Я должен был стать необычайно удачливым человеком. Мне следовало родиться в июне – самом благоприятном для подобных событий месяце, которому отдают предпочтение все заботливые родители. Как случилось, что я родился в мае, пользующемся репутацией самого несчастливого месяца в году (мой случай – ещё одно тому доказательство), – про то лучше спросить людей, сведущих в подобных вопросах. Няня – первое человеческое существо, о котором у меня остались достаточно чёткие воспоминания, – выразила уверенность, что виной тому моё нетерпение, и немедленно предрекла, что это лишь малая толика несчастий, которые оно способно породить в будущем. Как оказалось, предчувствия её не обманули. От этой же худосочной дамы я узнал об обстоятельствах моего появления на свет. По няниной версии я родился совершенно неожиданно через два часа после прихода печального известия о шахтах моего отца: их поглотило наводнение. Став взрослым, я узнал, что напасти в этом мире никогда не приходят в одиночку, но следуют одна за другой. Моя бедная мама, стараясь дотянуться до звонка, облокотилась на псише и разбила его. Будучи валлийских кровей, она предавалась суевериям вопреки всяческим доводам рассудка, и немедленно уверилась, что, как ни пытайся противостоять влиянию вредоносных звёзд, первые семь лет моего детства обречены её неловкостью на несчастья.
- Воистину, – со вздохом добавила угловатая миссис Ферзи, – не зря так говорят!
- А разве я – не счастливый маленький мальчик? – поинтересовался я. До сих пор миссис Ферзи пыталась внушить мне, что судьба беспрекословно на моей стороне. Обстоятельством особого везения предъявлялось то, что меня заставляли укладываться спать в шесть, тогда как менее везучие дети были лишены естественного сна до восьми или даже девяти часов. Некоторые маленькие мальчики вообще не ложились спать – чему в бунтарском настроении я прямо-таки завидовал. А при первых признаках простуды мне предоставлялась привилегия питаться льняной кашей на обед и серой с патокой на ужин – смесь, названная предательски обманчиво с целью ввести в заблуждение несведущих, поскольку, если говорить о вкусе, патока немилосердно уступала сере. Это был очередной пример избирательности Фортуны: другим маленьким мальчикам ужасно не везло, и, когда им недужилось, их оставляли без внимания. Дополнительным же свидетельством того, что Провидение выделяет меня из всех прочих, было ниспослание миссис Ферзи в качестве няни. Поэтому первый намёк на то, что я не был во всех отношениях наиудачливейшим из детей, произвёл столь сильное впечатление.
Добрая женщина тут же поняла, что допустила ошибку, и поторопилась её исправить.
- О, ты, конечно же, везунчик, – ответила она. – Я говорила о твоей бедной матери.
- А разве маме не повезло?
- Знаешь, после твоего появления ей что-то не слишком везёт.
- А разве моё появление – не везение?
- Пожалуй, нет – ты появился немного не вовремя.
- Разве она не хотела, чтобы я появился?
Миссис Ферзи относилась к числу тех доброжелательных особ, которые считают, что постоянное извинение за своё существование – единственно приемлемое поведение для детей.
- Думаю, она прекрасно могла бы обойтись без тебя, – последовал ответ.
Я и сейчас могу ясно представить эту картину: я сижу на маленьком стульчике у камина в детской, обхватив руками одно колено, а иголка миссис Ферзи с монотонной регулярностью царапает напёрсток. В этот момент жизненные проблемы впервые постучались в мою маленькую душу.
Неожиданно, не меняя позы, я спросил:
- Зачем тогда она меня взяла?
Резкое царапанье иголки о напёрсток внезапно прекратилось.
- Взяла? О чём говорит этот ребёнок? Кто тебя взял?
- Как кто? Мама! Если я не был ей нужен, зачем она меня взяла?
Даже в тот момент, когда благородное негодование побудило меня задать этот вопрос – на который, по моему мнению, не могло быть никакого логичного ответа, – я был рад, что она взяла меня. Воображение тут же нарисовало сцену в спальне у окна: мои родители дают понять, что я им не нужен. Я представил аиста, озадаченного и раздражённого, похожего на Тома Пинфоулда, как он иногда выглядит, когда стоит и держит рыбу за хвост, а Анна нюхает её и захлопывает кухонную дверь прямо перед его носом. Интересно, аист точно так же побрёл бы прочь, почёсывая затылок одной из своих длинных циркулеобразных ног и что-то бормоча себе под нос? И немедленно возник вопрос: а как именно мы с аистом перемещались? В саду мне приходилось наблюдать, как чёрный дрозд несёт червяка, и, хотя червяку явно не грозило упасть, мне казалось, ему неудобно, и он нервничает. Неужели и я извивался и ёрзал подобным образом? Получив отказ, куда бы меня отнёс аист? К миссис Ферзи? Их коттедж ближе всего к нам. Но миссис Ферзи, уверен, также отказалась бы; а за ними, в первом доме в деревне, живёт хромой мистер Чамдли, сапожник. Он целыми днями просиживает в какой-то норе чуть ли не под землёй, стуча молотком по ботинкам очень грязными руками, и похож на зловредного людоеда – я не хотел бы быть его ребёнком. Наверное, никто бы меня не взял. Я призадумался, ощутив себя нежеланным для всей деревни. И что бы сделал аист, останься он со мной, если можно так выразиться, на руках? Эта мысль породила следующий вопрос:
- Няня, а откуда я взялся?
- Я же тебе столько раз говорила: тебя принёс аист.
- Да, знаю, но где он меня взял?
Миссис Ферзи ответила далеко не сразу. Возможно, она боялась, что её ответ заставит меня возгордиться собой сверх меры. В конце концов, похоже, она решила рискнуть, и при необходимости нейтрализовать пагубный эффект другими способами.
- В Раю.
- Но я думал, что в Рай попадают, – ответил я, – а не приходют оттуда. – Я так и сказал – «приходют»: в то время бедная мама постоянно поражалась моему желанию оканчивать слова одинаково. Особенно я любил употреблять «приходют» и «уходют», по аналогии с «кушают» и «пьют».
Миссис Ферзи обошла мои грамматические чудачества гордым молчанием. Её подчёркнуто попросили не заниматься этим аспектом моего образования, поскольку мама считала, что различные мнения по одному и тому же вопросу только запутают ребёнка.
- Ты пришёл из Рая, – повторила миссис Ферзи, – и попадёшь в Рай – если будешь хорошим мальчиком.
- Все маленькие мальчики и девочки приходят из Рая?
- Так говорят. – Миссис Ферзи явно дала понять, что данное утверждение лично она считает всеобщим заблуждением.
- И Вы пришли из Рая, миссис Ферзи?
На этот вопрос миссис Ферзи ответила куда более выразительно.
- Конечно, из Рая, а ты как думал?
К моему стыду, Рай немедленно потерял в моих глазах всё своё великолепие. Меня и раньше смущало утверждение, что все, кого я знал, должны были попасть туда; теперь, когда выяснилось, что миссис Ферзи ведёт своё происхождение из Рая, он лишился большей части своего очарования.
Но этим дело не кончилось – сведения, сообщённые миссис Ферзи, вызвали новое огорчение. Я даже не стал утешать себя мыслью, что разделяю эту судьбу со всеми маленькими мальчиками и девочками: детский эгоизм заставил меня сосредоточиться на моём конкретном случае.
- А разве меня не хотели оставить в Раю? – спросил я. – Там не любили меня?
Горечь в моём голосе, видимо, тронула миссис Ферзи, так как она сочувственно ответила:
- Думаю, любили. И я тоже люблю, но иногда хочется избавиться от тебя.
О да, в этом сомнений не было. Даже в то время я подозревал, что время отхода ко сну наступало иногда не в 6 часов, а в половине 6-го.
Но утешения не последовало. Стало ясно, что я не желанен ни в Раю, ни на Земле. Бог не хотел меня. Он был рад избавиться от меня. Мама не хотела меня. Она вполне могла бы обойтись без меня. Никто не хотел меня. Почему я здесь?
И тогда – словно в тёмной комнате внезапно открылась и закрылась дверь – в моём детском умишке родилось осознание: поскольку я здесь, где-то должно быть Что-то, нуждающееся во мне, Что-то, чему я принадлежал, и что принадлежало мне, Что-то, являющееся частью меня так же, как я являлся частью его. Эта мысль возвращалась снова и снова, хотя в детские годы я не мог облечь её в слова. Много лет спустя сын португальского еврея сумел объяснить мне это. Но в тот момент я мог сказать лишь одно: я впервые осознал себя существующим, понял, что я – это я.
Впервые опубликовано по адресу http://mustran.ru/2014/work/361