Аня разложила на коленях старый бабушкин альбом. С выцветших фотографий, пожелтевших и ломких от времени, на неё смотрела молодая и счастливая Анна Павловна.
— Ну, и чё не так? – спросила у фотографий Анечка.
Она выловила из кучи свежеотпечатанных в «Кодаке» ту, которую её Колька сфоткал супер-мега-крутым кредитным «Никоном». Кучу бабла ухнули на Египет, руку она выставила ладошкой кверху – типа, солнышко на ней держит. Такой кадр должен был быть!
А из альбома на неё смотрит тридцатилетняя бабушка из Евпатории. И выглядит, как звезда глянца. А Анька со своей вытянутой рукой и солнышком – доярка из Хацапетовки.
Или вот. Бывший норку подарил. Щипка-бритка – все навороты. Она так специально в кадре встала: ножку в чулке 15 ден выставила – чисто Наоми. И мороз тогда ещё был жуткий: тридцать градусов, не меньше.
А бабушка в своей «чебурашке» сдержанно улыбается в объектив...
Чёрт, почему же так? Чего она такая красивая? И войну прошла, и в деревню глухую после университета по распределению попала, и голодала там... Чего же Анна Павловна счастливо улыбается и выглядит так, что Анечка рядом с ней мочалкой с Ленинградки смотрится?
Аня с досадой захлопнула альбом, про себя проклиная Колю с его неумением выбрать технику.
«Завтра сама поеду в «Эльдорадо», куплю самый дорогой фотик. И тогда уж, бабуля, держись!»