Желтый автобус.
Она то ли проснулась,то ли нет, но продолжала лежать, уткнувшись носом в рукав свернутой кое-как кофты.. Ей казалось, что она в своей квартире, чувствовала себя среди своих вещей, и ей было хорошо. Уютно. Тепло. Она любила свой дом, мебель, за которой столько лет стояла в очереди, румынский гарнитур. Правда, записывалась она на немецкий. Считался более престижным. Но когда подошла ее очередь, привезли румынские. Она была огорчена: такая неудача! А ждать еще год отказалась, и взяла, какой был.. Оказалось еще лучше! ГДРовские черные, а этот был светлокоричневый, теплого цвета. И гармонировал с ковром, тоже полученном по талону в школе. А сервиз на шесть персон устроила ей знакомая.. Она подготовила ее дочку в институт. Так что ничего в ее квартире не было походя куплено в магазине, а все было приобретено с волнениями, надеждами и долгим ожиданием. И холодильник, и телевизор тоже. Она срослась с этими вещами, любила свое убежище и не мыслила жизни без него.
Но тут она окончательно проснулась и поняла, что ничего этого уже нет, и никогда больше не будет. Ни гарнитура, ни ковра, ни книг, ни фотографий матери и мужа под стеклом, ни ее вязания, которым она скрашивала свое одиночество. Все сгорело вместе с домом, хрущевской пятиэтажкой. Ушло с дымом и пеплом в небеса, а у нее толькко и осталось, что сумка с документами. Боль и тоска навалились на нее, мешали дышать. И она заплакала тихо и безнадежно, как плачут по дорогим покойникам.. Ей почти восемдесят, и она одна на целом свете.
Она знала, что в этом городе многие осталась без крова и всего нажитого, но от этой
мысли становилось только еще горше. Леденела душа.
Хорошо, что такие минуты просветления случались не часто. Она их боялась . Даже отказалась подняться, посмотреть, как там в квартире после пожара. Ей казалось, если не видеть это своими глазами, все будет так, как было. Чувство нереальности происходящего помогало ей держаться.
Тут бахнуло снаружи, и пошло греметь. Она вся сжалась,прислушиваясь.. Подвал глубокий, старинные кирпичные стены плохо пропускают звуки. А здесь, внутри, только сонное кряхтенье, кашель, вздохи, да детский жалобный плач .
Странно, но детишки,такие громкие там наверху, здесь только жалобно хнычут.. Вот взять хотя бы Валика, шестимесячного соседа. Так трубил по утрам за стеной, что она вздрагивала, просыпаясь. А здесь его почти не слыхать.
Покойная мать говорила, что дети чувствуют страх своих матерей. В ту войну, в Отечественную, они тоже прятались в подвале. Мать с Колей на руках и она, шестилетняя. Коля войну не пережил. Зачах и умер. А что будет с этими? Война не щадит никого.
Детишек с мамами набился полный подвал. А ее чуть живую привели сюда какие- то люди. Усадили на раскладушку и ушли. Она не знала, кто еще спасся из их дома. Вот только Варя с Валиком, соседка . На одной площадке квартиры. Были.
Вроде обстрел прекратился?
Приподнялась и сразу закашлялась. Сырой подвальный дух мешал дышать, но не это ее насторожило.. Был какой-то звук, почти забытый, но знакомый. Тревожный. Она вслушалась.
Вот оно: над головой зашипело тихонько... булькнуло раз...другой... Там вдоль стены трубы. Воду дали? Она рывком села. Сразу заныла поясница, одеяло и шуба, под которыми она пряталась от холода на своей раскладушке, сползли на цементный пол. Не обратила внимания. Вода!
Вчера солдатики кипятили снег на костерке, собрали с крыши разрушенного гаража, , так и ей уделили кружечку. Стояла под деревом, смотрела. Попросить не решилась. Сами догадалиись. Сразу согрелось в груди и стало легче дышать. Та вода пахла весной, листьями и древесной корой. И кусочек хлеба дали, спасибо им. Чьи солдаты – неведомо. Украинские? Донецкие? Автоматы при них, рюкзаки. . Говорили по здешнему. Вроде по русски, но с украинскими словечками и акцентом. И в Краматорске так говорят, и в Мариуполе. .И, может, даже в Киеве! Господи, Киев уже вражеская столица! Оттуда все беды, из родного города! А может - из Москвы? Дожили!
Эти мысли не помешали ей зашнуровать ботинки, побросать на хлипкую брезентовую раскладушку вещи и потормошить .соседку.
- Воду кажется дали,Варя ! Вставай! Я очередь займу. Вишь, зашевелился.
народ.
По всему подвалу зачиркали спички, затеплились огоньки свечей. Послышались голоса.
Схватила за дужку ведро и поспешила к выходу, как могла, как позволяли старушечьи ноги.
Шла по коридору осторожно, держась за влажную,холодную стенку. Не дай бог упасть! Затопчут в темноте, обгоняют ее кто помоложе да пошустрей.
- Есть вода? - Спросила, превозмогая одышку. Сзади уже человек пять, толкаются, чуть не свалили ее с ног..
- Течет. Только ржавая.- ответил старческий голос.
- Отстоится! Хоть бы кашку детям сварить! Без воды совсем плохо. Вчера какая-то старушка из лужи на дороге черпала. Дожили! А хватит нам? Далеко кран? – Беспокоились женщины впереди.
- Помытся бы! – с вожделением и тоской произнес старик рядом с ней.- Голод я еще переношу, а немытость...
- А мне вчера солдатики кусок хлеба презентовали. Так я его полночи сосала. Отломлю кусочек, положу в рот и сосу потихоньку. Поверите, сытость чувствовала. И во рту не пусто, и в желудок что-то попадает.! – включилась она в разговор.
Старик невесело засмеялся.
- Надо же! Как быстро вернулись военные привычки! Мы в ту войну тоже этот способ изобрели. Сосать,не жевать! Дольше голод не чувствуешь.
Впереди посветлело. И стало слышно, как бьют струйки в посуду. Люди рядом с ней замолчали. Напряглись. Как перед стартом..
-Господи, хоть бы хватило.- молил вслух молодой голос. – У меня чуточку сухого молока осталось. В грудях пусто. Дочечке пять месяцев!.
- Эвакуироваться надо было! Два дня назад ходили, собирали тех, что с младенцами.
- Так у нас ни радио, ни света! Откуда мне было знать?
- А муж где? Воюет?
Женщина отвернулась, не ответила.Осветилось узкое окошко под потолком, и начали проявляться лица, Она мельком взглянула на старика. Вроде знакомый? Но сейчас все внимание на немощную струйку из крана..
Вот он убрал свой котелок, и она со вздохом облегчения подставила ведро. Следила, как медленно растет живительный уровень .
- Не доверху, не донести мне!
- Я помогу, Татьяна Петровна!
- Боже мой! Алексей Иваныч! Надо же! Где встретились два бывших учителя!
Осторожно двинулись к лестнице, к зияющему провалу за открытой железной дверью.
_ - Я сейчас, Алексей Иваныч, только отолью немного соседке, она с малышом!
Он кивнул.-Я подожду.
Очередь нетерпеливо топталась. Люди вытягивали шеи, прислушивались.
- Дали бы свет,было бы не так тошно.
- Так подстанция же на боку лежит.! Провода оборваны! Кто-то там пытается ремонтировать.. Только получится ли?
- Днем обещали гуманитарную помощь раздавать. Из России. Хоть эти подкармливают. А то совсем каюк!
- Наши зовсим показылысь, ни тоби пенсии, ни хлиба...
- А хто наши? Донбас чы Кыйв?
- А мени все одно! За що нас карають? – жаловалась очередь.
Выбрались на волю. И сразу грохнуло раз, другой. Где –то посыпались стекла. Метнулись в панике через улицу собаки. Трещали, оседая, балки. Клубилась пыль. Она кинулась к двери в подвал.
- Не нужно, Таня, эта сторона не простреливается. По крайней мере, вчера не простреливалась. Да, постарели мы. Сколько лет не виделись?
Ответа он не ждал, подошел к куче у поваленного дерева, разворошил мусор и достал вязанку дощечек, хвороста, собирал бумажки. А она следила за ним, замерев, и из глубины ее души возрождалось давно забытое: Освещеная солнцем учительская. Шкафы вдоль стен, Яркий сентябрьский день за открытым окном, А у стола красивый парень с университетским значком на лацкане . Русая шевелюра, смеющиеся глаза. Кто-то сказал:
- А это наш математик, Алексей Иваныч, тоже Киевский университет кончал.
- Земляк?
Он протянул, улыбаясь, руку.
-Нет, я здешний. Учился в Киеве. А вы кто?
-Я – химик!
Ей тогда показалось, будто что-то между ними завязалось. Или не показалось? Во всяком случае, для нее он светился среди остальных учителей особым светом. Встречали друг друга улыбкой.И были долгие разговоры в учительской. И домой пару раз провожал. А потом был поход старшеклассников « По местам воинской славы». Дети спали в палатках, а они вдвоем почти до рассвета просидели на широком пне у потухшего костра. Месяц светил, прохаживался между деревьями, шелестела листва. Он накинул ей на плечи пиджак, обнял. Был тот поцелуй или не был? Был, был! Она готова поклясться, что был.! И на редких вечеринках всегда сидели рядом. Но, видно, не судьба!
Она получила комнату в коммуналке, почти на окраине города, мать приехала помочь обустроится, проведать. И случился инсульт. Дальше вспоминать не хотелось. Сначала нельзя было ее перевозить. А потом младшая сестра родила двойняшек. Квартира в Киеве маленькая. И кто будет ухаживать за больной? Мать так и осталась у нее до самого конца.
Пришлось перейти в другую школу, поближе к дому.. Оборвались связи. Встречались только на конференциях , на олимпиадах. Жили в разных районах, далеко друг от друга.Что зарождалось – отмерло, рассыпалось.
Потом узнала, что он женился.
Через год после смерти матери и она вышла замуж. За веселого, хорошего парня.
Любила его. А он помешан был на своем мотоцикле. На отвратном железном чудовище, нестерпимо воняющем бензином. Носился на нем с оглушающим ревом и треском. И угодил в конце концов в канаву. Детей не успели завести. Так и доживала одна свой век. Вон, третье окно справа, на втором этаже сгоревшей хрущевки.. Черный след от пожара протянулся от ее окна до самой крыши..Хорошо, что, уходя, сунула документы и остаток денег в сумку. Хотя гривны пока ни к чему, магазины закрыты. Или разграблены. И на базаре пусто.
Не заметила, как заговорила вслух. Последнее время это с ней часто случалось.. От одиночества. Он отозвался.
- А это сплошь и рядом так.. Все мы – погорельцы. Бомжи теперь! – Алексей Иваныч принялся разводить костерок между обломками кирпичей, подставил котелок к огню.- Моя квартира хоть и не сгорела, но все равно туда не добраться: снарядом вышибло целый лестничный пролет, висит на арматуре. Для меня недосягаемо. И окна выбило.
- Мародеры доберутся! С крыши- отозвался кто-то. Возле костра собралось несколько человек, протягивали руки к огню.
Вчера была оттепель, лужи, а сейчас подморозило, и опять запахло зимой и снегом. Первые снежинки уже кружились над ними.
- Может, и доберутся - согласился старый учитель.- Только у меня брать нечего. Одни книги да рукописи. Учебники. Правда, от жены остались какие-то финтифлюшки. Так пусть берут, не жалко. Лишь бы мой компьютер не тронули!.
- Уж эти найдут, что взять - обнадежил тот же голос.
- Ты садись, Таня. Вон ящик из -под снега выглядывает. Стряхни его и устраивайся.. У меня сухарики есть. Дали добрые люди.
Старик сочувсвовал ей, понимал всю безнадежность ее положения и раздумывал, не взять ли ее к себе? Помнится, было что-то между ними, но так давно! И он привык к одиночеству. И боялся, что не уживутся, сломается распорядок, а ему восемдесят. . Он много лет пишет о возможностях матиматики, О том, что даже само мироздание на ней построено. Заинтересовал издательство. Ученых. Нужно закончить труд всей его жизни.. Его комната- это и кабинет. Везде рукописи, научные журналы. Для женщины ни в душе, ни в его доме места нет.
Была у него прежде трехкомнатная, предел мечтаний простого советского человека. Но после смерти жены, после приватизации, он поменял квартиру на две. Двухкомнатную отдал сыну. Сын свою продал, деньги увез в Питер. Там была у него работа, а жить было негде. Уж как это вышло – неизвестно. Только в поезде он очутился в одном купе с двумя бандитами. Следили за ним? Или покупатели квартиры навели? Только сын отбился! Не отдал деньги, продержался, пока проводник с охраной не подоспели. Одного бандита повязали, а второй спрыгнул на ходу и разбился. Сын тоже пострадал, долго лечился, не помогло, уже пять лет как умер. В Питере у старика внук и невестка . Но особой близости между ними нет. Невестка не любила заезжать по дороге к морю в пыльный и жаркий Донецк. Внук к нему не привык.
А тут опять взвыло, бахнуло несколько раз. По небу промчались огненные стрелы.
Ноги сами унесли их к подвалу.
- Сухариков жалко.- Как –то совсем по детски, жалобно пробормотал старый учитель.
Костерок себе горел, пламя отклонялось от взрывных волн. Сухари, завязанные в носовой платок, свалились на замусореную землю.
И тут из подвала метнулся мальчишка, пригнулся, схватил узелок и, сопровождаемый криками и нареканиями из дверей, вернулся, подал старику.
- Вот! Возьмите, Алексей Иваныч!
- Витя, ты что?! Разве можно так рисковать? –Но узелок принял.- Спасибо тебе!
- Так я же мигом!
- Мой ученик! - Обратился старик в подвал, откуда уже пробивалась наверх Витина мама, держа за руку его сестренку.- Мы с ним в шахматы играем.... Играли...
- Сколько тебе раз говорить! – напустилась на мальчишку женщина. – Не смей выходить из подвала! Не слышишь? Обстрел!
-Не удержать их.- Пожаловался кто-то сзади.- Мальчишки! Вон еще двое бегают.
- А девочки оседлали качели , там, на детской площадке. Им в подвале страшно, а на воле ничего! Не боятся!
- Вроде утихло? Нам обещали вчера вывезти детей. Тут будут бои,говорили.
Со мной их десять. Из детдома.Еле спаслись. А мои в деревне, с бабушкой. Туда тоже снаряды залетают. Живы, нет ли- не знаю. – Женщине заплакала в голос. Люди смотрели, сочувсвовали. Но молчали. Что скажешь?
Татьяна Петровна видела этих детдомовцев. Молча сидят рядышком на длинной скамье в глубине подвала. Как птенцы на ветке. Спят сидя, привалившись к стене. Дали ли им поесть? Некому их утешить Лет по пять им, может, меньше?.Худые, бледные, неухоженные. Некоторые в перевязках. Прижались друг к другу.Ужас! И приласкать некому. У каждого свое горе.
Она хотела, но не знала, как. Когда попыталась приблизится - сьежились, отвели глаза.
- Все, утренний раунд закончился! – произнес бодро молодой парень. – Пойду поищу пропитание. На площадь надо успеть, там обещают гуманитарную! – И поскакал на одной ноге, опираясь на костыли.
Оба старых учителя вышли к своему котелку. Подошла Варя с Валиком на руках.
- Наша коляска сгорела со всем остальным скарбом. Не привыкла я его на себе таскать.И как только наши бабки управлялись? Ты посиди с бабушкой, Валик, я сейчас. Водички не дадите?Я манку ему сварю! – попросила нерешительно.- Я случайно перевернула кастрюлю.
Алексей Иваныч налил, отодвину котелок и пристроил Варину посуду ближе к огню... А она принялась помешивать чистой щепочкой. Валик сидел, упакованный поверх комбинизона в одеяло, силился высвободить ручки, водил глазами, полными недоумения и обиды. Морщил лобик, кривил губешки, но зареветь пока. не решался. Оба учителя пили, не спеша, воду с сухариками. Татьяна Петровна отломила от своего, дала малышу. Он сунул сухарь в рот, зачмокал. Варя улыбнулась .-
- Ничего, сынуля. Кончится это лихо, опять заживем! -Посмотрела на стариков и отвела глаза. Они, молодые, может и заживут. Ее муж, строитель, со своей бригадой уже больше года на зароботках в России. А эти? Видела вчера возле больницы палатку, полную стариков. Сидят, понурившись, как неживые, пустые глаза, даже жалобы в них нет. Руки трясутся. Безнадега!
Солнце тоже воспользовалось перерывом, выбралось из-за туч.Не хотело смотреть на землю в мусоре и обломках, золотило голые ветки деревьев, верхние этажи разрушенного дома. И вроде стало теплей. По дороге за посадками изредка пробегали машины. Люди настороженно провожали их глазами.
- Женщина бежит! – приподнялась Варя. – От центра. Может, что скажет? Никто ж ничего не знает..
Действительно, по улице, ближе к домам, бежала женщина, размахивала руками, спотыкалась. Остановилась возле них . Хватала ртом воздух, задыхалась. Искала глазами.
- Леночку мою не видели? Лена,Лена!
- Я здесь, мам!
Из подвала поднялась девочка лет десяти. В подпоясанной ремнем шубке, розовой с помпоном шапочке, один бок в саже. На спине рюкзачек, а на нем пришит белый лоскут с фамилией, именем и адресом. И спереди на шубейке такой же.
- А где та тетя, что обещала тебя взять? – забеспокоилась ее мать. – Из Харькова?
- Да тут я ! Тут ! Никуда не делась! Плитка нашлась газовая на первом этаже, так мы в очереди. Ждем. Я и Леночку вашу накормлю. Присмотрю, не беспокойтесь!
- Не знаю даже , как вас благодарить,- запричитала, плача , Леночкина мама,- У меня старшая в госпитале, раненая. В себя третьи сутки не приходит! Я там все время!- она обратилась к толпе, сбежавшейся в надежде на хоть какую информацию.- Моя сестра в Харькове, мне бы младшенькую туда отправить.! Бога буду за вас молить!! Присмотрите. Тут я везде адрес нашила! И номер телефона. Позвоните, сестра сразу прибежит. Вот деньги, больше у меня нет. На билет!
Харьковчанка замахала руками.- Деньги забери, тебе нужней!
- Спасибо, спасибо! Сестра отдаст, не сомневайтесь!
-Ой, вроде автобус! Ну да! Автобус! – послышалось в толпе.
Из пролома повалил народ, металить мамы, собирали детей, уцелевшие пожитки. Все сразу загалдели, но далеко от дверей не отходили, на дорогу выйти пока никто не отважился. Оба учителя отошли к стене. Молча смотрели. Костер погас.
Действительно, подъехал желтый автобус, на крыше между двух прутьев большой плакат. «Дети.» На окнах тоже. Свернул с дороги на площадку под огромный дуб.
Открылись двери. Вышел водитель, насупленный, угрюмый старик, за ним двое молодых парней.
- Куда повезете?- Спросил подбежавший мужичок
- Куда пробьемся. Тут отовсюду бьют! И шоссе все в воронках . Два часа сюда добирались, а ехать – то всего полчаса! Но у нас вон- указал на крышу – «Дети».
- .Давайте побыстрей, мамы. Детей берите на руки, чтобы больше вошло. Где детдомовские? Эти? Давайте в самый конец, да потесней!- командовал молодой, второй молча раздавал детдомовцам пакетики с едой..
- А вы кто такие?- допытывался тот же мужик.
- Мы волонтеры, студенты. За детьми приехали!
- А меня не возьмете? И жену? Дом разрушило. Нам бы к своим!
Волонтер развел руками. Мужичок оглядел стопившихся женщин, детей, безнадежно вздохнул и кинулся обратно в проулок. Толпа быстро всосалась в автобус, в окошках мелькали детские мордашки, растерянные лица мам. Лена махала матери, чтобы уходила, вытирала слезы ладошкой.
- Все? – волонтер оглядел площадку, заметил стариков возле стены.
- Алексей Иваныч! Вы? Давайте сюда! Найдем вам местечко!
Из двери высунулся Витя:
- Я на ступеньке поеду!
- Нет, Мартынюк, я останусь. А вот Татьяну Петровну возьмите, если можно.У нее в Киеве родня. Приютят пока что.
Татьяна Петровна топталась на месте, растерялась, не знала. на что решиться.. Может, действительно к родне? Подальше от войны? При мысли, что опять прийдется коротать ночь в темном глубоком подвале ее охватил ужас.
Из автобуса выглянула Варя:
-Давайте сюда, Татьян Петровна! Потеснимся!
И она нерешительно пошла, оглядываясь то Алексея Ивановича, то на Варю. Парнишка - волонтер помог ей подняться на ступеньку. Двери захлопнулись., сзади пыхнуло пару раз синим дымом и автобус выкатился на дорогу.
Старый учитель смотрел ему вслед со странным чувством потери и одиночества. Он остался среди разрушенных и сгоревших домов. Расстрелянных деревьев. Мусора
Было тихо, все затаилось. С низкого неба срывались редкие снежинки. Он побрел к открытым дверям подвала..
Но тут между домами мелькнула черная фигура, глухо застучали сапоги, и на площадке у дуба появился мужик. Без шапки, в расстегнутом длинном пальто.
- Уйхали?
Учитель кивнул. Мужик поглядел на пустынную дорогу, перекрестился.
- Храны йх Господь! Баба моя там, з онукамы. У хату снаряд попав. Невистку вбыло. И поховаты нэ выходыть. На кладовыщи стриляють. Покийныкы пид снигом лежать. Багато йх там. Сын десь воюе. За що? За кого? Ничого нэ знаю! . Двадцать рокив робыв на ту хату! У шахти!
Он передохнул, опять перекрестился.
- Повирыте, стояв, дививсь на те, що зосталося од хати, а тут ззаду як кукурикне! Я аж пидскочив! А то пивень! Курей вбыло, а вин живый! Чого я за ним погнавсь? От дурень! И спизнывсь.
Вдруг там, куда укатил автобус, глухо грохнуло. Они оба обернулись. Смотрели.
- Вроде машина?...- произнес насторожено шахтер.- Мчить!
Легковушка приостановилась возле них, выглянул водитель.
- Где тут больница? Там автобус на шоссе горит! Парнишку выбросило, раненого!
- Направо! За углом! Третий дом!- Показал учитель.
Пригнулся к окошку. Увидел голову ребенка всю в крови.
- Витя? – мальчик приоткрыл на секунду невидящий глаз и сразу опустил ресницы. Машина рванула с места, влетела в переулок и скрылась.
Старик в ужасе глядел ей в след.
А шахтер бежал по дороге туда, к автобусу, но как -то странно. Вытянув руки, на полусогнутых ногах. Медленно. Так бегут смертельно раненые.
-Зачем я живу? – пробормотал в тоске учитель- Зачем?
Галина Кисель
Бремен.