Часть 1.
«САМОУЧИТЕЛЬ» ДЛЯ МИНИСТРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ. СЫЩИКИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ
«Для непосредственного руководства операцией по обезвреживанию бандформирований в город Буденновск прибыли заместитель председателя правительства России Николай Егоров, министр внутренних дел Виктор Ерин, директор ФСБ Сергей Степашин и командующий Северо-Кавквзским военным округом Анатолий Квашнин…».
16 июня 1995 года, “Российская газета”.
Шли первые сутки проведения антитеррористической операции по освобождению заложников и задержанию боевиков. Руководство операцией было сконцентрировано в так называемых оперативных штабах. Всего в те дни их было пять.
Центральный, или главный, штаб по проведению антитеррористической операции и освобождению заложников располагался в здании Буденновского РОВД и состоял из силовых министров, полномочных представителей Правительства РФ. Отсюда по прямой связи докладывали о ситуации лично премьер-министру Виктору Черномырдину, а также вели переговоры с боевиками. Задача штаба прежде всего состояла в аккумуляции и анализе всей поступающей оперативной информации, координации действий силовых структур, задействованных в проведении операции и принятии основных тактических решений. От решительности, компетентности и согласованности работы центрального штаба зависел успех всей операции и жизнь сотен и даже тысяч людей. Официально руководителем этого штаба являлся министр внутренних дел России генерал армии В.Ф.Ерин.
По указанию О.И. Гайданова, заместителя Генерального прокурора России, я с первых часов трагедии был определён в главный штаб и, находясь в гуще событий, имел возможность наблюдать за генералом Ериным.
Нужно было принимать активные и адекватные меры к освобождению заложников, предотвращению их расстрелов, чем не переставал угрожать Басаев. Только- только сдвинулся с места переговорный процесс с террористами. В него включились официальный представитель правительства России заместитель главы администрации Ставропольского края А.В. Коробейников и начальник краевого ГУВД генерал - майор милиции В.К. Медведицков, а также некоторые другие представители краевых и центральных структур власти.
В.Ф. Ерин, погружённый в думу, молча сидел в уголке, но в тоже время и как бы во главе большого стола для совещаний. Вокруг него все ходили с таким видом, словно боялись разбудить министра. Для силовика был он как-то несообразно вял и потерян. Бездействовали и многие другие представители Москвы.
Живым и активным был только Сергей Степашин. Его плотная невысокая фигура, веснушчатое непроницаемое округлое лицо, короткий ёжик рыжеватых волос мелькали то тут, то там. К нему постоянно заходили с докладами крепкие ребята в камуфляже, с которыми он общался вполголоса, чтобы не мешать тем, кто находился на телефонах прямой оперативной связи. Был он похож на вездесущего, хитрого лиса перед большой охотой - профессия всё-таки накладывает свой отпечаток…
Дым от сигарет стоял сплошной завесой. Не спасали даже настежь открытые окна и несколько вентиляторов. Напомню, что днём жара стояла неимоверная - до 35 - 40 градусов в тени, и некоторое облегчение наступало только с утренней прохладой, да и то ненадолго.
Ближе к утру инициативу, наконец, решил проявить Виктор Ерин:
- Ну, что, прокурор, - заметно картавя и кривя раненную когда-то щеку, обратился он ко мне, - в каком месте штурмовать будем?
И без перехода попросил набросать приблизительный план расположения корпусов больницы и обозначить подходы к ним. К тому времени сотрудники местной милиции, не найдя руководства Бюро технической инвентаризации города (потом выяснилось, что почти весь персонал БТИ оказался в заложниках), взломали двери в архивные помещения и все необходимые документы – карты города и поэтажные планы корпусов осаждённой больницы - доставили в главный штаб. Я показал генералу на карте примерные маршруты, по которым нескольким заложникам удалось сбежать из больницы, но от советов по поводу штурма воздержался - это дело специалистов, а не прокурорских работников.
Зуд активной полководческой деятельности у министра с утра заметно прогрессировал: он вызвал к себе начальника Буденновского РОВД Н.А. Ляшенко. Николай Андреевич рассказывал, что застал Ерина листающим самоучитель игры в бильярд, найденный в книжном шкафу кабинета, где расположился штаб. Для начала генерал поинтересовался количеством сотрудников уголовного розыска, имевшихся в отделе. Их насчитывалось 27 человек. По задумке генерала армии, сыщики должны были, переодевшись в белые халаты и спрятав под ними оружие, на нескольких автомашинах «скорой помощи» под видом медбратьев войти в первый контакт с боевиками и отвлечь их от главной ударной силы – «Альфы». Такую операцию мог навеять только бильярдный самоучитель, поскольку накануне террористы уже расстреляли две «скорых помощи», пытавшихся проехать на территорию больницы.
«В ПОИСКАХ «СТРЕЛОЧНИКА». ПО ПРЕЗИДНТСКОМУ ВЕЛЕНИЮ, ПО СВОЕМУ ХОТЕНИЮ»
Многие руководители края и региональных структур и большинство грамотных и думающих сотрудников оперативных и специальных подразделений выступали против штурма больницы, при котором минимальные потери личного состава могли составить 30, а среди заложников - до 90 процентов.
Однако решающее слово было за руководителями главного чрезвычайного штаба, хотя их действия, как мне кажется, были заранее предопределены на самом высоком уровне.
- Решение о штурме главного здания больницы в Буденновске предварительно было принято с министром внутренних дел Виктором Ериным еще до моего отъезда в Галифакс, - сообщил Борис Ельцин журналистам в Канаде. - Мы договорились подождать день-полтора и подготовиться, чтобы не натворить что-нибудь во вред.
Но, даже несмотря на эту предварительную установку, брать на себя всю полноту ответственности за силовое решение проблемы никто из высокопоставленных членов главного штаба не спешил. Руководителям операции явно был нужен повод для штурма, на который они могли бы сослаться в случае неблагоприятного исхода операции. С этой целью на вторые сутки в главный штаб пригласили Ю.М. Лушникова, бывшего тогда прокурором Ставропольского края и предложили ему… потребовать от руководства штаба исполнения данных Лушниковым санкций на арест террористов, личности которых уже были установлены. То есть краевого прокурора пытались, по существу, назначить «стрелочником».
Между тем переговоры продолжались. Помимо основного их предназначения – попытаться освободить как можно больше заложников, переговоры с Басаевым, по сути, маскировали подготовку к штурму, позволяли тянуть время и сбивать напряженность и агрессивность в стане террористов. При разработке плана силового захвата либо полного уничтожения террористов с одновременным спасением заложников оперативники УБОП при ГУВД края и спецназовцы предусматривали минимальное применение оружия широкого поражающего спектра – пулемётов, гранатомётов, автоматических пушек, поскольку боевики выставили в окнах в качестве живого щита заложников. Однако этот вариант операции одобрения министров и генералов не получил. И кто тогда лично одобрил план штурма, который привёл к многочисленным жертвам, сейчас остаётся только догадываться. Как установлено материалами предварительного следствия, при штурме погибли примерно 20 заложников.
Позднее, 29 июня 1995 года на Совете безопасности России Б.Н. Ельцин дал такую оценку работы штаба: «Сегодня мы должны определить виновных за события в Буденновске… Россиянам, всему миру продемонстрирована низкая способность наших спецслужб выполнять возложенные на них задачи...»
Уроки и выводы из трагедии в Буденновске были жесткими. Указами Президента РФ были освобождены от занимаемых должностей: заместитель председателя Правительства РФ, министр по делам национальностей и региональной политике Н.Д. Егоров; министр внутренних дел генерал армии В.Ф. Ерин; директор Федеральной службы безопасности генерал-лейтенант С.В. Степашин. Все расстались с должностями по собственному желанию…
«ДЫРКИ В ЗАБОРЕ ДЛЯ СНАЙПЕРОВ. ДЕЙСТВУЙТЕ ПО СВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ…»
Еще один штаб – армейский, возглавлял командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник Анатолий Квашнин. Сразу же по прибытии в Будённовск Квашнин высказал мысль, что нужно поднять в воздух вертолёты и расстрелять больницу. И вообще, мол, возня с террористами и заложниками – дело милиции, армии здесь делать нечего. Один из очевидцев событий, заместитель начальника ГУВД Ставропольского края полковник Н.М.Кривцов, рассказал мне позже, как в первые дни операции по освобождению заложников он зашел в штаб Квашнина. Тот спрашивает: сколько у нас снайперов и где они? Человек пять, отвечает Кривцов, и все расположены вокруг больницы. Тогда Квашнин предложил расставить снайперов вдоль бетонного забора, опоясывающего территорию больницы, и проделать в заборе отверстия, чтобы только ствол винтовки пролез. И таким образом уничтожать боевиков. Для человека понимающего, что собой представляет снайперская винтовка, у которой работает не только ствол, а больше всего важна оптика, все понятно без комментариев…
Характеристика самому себе – любимому, данная Анатолием Васильевичем Квашниным три года спустя после описанных мною событий, говорит сама за себя: «Если Генштаб – мозг армии, то я – главная извилина».
( «АиФ», 1998, № 23)
Пришлось близко столкнуться с руководителем армейского штаба и членам следственно-оперативной группы Генеральной прокуратуры РФ, которая по возбужденному по факту бандитского нападения на город уголовному делу проводила осмотры места происшествия. В первую очередь следовало произвести осмотры трупов убитых при штурме здания РОВД девяти сотрудников милиции, шести боевиков и четырнадцати жителей города, которые были свезены во двор здания УВД.
Руководили проведением осмотров трупов старший помощник прокурора Ставропольского края, начальник отдела по надзору за расследованием особо важных дел прокуратуры края Ю.И. Змиевский и начальник методико-криминалистического отдела прокуратуры края А.М. Сучков (позднее присоединился к участию в проведении этих следственных действий и я).
Все следственные действия в обязательном порядке фиксировались помимо протоколов еще и на фото - и видеокамеры. И тут возникла проблема с работой видеокамеры - шла наводка сигнала от высокочастотных кабелей связи (во дворе РОВД стояла автомашины спецсвязи командующего СКВО).
Александр Михайлович Сучков поднялся в штаб к командующему и, представившись, попросил временно отключить радиостанцию. Квашнин, хотя и не сразу, но согласие все же дал. Однако связисты, видимо, хорошо знавшие крутой и непредсказуемый характер своего генерала, отказались выполнять устное распоряжение, требуя письменного приказа. После повторного обращения криминалиста, Квашнин «разрешил» ему «действовать по своему усмотрению», хотя письменного распоряжения вновь так и не выдал. И когда прапорщик-связист в очередной раз отказался выключать радиостанцию, Александр Михайлович «по своему усмотрению» просто обесточил её, открутив фишку силового кабеля...
Осмотр продолжился.