Андрей Боголюбский. Возмездие убийцам

Николай Шахмагонов
                ВОЗМЕЗДИЕ
      Вспомним знаменитые слова Александра Сергеевича Пушкина, которые, впрочем, обычно цитируются не полностью: «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас всевозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка-полушка, да и своя шейка-копейка». 
       Убийство Юрий Долгорукого в Киеве стало причиной кровавого бунта. Впрочем это ничему не научило «суждальское» боярство. На что рассчитывали, готовя жестокое и циничное убийство святого благоверного князя Андрея Боголюбского, боярин-воевода Борис Жидиславич и инородцы Амбал, попавший в ключники к князю, и Мойзич, также сумевший внедриться в близкое окружение Государя Владимиро-Суздальской Руси?
           Или неведомо им было, что уже наутро после внезапной и странной смерти Великого Князя Юрия Долгорукого, в Киеве вспыхнул бунт, унесший жизни многих виновных и невиновных бояр? Или неведомо было заговорщиков, к чему приводит изъятие из среды Удерживающего? Удерживающего, коим является Государь, получивший власть от Бога для казни злых и милования добрых.
Таким Удерживающим во Владимиро-Суздальской Руси был Святой Благоверный Великий Князь Андрей Боголюбский, твердою рукою умиротворивший Залескую Русь и избавивший центр её – ядро будущей могучей державы от братоубийственных разборок и междоусобиц.
Убийцы благоверного Государя, даже, если и знали о возможных последствиях своего злодеяния, не желали учитывать этих возможных, неотвратимых последствий. И не молоды они были, и своя шея была им не копейка. А вот на чужие головы, на чужие жизни им было глубоко наплевать, поскольку предлоги и поводы, которыми движима была основная масса заговорщиков, были мелки и незначительны для организаторов злодеяния, руководствующихся иными, можно сказать, даже глобальными причинами.
Святой благоверный князь Андрей Боголюбский строил на Русской Земле государственную власть совершенно особую, власть от Бога – Православное Самодержавие. И эта власть стремительно объединяла Русь, укрепляла её, делала могучей и непобедимой. И поэтому организаторы убийства были лишь инструментом при выполнении глобальной задачи, но чтобы скрыть истинные причины, они за причины  выдавали поводы, более понятные широким народным массам, большинству летописцев и большинству более поздних исследователей.
Главарям не столько нужен был русский бунт, сколько нужна была ликвидация первых серьезных достижений в строительстве Андреем Боголюбским Православного Самодержавия. Впрочем, и бунт, да и вообще смута вполне устраивали их, ибо любой бунт, любая смута – залог ослабления государства.
Иные историки давно уже сделали вывод, что вслед за уходом (почти всегда насильственным) из жизни сильного духом, твердого и жесткого Государя, обязательно наступают времена, которые принято именовать смутными. Но тот, кто считает так, путает причины и следствия, ибо устранение сильного Государя для того и вершится слугами дьявола, чтобы остановить взлет Государства и ввергнуть его в хаос и неразбериху. Одним словом, изъять удерживающего, организовать смуту, ну и, конечно, поживиться на этом.
 "Идейные" (я умышленно взял это слово в кавычки) вдохновители убийства Андрея Боголюбского Борис Жидиславич, Амбал, Мойзич, Кучкович, сразу после свершения злодеяния приступили к грабежу имущества князя.
Ю.А.Лимонов в книге "Владимиро-Суздальская Русь", основываясь на летописных свидетельствах, указывает: "Убив князя, заговорщики ... поднялись на второй этаж башни, где хранились княжеские сокровища: "идоша на секи и выимаша золото и каменье дорогое, и жемчуг, и всяко узорчье ..." Драгоценности были снесены вниз, погружены на коней княжеских слуг и "послаша до света прочь", т.е. до зари были отправлены из Боголюбова. Было захвачено и оружие, хранившееся во дворце и предназначенное княжеским слугам: "а сами воземьше на ся оружья княже..." К утру все было кончено. В руках заговорщиков оказалась резиденция князя, оружие и казна".
Особую роль в подавлении и погашении смуты суждено было сыграть князю Михалко Юрьевичу. Прежние смуты были стихийны. Смута 1174 года в отличии от них планировалась с определенными глобальными целями. Если прежде убийства свершались с ограниченной целью, хоть и существенной, заключавшейся в захвате старшего великокняжеского стола, то смута во Владимиро-Суздальской Руси, вставшей под праведной рукой Андрея Боголюбского на Самодержавный путь, имела целью прервать поступательное движение по этому победоносному для Русской Земли пути.
Так кто же он, князь Михалко, и почему имя его связано со столь трагическим для России временем?   
В 1155 году, завоевав, наконец, Великокняжеский Киевский стол, Юрий Долгорукий посадил подле себя в Выжгороде своего старшего сына Андрея Юрьевича. Далее, соответственно по старшинству, он посадил на княжеские столы: Глеба – в Переяславле Залеском, Михалко, тогда ещё совсем юного, в Торческе на Волыни, младшим же – Мстиславу и Всеволоду, вместе с внуками (детьми покойного сына своего Ростислава) определил Суздальский край.
Суздальцы целовали крест, клянясь в верности младшим сыновьям великого князя Долгорукого. Но случилось всё не так, как замышлял Юрий Долгорукий. Уже летом 1155 года в Суздальский край вернулся против воли отца, но не без воли Бога тайной, князь Андрей, но вернулся он не в Ростов или Суздаль, а в захолустный ещё Владимир.
В 1157 году, после смерти Юрия Долгорукого, князь Андрей, получивший к тому времени прозвание Боголюбского, был избран на великокняжеский стол, но в Киев не поехал, а остался во Владимире, в краю Суздальском. Враждебные силы попытались поссорить его с братьями, племянниками и старшими дружинниками отца, но князь Андрей Юрьевич заточил бояр-крамольников, а братьев с их матерью – второй  женой отца и своей мачехой, а также племянников во избежании раздоров, выслал из Суздальского края. Михалко в то время находился в Торческе.
И вот минуло семнадцать лет. Самодержавный благоверный Государь Андрей Боголюбский пал от рук злодеев. Кому было наследовать Владимиро-Суздальский стол, который под рукою Андрея превратился в великокняжеский старший стол всея Руси – и Залеской, и Южной?
Сын Андрея, Глеб, двадцатилетний  юноша, отличавшийся, по отзывам современников, необычайной душевной чистотой, скончался при странных обстоятельствах за 9 дней до убийства самого Андрея Боголюбского.
По закону, введенному Андреем Боголюбским, наследовать великокняжеский стол должен быть старший из сыновей. Но единственный оставшийся в живых сын князя Андрея правил в Новгороде Великом и ему не резон было оставлять сталь важный княжеский стол – Новгород в те времена был на особом положении. Княжить в нём было не только почетно – это было важно и для Суздальского края.
Исходя из этого, Владимиро-Суздальский великокняжеский стол положено было занять старшему из братьев – Михалко (Михаилу) Юрьевичу. Он всё ещё княжил в Торческе, но Торческ не Новгород, ровно как и Выжгород не Киев. Обычно наследник великокняжеского стола занимал рядовой княжеский стол лишь формально. К примеру, Юрий Долгорукий активно привлекал к государственной деятельности сына своего Андрея.
Да и Андрей готовил в преемники сына Глеба, но Глеб внезапно покинул сей мир, и Андрей Боголюбский просто не успел выбрать и подготовить достойного преемника.
Итак, по праву должен был занять Владимиро-Суздальский великокняжеский стол князь Михалко. Но не для того заговорщики и те, кто стоял за ними, готовили убийство Андрея Боголюбского, чтобы место его занял брат Михалко, хоть и молодой, но уже набравшийся опыта князь, способный проводить самостоятельную политику.
Вершители заговора не могли исключить того, что Михалко продолжит дело, начатое старшим его братом. Убийцам и их хозяевам нужно было призвать на княжение того, кто станет в их руках послушной марионеткой. И они выбрали сыновей умершего Ростислава, сына Юрия Долгорукого, выбрали главным образом потому, что им обоим – и Мстиславу Ростиславовичу и Ярополку Ростиславовичу – ещё не исполнилось и пятнадцати лет. Для решения вопроса о наследии великокняжеского стола во Владимир съехались на вече и ростовцы, и суздальцы, и переяславцы. Летописи донесли до нас то, о чём говорили бояре:
«Всем известно, каким образом мы лишились князя. Он не оставил детей, кроме сына, княжащего в Новгороде. Братья Андреевы в Южной Руси. Кого же изберём в Государи? Кто защитит нас от соседственных князей, рязанского и муромского? Да не будем жертвою их коварства и силы! Обратимся к зятю Ростислава Георгиевича, Глебу Рязанскому; скажем ему: Бог взял нашего князя – зовём шурьев твоих на престол Андреев; отец их (Ростислав) жил с нами и пользовался любовью народною».
Одним из тех, кто внушил боярам эту идею был, конечно, Глеб Рязанский, увидевший возможность и, как узнаем позже, воспользовавшийся ею, поживиться за счет Владимиро-Суздальской Земли, становившейся мало защищенной при слабом управлении. Дальнейшие события показали, сколь лицемерны и коварны были бояре, замыслившие отдать Владимиро-Суздальский стол малолетним княжатам. Народ поверил в их намерения, представленные, как самые благие, и согласился на приглашение Ростиславичей.
В Чернигов, где находились в то время Мстислав Ростиславич и Ярополк Ростиславич отправились боярские послы. Послы предложили братьям: "Поезжайте к нам княжить, а других не хотим".
Но не так думали совсем ещё юные Ростиславичи. Они были очень дружны со своими дядьями – братьями отца, рано отошедшего в мир иной. В Чернигове в то время находились и Михалко Юрьевич с братом Всеволодом  Юрьевичем.
Ростиславичи не хотели ссориться с ними, к тому же старший брат Михалко был для них в то время непререкаемым авторитетом. Послам Ростиславичи ответили:
«Либо добро, либо лихо всем нам, пойдём все четверо: Юрьевичей двое, да Ростиславичей двое». Мало того, старшим они единодушно определили Михалко Юрьевича.
Из Чернигова в Москву вместе с послами выехали Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич. Младшие отправились за ними несколько позже. Ростовские бояре, ожидавшие одних Ростиславичей, таким поворотом дела были крайне недовольны. Посовещавшись, они решили вести в Переяславль Залесский одного Ярополка, а князю Михалко сказали: «Подожди пока в Москве».
  Но Михалко понял, что это завуалированный отказ.
Ярополк выехал в Переяславль-Залесский. Расстались дядя с племянником ещё друзьями. Ещё не начала своё мерзкое воздействие грязная боярская крамола. Бояре не желали отказываться от задачи сделать смертельными врагами сыновей и внуков Юрия Долгорукого.
Между тем, Михалко Юрьевич, поразмыслив над сложившейся обстановкой, решил упредить крамольных бояр и поспешил во Владимир в надежде расстроить их злой умысел.
Решение оказалось более чем правильным, ибо во Владимире враждебных ему сил не оказалось – и бояре и дружина, оказавшаяся под властью крамольников, выехали в Переяславль-Залеский.
Трудовой люд города Владимира с честью встретил родного брата высокочтимого всеми святого благоверного князя Андрея Боголюбского. Ремесленникам, торговцам и прочим небогатым горожанам, притесняемым большими боярами, более по душе был князь Михалко, чем ставленник боярства Ростиславич, который, как уже многие поняли, мог стать по малолетству лишь послушной игрушкой в руках алчных богатеев.
Когда же сведения о прибытии князя Михалко во Владимир дошли до Переяславля-Залесского, бояре не на шутку встревожились и двинули соединенные силы свои на Владимир. Против небольшой дружины князя Михалко и горожан выступили дружины Ростовская и Суздальская, Муромская и Рязанская.
Боярская свора полагала, что Владимирцы сразу откроют ворота и присягнут привезённому ими отроку Ростиславичу. Но Владимирцы затворились и приготовились к отражению штурма.
Силы были неравными, и возникает вопрос, который нередко задавали себе историки: что же заставило Владимирцев встать за князя Михалко? Отвечает на него в книге «Сказания о Земле Русской» добросовестный летописец прошлого Александр Нечволодов:
«Владимирские люди поступали так, потому что хорошо знали, как тяжка зависимость пригорода от старого города, как велико своеволие сильных людей этих городов, и как хорошо им, Владимирцам, жилось, когда в городе у них проживал Великий князь Андрей, строгий ревнитель правды и заступник сирого люда».
Сильными городами до князя Андрея были Суздаль и Ростов, боярство которых считало Владимир не иначе как пригородом и захолустьем. Князь Андрей переменил это.
Ростовские и Суздальские бояре были крайне возмущены неповиновением жителей Владимира, но и озадачены их стойкостью. На штурм они не решились, но взяли город в осаду. Наиболее жестокие и ретивые предлагали: «Пожжём Владимир, побьём холопов и дадим им посадника». Но время шло, а Владимирцы не сдавались. Наконец, после семи недель осады в городе начался голод. И тогда князь Михалко сам посчитал, что  не имеет морального права, ради своего княжения, допустить гибель населения. Он пошёл на переговоры, но настоял на выгодных для Владимирцев условиях допуска в город бояр с малолетним Ростиславичем.
Александр Нечволодов указал: "Проявленная Владимирцами храбрость заставила их противников пойти на уступки: город не был тронут и получил не посадника, а князя Ярополка Ростиславича; старший же брат его Мстислав сел в Ростове.
Но скоро юные Ростиславичи возбудили против себя сильное недовольство; они были, конечно, всецело под влиянием шурина своего – Глеба Рязанского и приведённых им дружин из Южной Руси, люди которых привыкли во время усобиц, там шедших, к весьма пренебрежительному отношению к жителям. Скоро не только села и дома частных людей, но даже Храм Владимирской Божией Матери были ограблены; взято золото и серебро, и даже, наконец, и сама чудотворная икона была отправлена в Рязань, к шурину – князю Глебу"
Хищение Глебом Рязанским при попустительстве Ростиславичей иконы Божией Матери, именуемой "Владимирская", явилось подлинным святотатством. Ведь Сама Царица Небесная в Откровении Андрею Боголюбскому указала, где должен находиться Её святой образ. Именно Пресвятая Богородица указала для иконы город Владимир и повелела построить там Храм, названный Владимирским Успенским Собором. Глеб Рязанский презрел волю Божию. Презрели Её и Ростиславичи. Могли ли они после этого рассчитывать на какой-то успех?
Владимирцы были потрясены богохульством Глеба Рязанского и Ростиславичей, всё ещё бывших марионетками в руках боярских и руках князя Глеба. По традициям они обратились с жалобой к вновь ставшим старшими городам – Ростову и Суздалю. Но там лишь посмеялись над жалобами простого трудового люда. Тогда Владимирцы тайно от больших бояр снеслись с жителями Переяславля-Залесского и приняли совместное решение призвать на княжение – князя Михалко, надеясь на помощь Самой Заступницы Небесной. Они помнили, как не без воли Бога тайной поднял Андрей Боголюбский их захолустный Владимир до уровня града стольного.
Послы прибыли в Чернигов и передали князю Михалко, что Владимирцы зовут его на княжение, и с помощью Всемогущего Бога и Пресвятой Богородицы рассчитывают победить Ростовцев и Суздальцев.
Получив приглашение, князь Михалко собрал свою дружину, взял брата Всеволода и немедленно выступил во Владимир. Отправился с ним и племянник – сын родной сестры – Владимир Святославич.
Владимирцы устали от смуты, устали от непрерывных убийств, грабежей, продолжавшихся почти непрерывно со дня смерти святого благоверного князя Андрея. Лишь, как ни странно звучит, в осаде, горожане несколько отдохнули от насилия, находясь под управлением храброго и твердого князя Михалко. И вот теперь они звали его вновь, надеясь на то, что он наведёт порядок.
Князь Михалко Юрьевич занял Владимирский стол и воздал всем по заслугам. А воздавать было кому. К примеру, Глеб Рязанский преступил все законы – Божий Закон и человеческий. Когда заговорщики потерпели поражение, он остался врагом Владимиро-Суздальского княжества, он поддерживал опальных Ростиславичей после их окончательного изгнания, осенью 1177 года сжёг Москву и жестоко разграбил предместья, но, по неотвратимому воздаянию за зло, той же зимой потерпел поражение. Все его подручники в числе которых и коварный убийца благоверного князя Андрея Боголюбского Жидиславич, попали в плен. Возмездие неотвратимо. Изменников казнили и трупы, зашитые в мешки из свиной кожи, сложили в короба, которые подожгли и спустили в Поганое озеро. Глеб Рязанский умер во Владимирской тюрьме в безвестности и позоре.
На примере эпохи Андрея Боголюбского Сам Всемогущий Бог дает суровый урок – добрым людям в науку, злым – в предупреждение. Была ещё одна сила, участвовавшая в заговоре – боярство ростовское, суздальское и даже владимирское. Почему? На причинах ненависти аристократических эксплуататорских слоев к Государю мы уже останавливались.
Боярство, можно сказать, вплоть до ордынского нашествия – жестокого, но неизбежного для него урока – так и не прозрело. Жажда удовлетворения животных инстинктов, отсутствия даже маломальских душевных чувств и духовных потребностей всегда лишает человекообразных существ человеческого морального облика. А ведь потомки, причём ближайшие, в обозримом будущем, тех самых бояр сплошь почти полегли под ордынскими саблями. Если б бояре прозрели ещё в эпоху князя Андрея, если б искренне и нелицемерно служили укреплению могущества России, Русская Земля оказалась бы не по зубам ордам Батыя.
Летописцы не сообщают, за что конкретно Юрий Долгорукий казнил знатного боярина по прозванию Кучка, но дают понять, что казнен боярин был за деяния достойные того. А вот за что казнил сына того Кучки и брата своей жены князь Андрей Боголюбский, известно – за измену и подготовку заговора.
В убийстве князя Андрея принимал активное участие брат казненного и брат княжеской супруги. Этот Яким Кучкович, обласканный и облагодетельствованный князем, носил камень за пазухой и был активным участником заговора, который сложился ещё до казни его брата. Так что казнь одного из Кучковиче вовсе не была причиной убийства Андрея Боголюбского, а лишь поводом, ускорившим развязку.
Фактов, свидетельствующих о том, что зачастую именно, так называемые, приближенные становятся убийцами своего благодетеля, в летописи прошлого достаточно много. Разве боярин Вельяминов злоумышлявший против великого князя Дмитрия Иоанновича, впоследствии Донского, не был близким к нему боярином, да к тому же ещё и воеводой, подобно Жидиславичу? Правда уроки ордынского нашествия пошли впрок, и дети казненного Вельяминова остались верными великому князю Московскому, честно служа Отечеству.
Разве незнатные и никому не известные Сильвестр и Адашев, злоумышлявшие, к счастью, неудачно против Иоанна Грозного, не им были возведены на высоты власти и богатства?
Разве не были облагодетельствованы Императором Павлом I мерзкие его убийцы Пален, Беннигсен, кстати, залетные инородцы?
Разве не залетный инородец Мандт, как сыр в масле катавшийся подле Государева престола, отравил Государя Императора Николая Первого?
Увы, увы, холуи быстро превращаются в холуев в самом низком смысле этого слова, и, будучи облагодетельствованы своим господином, начинают своим холуйским умишком люто ненавидеть его за его же благодеяния. Образ Булгаковского Шарикова из «Собачьего сердца» – вот достойное клеймо, которое заслужили шариковы всех веков – и амбалы, и жидиславичи, и кучковичи, и мойзичи, и адашевы, и сильвестры, и палены, и беннигсены.
            Именно такие шариковы, покупаемые по расхожей цене зарубежными хозяевами, являются движущей силой всяких смут и всяких революций. Они являются люмпенами, пусть не по достатку своему, но по состоянию души.
Иван Лукьянович Солоневич дал им нелицеприятную, но достаточно четкую оценку, назвав питекантропами и ублюдками и доказав в своих трудах, что именно ублюдки, именно отребье человечества является движителем всякого рода потрясений и революций. И горе тому, кто попадает в их лапы, горе тому, кто предает им душу, ибо через их посредничество такой человек предает душу дьяволу.
Так предали свои души дьяволу Ростиславичи, которые поначалу ведь были дружны с Юрьевичами, братьями своего отца.
Жидиславич, Кучкович, Амбал и Мойзич остановили свой выбор на Ростиславичах, поскольку надеялись (и, к сожалению, не напрасно), что смогут купить их души. И купили…
Но другими были князья Юрьевичи – Михалко и Всеволод.
О князе Михалко, с именем которого связано преодоление первой русской смуты и воздаяние убийцам, достойное их злодеянию, к сожалению, известно не так уж много. Но то, что известно, дает возможность понять, почему питекантропы, составившие заговор, не выбрали его в преемники князя Андрея. Известно, что воспитание в княжеских семьях было весьма и весьма действенным и достойным.
Достойным оказался в результате этого воспитания и князь Михалко, младший брат святого благоверного князя Андрей Боголюбского и внук знаменитого Владимира Мономаха.