю. Сам-то я ничего на веру не принимал. Мы есть, вы нам подчиняетесь, над нами никого.
– Ой ли? – ехидно поднимаю бровь я. – Может, ты просто снишься мне, и все твои миры мне тоже привиделись? Или...
Я не успеваю выдать другую свою фантазию, которой горд не меньше, и куда-то проваливаюсь. Открываю глаза – спину колет трава, над головой пасмурное небо. И не понять, правда ли ничего такого не бывает или мне удалось запутать бога до сбоя во времени.