Думы заветные

Людмила Дейнега
 Мама всегда говорила Славке о своих заветных думах, которые заключались в том, что её любимый мальчик должен быть в жизни самым счастливым человечком…
 Особенно часто  маленькая ласковая мамочка говорила об этом, когда её болезнь приобрела необратимый ход.  Славкина  красивая мама стала  превращаться  в сухонькую старушку в свои неполные тридцать лет…    Последний год она просто лежала и смотрела в потолок, а когда к ней  подходил отец или Славик, по её измученному лицу текли крупные слезинки…   Они плакали вместе с ней.
  Мамы не стало ранним апрельским утром, когда она шепотом опять заговорила о своих заветных мыслях, и сказала, что всегда  с небушка будет смотреть на свою родимую  капельку,  а потом, взяв  маленькие руки сынишки, поцеловала их и, откинувшись на подушку, замерла в какой - то неестественной позе…
    Славик тогда подумал, что она заснула,  и тихо вышел в соседнюю комнату. Только вечером, когда пришел с работы отец, он узнал, что маму будут хоронить на старом сельском кладбище, рядом с могилами дедушек  и  бабушек.
   После похорон отец долго сидел за столом и молчал, а потом как-то  выдавил из себя, что жить Славке придется года два-три у тетки Дашки на хуторе, пока не научится уму – разуму, а там видно будет…
 Когда Славке исполнилось пятнадцать, он сам всё бросил и приехал домой…  Отец  дома допивал пятую бутылку пива…   Их  тоскливые,  настрадавшиеся взгляды тогда  встретились…   «Я, сын, больше не буду. Вот ей - ей…  Завтра же  устроюсь на работу…»- опустив голову, мрачно произнес  Степан Савельев. Слово своё отец сдержал.  На следующее  утро пошел на мойку мыть машины, а буквально  через месяц устроил туда и Славку. Учиться Славка больше не пошел. Ему вполне хватало девяти классов…
   Заветные мечты мамы всё не исполнялись. Во снах Вячеслав  часто видел её в голубом платье в горошек с красивыми цветами в руках… Она шла по полю и счастливо улыбалась… Среди облачного неба мамы тоже никогда  не было.  Отец всё чаще сидел на кладбищенской  лавочке перед могилой жены и глухо стонал, отчего Славке становилось жутко. Когда ему  пришла повестка  в армию, отец вдруг заплакал и обнял сына: « Вот так, сын. Пущу квартирантов, пока ты будешь служить, а сам уеду куда-нибудь… Трудно мне без твоей мамы. Она всюду мне мерещится. А тоска гложет так, что если бы не ты, давно бы в петле был. А так верю в исполнение заветных мыслей  моей славной Олеси…»
   Славку провожали в армию  всем двором. Собрались бывшие ребята, много обнимались и обещали  все писать…   За два года  службы он получал письма только от отца и одного закадычного  друга Серёги, что тоже рос без матери, у бабки с дедом, а после смерти стариков  мать его всё-таки забрала к себе в свою новую семью, где Серёга был совсем чужим… С двумя другими детьми от отчима матери было не до него.
   Жизнь после армейской службы не стала лучше. Квартиранты долго не уходили, и Славка  скитался по чужим углам, когда фактически с отцом у них была прекрасная «трёшка»  в пятиэтажке…
     Просто вынужденно тогда  он поехал на заработки  к отцу, который  обитал у какой-то вдовушки в Сочи. Именно там Славка случайно забрел в кафешку на берегу моря и столкнулся с пристальным взглядом ослепительных, черных глаз худенькой смуглянки.
     Стройную красивую смуглянку звали Маргарита. Она сама приехала искать счастья из Молдавии, и, узнав, что  у Славки есть квартира, тут же предложила вернуться к нему на родину: «Мы тут никому не нужны, Славочка! Папик твой, как я поняла,  сам ищет счастья, да что-то всё его не находит, тебя с твоими двумя классами по коридору нигде не ждут, а на мойке ты везде сможешь работать…   Я тут горе  уже помыкала…  С моим голосом меня в Кишинёве   по телевизору показывали и в театры брали, а тут в забегаловки не берут, забитые все примами из Москвы… А у меня, между прочим, дипломы первой степени и звания лауреатов различных конкурсов. О, как!»
   Через месяц они стали жить вместе, а через шесть Славик носил свою Марго на руках,  потому что уже ожидали  ребёнка. Конечно, они вернулись в родную Славкину квартиру, и глава семейства срочно взялся за ремонт, потому что квартиранты оставили  место проживания в ужасном состоянии…  В первых числах  февраля родился малыш – крепыш, которого назвали в честь отца Степаном, и Славка подумал, что заветные мечты мамы начали осуществляться…  Но не тут-то было! У Марго не было документов на жительство, нужны были какие-то документы из Молдавии, и она уехала вместе с сыном в Кишинёв, пока Славка старался приобрести новую мебель.
 Оформление документов затянулось почти на два года, а когда Слава позвонил туда, Марго сбивчиво начала объяснять, что не в силах бросить свою первую любовь, с которой  встретилась  там случайно…
  Когда маленькому Степашке исполнилось три годика, Маргарита снова объявилась в жизни бедного Славки. По телефону она плакала, просила спасти её от побоев ревнивца… Она умоляла и  убеждала, что  сын ждёт родного отца для защиты, что она уже выехала для встречи с любимым Славкой. Вячеслав  рванулся навстречу любви. Он вернулся домой через три месяца   как раз вовремя, когда отец, продав квартиру, собирался вернуться в Сочи, где узаконил свои отношения с  любимой женщиной. Впервые увидев на руках сына  своего  внука, который вместе со Славкой остался без жилья, Степан, расчувствовавшись, отдал половину денег сыну и укатил восвояси…   Марго, побыв в России пару месяцев и, на прощание назвав Славку «голожопым», укатила утрясать свои дела в Молдавию, оставив сына своему «Рыжику» (так она с некоторых пор стала называть отца своего ребёнка).
   Оставленные отцом деньги Марго требовала отдать ей на расходы, но  вмешался слышавший это седой, одноногий сапожник - сосед: «А сыну малому  надо палец сосать, что ли? Ты, Славка, не глупи, твоя цыганка лыжи навострила не зря. Один будешь сына воспитывать. Я уже всего в жизни насмотрелся. Твою  певчую пичужку насквозь вижу. Деньги пригодятся сыну!» Именно на эти деньги полгода жил на съёмной квартире Славик с сынишкой. Первые два месяца Марго еще звонила, потом перестала. Слава, видя, что «финансы поют романсы» опять пошел мыть машины на мойку. Хозяин выделил ему угол, где Славик мог выспаться…  От съёмной  квартиры пришлось отказаться, чтобы как-то кормить Стёпушку, которого он начал  пристраивать  к знакомым.  Мальчик стал нервным и плаксивым. Никто не хочет с ним сидеть даром. Приходится давать на продукты и совать деньги за присмотр случайным людям. Кое-как достал  документы, чтобы малыша не забрали от него. Страшит сама мысль о том, что Степашке  придется так же туго, как и ему когда – то…
Заветные думы его мамы  сейчас у него: поднять сына,  во что бы то ни стало. Прошло более двух лет, как Марго помахала рукою и скрылась за поворотом краевого аэропорта,  вытирая свои кукушечьи молдавские  слёзы…   Тогда влюбленный  Славка еще верил в её пламенные поцелуи и страстные объятья…  А еще он верил в красивые молдавские песни Маргариты, которые уводили его вдаль, где ласковые руки умершей мамы гладили его курчавую светлую голову, а тихие речи заставляли верить в далёкое, призрачное, радужное счастье, что так желает  двадцативосьмилетний  Славка своему темноволосому кудрявому, как и он, сынишке. Вначале Степка громко кричал за отцом, когда тот уходил на работу, оставляя его незнакомым людям, теперь он заранее вытирает кулаком свои горькие слёзы и сильнее прижимает к себе папку, а потом тихо идёт за ним в надежде, что тот не оставит его опять и вернется, оглянувшись назад. Но Славка никогда не оглядывается, чтобы не зарыдать, ведь работа всегда его ждёт, а сын мал, чтобы смог разделить его спартанскую участь. «Ах, мама, как же я верил твоим сказкам о счастливой жизни, как же я хочу такого же, но реального счастья Степке…» - говорит  Славка, глядя на портрет своей мамы, когда приходит в родительский день после Пасхи на кладбище, сжимая в руке теплую маленькую ручку Степашки. С каждым прожитым днём они становятся друг другу  ближе и дороже, не представляя жизни другой…    Всё чаще  ставятся  свечи в церкви Рождества Пресвятой Богородицы, чтобы Господь не разлучал их никогда. Это и есть их совместное заветное желание, о котором они не говорят никому, где – то внутри себя  боясь цыганского сглаза…
                07.06.15