Самолет оторвался от земли. Максим Андреевич, слегка оглушенный, затаив дыхание, посмотрел в иллюминатор. Перелет из Архангельска в Москву займет не более двух часов, однако он не знал чем себя занять.
- Чай, кофе, сок? – стюардесса остановила напротив тележку с чайником и пластиковыми стаканчиками.
- Чай с лимоном и сахаром, – заказал Максим Андреевич.
Он принялся наблюдать за выверенными движениями девушки. Она кинула в кипяток ломтик лимона и помешала коньячного цвета чай белой пластмассовой ложечкой. На вид проводнице было не больше 25. Круглое чистое лицо, вздернутый носик, обсыпанный золотистыми веснушками, и светлые волосы, туго заплетенные в косу. Форменная шапочка-таблетка была кокетливо сдвинута набок. «Ох, наверняка, пока она тут с дежурной улыбкой обслуживает в небе пассажиров, внизу по ней томится не один паренек» - с неудовольствием подумал Максим Андреевич. Затем его мысли перескочили на собственную жену. В морскую экспедицию он уехал три месяца назад, и за это время не получил от нее ни одной весточки. Все дни он провел на корабле – скрип мачт и промозглый ветер, налетавший с севера, подчас будил в его воображении образ морского волка. Брызги просаливали его одежду до самого нижнего белья. Весеннее солнце нанесло на плечи и лицо темный загар. На судне вместе с другими откомандированными инженерами, он проводил геофизические измерения. А в перерывах ловил морского окуня. А иногда так было приятно глядеть на закат… Галюся…Галюся… что ты сейчас делаешь?
Рабочие будни протекали в крепкой мужской компании. Тихими вечерами под ритм волн инженеры собирались в тесном кубрике и за бутылочкой перцовки поверяли друг другу «наболевшее». Кто как мог и как хотел… Максим, несколько угрюмый, любил послушать семейные истории товарищей, но сам никогда не поддерживал эту тему. Только лишь однажды хвастливо подчеркнул, что дражайшая половина младше его почти на десять лет.
- И сколько же ей? – допытывались окружающие.
- В июне исполнится двадцать два.
- Девчонка еще…
Девчонка-то девчонка, но юный возраст супруги почему-то вызвал у всех поощрительное молчание.
- И как же ты оставляешь ее одну? – спросил коллега не без ехидства, собираясь опорожнить очередной стаканчик.
- Как так… - чуть растерянно проговорил он, – у нас ведь маленькая дочь, так что даже думать о чем-либо постороннем времени нет.
Галюся Богатырева была еще школьницей, когда Максим Андреевич принялся за ней ухаживать. Сухопарая девчушка была на полголовы выше его и любила носить кроссовки. Поначалу инженер испытывал неловкость, глядя на припухлые щечки старшеклассницы, на ее плоскую грудь и тонкие ноги. Так уж ли велика разница в возрасте? Этим вопросом он задавался каждый раз, когда помогал ей решать задачки из школьных учебников. Казалось, после первого поцелуя, время, разделявшее влюбленных, вдруг стерлось навсегда… Когда Галюся обзавелась аттестатом зрелости и сдала экзамены в медучилище, ее мама, Вероника Сергеевна уже без былой тревоги стала глядеть на роман дочери. Все чаще она уходила из дому на базар – торговать зеленью и овощами. «Плохая торговля нынче пошла» - нередко жаловалась она, объясняя свою занятость. Максим Андреевич и сам не заметил, как много свободного времени у них появилось с Галюсиком наедине. Они вместе готовили себе еду, вместе смотрели кино, вместе читали. Искушение просто витало в воздухе, однако никто не торопился переступить границу. «Жену надо воспитывать» - нередко думал он, тяжело обнимая вчерашнюю школьницу, а Галюся, подавляя зевки, все больше приходила в раздражение от подобной нерешительности. Уж слишком затянулось воспитание…
Свадьбу справили скромно, в узком кругу семьи. За маленьким столиком в ресторане собравшиеся родственники угрюмо изучали друг друга. Некоторые виделись впервые. Младший брат Максима Андреевича до неприличия таращился на невестку, которая за это время еще больше вытянулась и заметно окрепла. Рядом с ней жених, сгорбившийся на стуле и нервно дергающий уголками губ, казался маленьким, даже отчего-то печальным. Вероника Сергеевна, взявшая на себя роль хозяйки застолья, энергично подливала в бокалы шампанское. Когда музыканты на сцене заиграли зажигательную музыку – юная супруга первая вскочила из-за стола, уводя за собой новоиспеченного мужа. Раз-два-три…раз-два-три… раз-два-три… Гости молча наблюдали за парой и тем, так как под складками белоснежного платья невесты вырисовывался отяжелевший живот.
Первые месяцы супружества странным образом повлияли на характер Максима Андреевича. Он и раньше-то не отличался общительностью, однако, покончив с холостяцким положением, еще больше отгородился от окружающих стеной строгой молчаливости. «На счастливого молодожена что-то не похож…» - отмечали его коллеги и знакомые, при этом вслух ни о чем не расспрашивали. Замкнутость инженера держала любопытных на расстоянии, и потому никто не догадывался, что творилось у того по-настоящему в душе.
А Максим Андреевич привыкал к новому положению – он сильно гордился юной женой. «Как же она естественна в своей неопытности, не испорчена наподобие тех голосистых баб, которые… которые…» - дальнейшее он боялся домысливать.
Тем не менее, Галюся хоть и оставалась неопытной, но надышавшись ветром свободы, поменяла взгляды на многие вещи. В первый раз провожая мужа в командировку, она со вздохом протянула ему медицинский справочник.
- Если испортится самочувствие, будет тебе подспорьем. А вот как мне бедной коротать все это время, просто ума не приложу – на ее лице появилась кислая гримаска.
- Поживи у родителей, тебе еще дитя носить…
- Да, и заметь все одной…
Максим Андреевич пропустил упрек мимо ушей.
Появившуюся на свет дочурку назвали Тамарой в честь грузинской царицы. В писклявом свертке было мало княжеского величия, однако каждое его шевеление воспринималось с обожанием. Маленький кумир требовал к себе внимания всех домочадцев – к нему с визитом являлись бабушки, дедушки, тети и дяди. От столпотворения родни Максим Андреевич тихонько скрежетал зубами. Как хотелось покоя и тишины, а еще ласки… Но куда там, подавляя ревность, он поспешно отправлялся в дальнюю командировку. Шум волн и затхлое убранство каюты возвращали ему необходимое ощущение собственной ценности. Ведь, в конце концов, он сносит эти неудобства ради благополучия семьи. Пока он молча переживал за себя, за его стараниями кормильца, недостаточными по мнению Галюси, тщательнейшим образом следила родня.
- Мне не хватает денег на хлеб. Ты вот в прошлый раз оставил нас надолго, и мы сидели почти на воде. Если бы не мама… - сказала она, подогревая на плите молочную кашу.
- Но я же не ограничиваю тебя в расходах. Трать сколько потребуется, – возразил Максим Андреевич.
- И вообще, почему бы тебе не открыть для меня личный счет? Мне одной тяжело, а ты все равно по морям мотаешься, ни о чем не думаешь. Да и разве деньги на кораблях нужны?
- Я думаю о вас… - ответил он, ощущая, как внутри нарастает гнев. С некоторых пор он стал опасаться спорить с супругой. Материнство оказалось тем плацдармом, которое укрепляло ее женский дух, как начальника воодушевляет свежее подкрепление перед ответственным сражением.
- Да уж, не о такой жизни я мечтала… - горько вздохнула Галюся, – кочуем по съемным квартирам словно цыгане…
- Мы же только одну сменили, – поправил Максим Андреевич.
- Но пора уже иметь свою. И желательно просторную.
- Это займет время…
В этот момент из смежной комнаты донесся надсадный детский плач и Галюся, открывшая было рот для очередного житейского замечания, отставила кастрюльку с огня.
Метаморфозы произошли не только со вчерашней школьницей. Сам Максим Андреевич сталкиваясь по утрам с зеркалом, не узнавал себя. От командировочной перцовки с морской закуской он округлился. Маленький подбородок, придававший в юности ему романтичный вид, совсем заплыл жиром, родинка в левом углу над верхней губой выцвела и будто размазалась. Раньше он любил начинать день с зарядки и подъема штанги. Теперь диски пылились в углу. За это время он еще больше замкнулся в себе. На людей привык глядеть исподлобья и даже жену частенько окидывал колющим взглядом…
В салоне самолета объявили о посадке. Пассажиры оживленно зашевелились в своих креслах. Максим Андреевич, стряхнув тревожные мысли, тоже весь подобрался. Все-таки как приятно возвращаться домой…
Открыв дверь квартиры, вернувшийся муж застыл на пороге. От стен веяло непривычной тишиной и пустотой. Он заглянул в комнату – на полу валялись в беспорядке детские вещи, дверь шкафчика распахнута, внутри покачивалось одинокое пальто. Куда же все подевались? Кухня тоже представила собой печальное зрелище. Исчез холодильник, плита. На столе, заваленном грязной посудой, лежала записка.
«Я ушла и не пытайся меня вернуть, – говорилось в ней. – Пока ты разъезжаешь по свету в свое удовольствие, я совсем зачахла дома. Что я видела, кроме стирки да готовки? Ничего. К тому же я так молода, хотя тебе, по-видимому, до этого нет никакого дела. Так что обещанной квартиры мне не надо. А все накопленные деньги на моих счетах я оставлю себе. Также как и машину, и мебель, и все-все-все. Поверь, это всего лишь маленькая часть того, чего я заслужила своим беспримерным служением тебе, пока ты… бесчинствовал в своих командировках!!! Мне было тяжело, но я терпела. Впрочем, ладно - я, но дочь – не видела родного отца месяцами!!! Прощай. О разделе оставшегося имущества и алиментах мы поговорим уже в суде. Твоя бывшая Галюся».