Еду в метро. На концерт в филармонию. Белая рубашка, бабочка. Печатная машинка в футляре. Чтобы танго из балета Д. Шостаковича исполнить. Подсаживается ко мне лысый. Рубашка нараспашку. Перегар изо рта. Глаза красные.
- Слышишь? А до Левобережной далеко?..
- Не близко, - подтверждаю.
- А ты не отодвигай. Я из Житомира до Киева доехал, и по месту не растеряюсь.
- Это правильно.
- Ты кто вообще такой?.. – хмурится лысый.
- Попутчик.
И поезд останавливается. И гудит. И я превращаюсь в окуня. Лысый жадно смотрит на меня налитыми пивом глазами. Но я не боюсь. А прописываю ему леща. И все начинают хлопать и кричать «браво, давай на коня!».
- А ты никогда не задумывался, кто нас окружает? – переводит остановившиеся стрелки на другую тему лысый.
И на следующей остановке заходит дирижёр. И пассажиры вынимают музыкальные инструменты из багажа. И лысый восторженно замирает. А дирижёр доедает остатки мороженого с палочки. И взмахивает ею в испорченном воздухе. И молоко сбегает с плиты у старушки, пекущей симфонические блинчики на крыше вагона.
- Но-но-но! – сопротивляется лысый и хватает меня за нос.
- Фамильярность-то, фамильная какая, вымя имени, отечество отчества, - не выдерживаю я, и ящерицеобразно оставляю нос в его руке.
Лысый кричит. И бросает мой провокационный нос на пол. А до концерта чуть более часа. И оркестр штормит.
- Эмоции, образы, амплификации! – захлёбывается дирижёр. И даже отвалившийся нос начинает пошмыгивать. И пассажиры сливаются в одну липкую массу тягучего звука. И поезд съезжает с рельс и пробивает новый тоннель в черепной коробке планеты.
- Хватит! – и лысый вздрагивает, отлипая от меня, сидящего и спящего возле него.
Вот именно. А я продолжаю спать, проезжая станцию за станцией. И дирижёр в моей голове поворачивается к публике задом.