Лешачёнок.
Завизжал тормозами проезжающий мимо «москвич». Опустилось стекло водительской дверки, и показалась довольная улыбающаяся физиономия Саньки.
-- Здорово, Кузьмич! Далеко направился?
-- Домой иду. Из леса только что приехали.
-- И я из леса. Лёху у его дома высадил и к тебе. А ты вот он!
-- Зачем это я понадобился?
-- Садись. Довезу и расскажу, а там сам решай, зачем да пошто.
Я обошёл машину и сел рядом с водителем. Санька аккуратно и молча тронулся с места. Так и молчал всю дорогу. Молчал и я, понимая, что обычно разговорчивый мужик пытается меня заинтриговать. Наконец, Санька не выдержал.
-- Нешто тебе не интересно? – спросил он, останавливаясь.
-- Да, знаешь, как-то не очень. Опять начнёшь свои рыбацко-охотничьи байки травить. Фантазия у тебя богатая…
-- Никакие не байки. Вот ещё! Ладно, слушай. Поехали мы с Лёхой с утра смотреть делянку под дрова, которую нам отвели у Термигульского болота. Ну, там, в смысле, дорога какая, откуда начать валить, то да сё, сам понимаешь. А дорога перед делянкой крюк делает, аж в три километра, да и колеи там. Лёха сказал, что знает совсем короткий подъезд, только старая конная дорожка в двух местах завалена упавшими деревьями. Если их обрезать, то вполне можно проехать до самой лесосеки, и всего-то метров триста – четыреста. Взяли бензопилу и поехали. Остановились перед первой упавшей осиной и решили не пилить, а пройтись дорожкой до делянки: вдруг новые завалы получились, и разбирать их нет никакого смысла. Так и сделали. До места рубки дошли за каких-то десять минут. Кроме осины поперёк дороги лежали только две нетолстых сосенки и распилить их большого труда не составит.
-- Ну, и зачем мне всё это знать? Слушай! Я сегодня без обеда, кишки кушать просят.
-- Погоди, погоди, ужо и конец близко! – остановил меня Санька и продолжил -- Обратно к машине пошли напрямую, через ельник – ещё короче. Вдруг Лёха остановился и показывает в сторону и вверх – Сань, глянь-ко, како чудо! Я сразу и не понял, а пригляделся – лешачёнок на сломке сидит.
-- Какой ещё лешачёнок, чего ты мне голову морочишь?
-- Какой, какой – передразнил меня Санька – обныкновенный! Забыл ужо, сам нам с Лёхой про Лешего рассказывал, это филин который.
-- Тьфу ты, так бы и говорил…
-- А сам-то ты, леший, да леший, только в конце сказал, что это филин. А мы слушаем, рты разинули, уши развесили… А может мне его так называть больше ндравится! Ладно, слушай. Сосновый сломок-то не простой, то есть ствол переломился, макушка на землю упала, а он так и завис. Вот, значтца, а лешачёнок на нём и сидит. Сам какой-то взъерошенный, крылья коротенькие, сидит столбиком метрах в трёх, не шевелится, только жёлтыми глазищами таращится. Видно, летать ещё не умеет, а по наклонному стволу сумел подняться. Лёха взял палку, постучал по стволу. А он как присядет! Как раздуется! Как клювом защёлкает! Страхи какие, ну точно лешак! Лёха хотел его палкой сбить, но я не разрешил. Зачем его, заразу, зазря убивать. Ещё незнамо каку беду накличем. Говорю, Кузьмичу скажем, он-то придумает чё делать. Вот и всё.
-- Чего всё? Он что, и сейчас там сидит?
-- А кто его знает! Может и сидит. Мы же ушли к машине, взяли пилу и принялись дорогу распиливать. А потом обрезки на полуметровки раскряжевали, чё им зазря пропадать. Будем дрова возить и подберём.
-- Давай съездим, покажешь – начал упрашивать я Саньку.
-- А чё бы не съездить, для хорошего человека, тебя то есть, мы завсегда пожалуйста. Только вот бензопилу, бензин и масло из багажника выложу. Да, ещё, ты мне пятёрку на бензин подбрось.
-- Хорошо, какой разговор! Езжай, а я пока по-быстрому перекушу.
Доехали быстро, без приключений. Санька сразу повёл меня в ельник.
-- Тю, сидит оглашенный, как вчера посаженный! – показал он пальцем на сломанную сосну. На наклонном стволе неподвижно, с закрытыми глазами столбиком сидел крупный птенец филина. Может спал, может прикидывался. Я не стал его тревожить, а подошёл к ближайшей невысокой ели, у которой ветви спускались до земли, образуя естественный шатёр. Раздвинул ветви, заглянул внутрь. Никого. Осмотрелся вокруг, и обнаружил ещё две подобных ёлки. Подошёл к следующей. Санька с недоумённой физиономией следовал за мной, но ничего не спрашивал.
-- Посмотри под этой -- попросил я и двинулся к третьей ёлке, но не успел сделать и трёх шагов, как услышал удивлённый возглас напарника и сухие костяные щелчки. Санька опустился на колени и заглядывал под раздвинутые еловые лапы.
-- Вот это да! – выдохну он – А я сообразить не могу, чего это ты под ёлки заглядываешь. Думал ты того, от жары. – он пошире раздвинул ветки и я увидел двух уродцев. Один стоял на высоких тощих лапах, приподняв крылья, раскачивался, пучил глаза и щёлкал клювом. Конечно, то что он поднял, крыльями назвать можно было лишь условно: молодые перья отросли только наполовину. На теле тоже, поперечнополосатые пёрышки чередовались с довольно густым сероватым пухом. Второй птенец был мельче первого, и перьев на нём было ещё меньше, а пуха больше. Он весь сжался в комок и сидел молча, с закрытыми глазами. Я осмотрелся и присел рядом с Санькой.
-- Ты чё всё время озираешься? – спросил он – Как будто боишься кого-то?
-- Не боюсь, но опасаюсь. Пощупай у меня под волосами на затылке.
Санька поворошил волосы – Да, нехилый шрамик!
-- Вот, вот. Я же рассказывал вам с Лёхой, как меня атаковали длиннохвостые неясыти у гнезда с птенцами. Я не поберёгся и получил удар сзади когтями по голове. Хорошо ёщё, что на мне вязаная шапочка была и аптечка с собой. А филин в три раза тяжелее этой совы, и когти у него подлиннее.
Пока мы вели разговор, птенец перестал щёлкать, опустил взъерошенные крылышки и сам опустился на колени. Но глаза продолжал таращить.
-- Ладно, посмотрели и хватит. Пора уходить пока родители не прилетели. Не знаю, какая у них будет реакция и чего от них ожидать.
Мы пошли к машине. Санька бдительно поглядывал по сторонам. Но взрослые птицы так и не появились, хотя мне дважды казалось, что в ельнике между деревьями мелькают какие-то тени.
-- А скажи Кузьмич, чё это лешенята прятались под ёлками, и почему они такие разные? Один, который на дереве, уже похож на взрослую птицу, а самый маленький только начал оперяться? – неожиданно заинтересованно спросил Санька.
-- Понимаешь, Сань, филины предпочитают гнездиться вот в таких местах, а ещё под корнями выворотков, реже в нишах речных обрывов. Под ёлкой находится их гнездо, ты его просто не заметил, потому что его как такового вроде бы и нет. Просто самка филина вытаптала в опавшей хвое углубление и отложила туда яйца. Кладка обычно из двух-трёх яиц, иногда из четырёх, совсем редко – пяти. Яйца крупные, почти круглые с белой крупнозернистой скорлупой. Что интересно, яйца откладываются не через сутки, как у большинства птиц, а через двое-трое, иногда четверо суток. Насиживать самка начинает с откладкой первого яйца, поэтому и птенцы появляются не одновременно, а с паузой в два-три, а то и четыре дня. Отсюда и разница в облике. Чем больше кладка, тем сильнее младший птенец отличается от старшего. Четвёртый и тем более пятый птенец часто погибают от голода, так как старшие перехватывают корм, принесённый родителями, первыми. Концу первого месяца выкармливания старшие птенцы, ещё не умея летать, разбредаются из гнезда. Они инстинктивно пытаются забраться повыше: на пень или, как в нашем случае, на наклонный ствол. На втором месяце жизни они начинают перепархивать с дерева на дерево. Хорошо летать и самостоятельно добывать пищу они могут только к концу третьего месяца и всё это время родители продолжают их подкармливать.
-- Смотри-ка, какие ответственные старики, я их даже зауважал. Правильно я не разрешил Лёхе сбить лешачёнка с дерева. Теперь я ему всё расскажу!
-- Ты ещё больше зауважаешь филина, когда узнаешь , что они создают пару на всю жизнь.
-- Как лебеди, да? – тихо проговорил Санька и всю оставшуюся дорогу сосредоточенно молчат иногда кивая головой в такт своим мыслям.
.