Я стоял у поселкового магазина, ждал открытия. Было без четверти десять. «Буду знать, что с десяти работают», размышлял я, глядя на часы. Подошел мужик лет шестидесяти и поздоровавшись, присел на скамейку рядом.
- Седан плиз, - сказал он, показывая на скамейку, - время еще есть.
Улыбнувшись я присел рядом.
- Василий, - представился он.
- Адам, - ответил я, пожав протянутую ладонь и заметив, что у него нет четырех пальцев на другой руке. Единственным большим пальцем, он смешно высморкался и попросил закурить.
- Не курю, - ответил, - извини.
- Что то Любки нет, всегда раньше приходила, - промолвил он, потирая щетину. Я спросил с улыбкой, что, мол, с рукой. - Воевал что ли?
- Да нет, это я на Эвересте оставил.
- Ты был на Эвересте? - я удивленно посмотрел на нового знакомого.
- Да, кстати, и у вас на Кавказе тоже. Эльбрус,пяти тысячник тоже за плечами.
Я много читал про Эверест, и сказать, что мужик меня заинтересовал, значит, ничего не сказать.
- Расскажи, как там, - попросил я его.
- Ну работал я в Москве, в одном НИИ, - начал он издалека, - скалолазанием занимался, Тянь-Шань, Эльбрус для меня так, семечки были. Не зря меня двухжильным называли, - при этих словах он гордо вскинул подбородок и посмотрел через крыши домов, в даль.
- И вот институт,предложил мне спонсорство моего восхождения на вершину мира. Прилетели мы, значит, в Катманду, это столица Непала, и встали на высоте 2000 с гаком, пока группа соберется. Ну и акклиматизация, сам понимаешь.
В это время с нами поздоровалась женщина лет сорока и стала открывать магазин. Я забыл про хлеб и завтрак и смотрел в рот альпинисту. Он же с хрустом потянулся и похлопав ладонью по грудной клетке, произнес:
- У меня меха скисли, ты не можешь пол-литра взять.
- Да не вопрос, - ответил я и встал со скамейки, - мне и коньяка не жалко было бы за такую историю.
- Брат и прихвати пачку «Примы», - крикнул он вдогонку.
Я купил бутылку водки, буханку хлеба и банку килек в томате.
- Чуть не забыл, дайте мне пачку «Космоса», - попросил я продавщицу и, рассчитавшись, вышел и подошел к новому брату.
- О, цивильные! - сказал он, поглаживая пачку сигарет, - ну спасибо, уважил. - Достал из кармана фуфайки стакан и, плеснув в него водки, протянул мне.
- Извини, не пью, - поднял я руки.
- Уважаю, молодец, а я после высоты присел на это дело, ты уж извини, - Василий опрокинул стакан и стал закусывать. Я ждал! Закурив сигарету, он выпустил через ноздри дым и продолжил. - Через неделю группа собралась, я из СССР, два немца, один словак, два поляка и два англичанина, да шерпы. Это народность там в Непале такая, выносливые, аки яки, они носильщиками у нас подвизались.
Так вот, на четыре км мы поднялись без усилий - там стоянка, душ, чистая постель, ну и акклиматизация опять же, и снова в путь. Правда, двух англичан не досчитались. Понимаешь брат, горы - это такое дело; человек, который здесь с вальсирует с тобой на руках, там может раскиснуть. Среди этой кристальной, я бы сказал, стерильной чистоты, один недостаток - нет кислорода. Вернее он есть, но его мало для жизнедеятельности человека.
Ты идешь как сомнамбула, еле переставляя ноги, глядя на пятки впереди идущего. А в голове, брат, мыслишки: «Вася, зачем тебе это надо? Поворачивай взад, пока не поздно». Но ты говоришь себе: «Вася, ты - советский человек! Тебе доверили почетную миссию! Вперед, Вася!» И ты, сжав зубы, идешь вперед. После отметки 5550 метров, валуны кончаются, начинается подъем по белому ковру; отдохнули, и утром снова в путь.
Но уже без поляков - слабаками паны оказались…
Здесь Василий брезгливо выпустил через ноздри дым, выпил еще полстакана водки и стал закусывать. Я же ждал!
- Долго все описывать, - продолжил он, до вершины оставалось около километра, когда мы увидели маленькую палатку. Шерпы заглянули, потом достали и передали тем, кто был внутри, кислородный болон. Словак знал русский язык, объяснил мне, что там муж с женой застряли, видать судьба им на высоте этой замерзнуть.
Я говорю, надо, мол, вертолет вызвать, как-то спасать их, но тот, улыбнувшись, покачал головой и двинулся вслед за цепочкой следов. Я заглянул в палатку и увидел не молодую женщину и мужика с козлиной бородкой, который лежал без признаков жизни. Она так нежно смотрела на него, прижимая к его лицу кислородную маску, что у меня внутри все перевернулось.
Я посмотрел вслед товарищам, потом на вершину и сказал себе: «Вася, ты покорил Эверест, вот он, как на ладони, сейчас же ты должен спасти эту женщину или сгинуть вместе с ней в этой белой мгле». Я не знал, поймет ли меня эта женщина, но, придав своему голосу как можно больше сочувствия, обратился в ней по-русски:
«Мадам, этот жмурик не жилец, но ты можешь выжить, давай спускаться». Как ни странно, она поняла меня и категорически замотала головой. Такая женщина, представляешь, с такой можно всю жизнь прожить с одной, и ни о чем не жалеть!
В глазах Васи заблестели слезы, и мне стало жалко его.
Он продолжал:
- Я пытался объяснять ей, что скоро наступит вечер, а ночью она замерзнет, и что нужно делать ноги вниз пока не поздно. Но она мотала головой и прижималась к мужу. Команда уже метров на сто ушла вперед, и я принял решение. Показал ей движениями рук, ну, как бурлаки тянут баржу, и спрашиваю, если я потяну жмурика, ты сможешь идти?
-И вдруг в этих потухших глазах сверкнул огонек, понимаешь брат, это была искра надежды, и она стала утвердительно кивать головой, как будто боялась, что я могу передумать. Я выкинул все их вещи, и, сделав из веревки подобие хомута, потянул палатку вниз. Она сзади семенит, а я тяну, под уклон шли, чуть потяну - она скользит.
-Метров через сто примерно понял, что это был опрометчивый поступок, все оказалось намного сложнее, чем я думал - я стал задыхаться. Тетка еле-еле переставляет ноги, я тоже черепашьими шагами тяну палатку, два-три шага, остановка и так далее. В очередной раз оглянулся - она сидит, подхожу, тяну ее за рукав, говорю, надо идти, кивает головой - пардон, мол, понимаю, и, тихо переступая ногами, двинулась.
Взял веревки, потянул - метров десять семеним, оглянулся - тетка снова сидит. Я опять к ней; мадам, говорю, вы погубите нас - надо идти. Она что-то бормочет не по-русски, естественно, и заваливается набок. Я говорю себе: «Ну все, Вася, ты попал». Раскрываю палатку, кладу бабу эту рядом мужем и, достав кислородный болон, одеваю ей маску.
-Она ожила, и глаза даже открыла, и типа извиняется, мол, не обессудь. Я снова запрягаюсь и - вниз, шаг-два, остановка, три-четыре - остановка. Вечереет; понимаю, если остановлюсь, - это конец, еле-еле переставляю ноги, и… вдруг падаю на колени. Так даже легче, подумал, продвигаясь вперед на карачках. Хорошо, снега нет, и ясно вижу тропу, что мы проложили в верх, глаза от усталости слипаются. «Вася ты советский человек, ползи!», приказываю я себе всякий раз, когда кажется, что сил уже нет совсем. И ползу, левой подгребаю, правой тяну, левой подгребаю, правой тяну…
Вася показал руками, как подгребал, и у меня аж в сердце защемило, когда я попытался представить, как он гребет холодной ночью на вершине Эвереста.
- Я увидел огни стоянки, - продолжил Вася, - и это придало мне силы. Не знаю, как, но я встал и пошел. Не понимаю, как я прошел эти полкилометра, но силы снова покинули меня.
-И тогда я обратился к себе в последний раз или как в последний раз: «Вася ты сделал все что мог, больше и Лешка Маресьев не сделал бы». Падая, увидел, как из темноты нас осветил луч прожектора…
Пришел в себя в больничной палате; врач-непалец у нас, в Москве, учился и понимал по-русски.
Извини говорит, товарищ Василий, что не смог пальцы твои спасти, но жить будешь. Я, естественно, спрашиваю, а тётка-то жива - жива, отвечает и добавляет, но муж, скорее, не жилец. Оказывается, не простая немчура были те муж с женой - за ним прилетел вертолет и забрал их. Я же через две недели вернулся в Москву. В НИИ не оценили мой поступок; после выздоровления я с дворовыми пьяницами запил, жинка моя решила меня спасти и, продав квартиру в Москве, вывезла в эту дыру, так и завис здесь…
-Василий вновь налил 50 грамм водки и выпив залпом, снова закурил. После минуты-другой молчания, я спросил его, не пробовал ли он узнать, как сложилась судьба супружеской пары, которых он спас?
- Откуда там! - махнул Вася беспалой рукой. - Это же заграница, тогда железный занавес был.
- Это все в прошлом, - прервал я его, - сейчас век интернета, границы условны и т.д., надо искать и найти!
- Да где ты их в Дании найдешь, - вновь махнул он рукой.
- Так они из Дании были? - спросил я.
- Да какая разница, из Дании, Германии, фашисты, словом, - вновь отмахнулся Вася. Видно было, что мой новый брат захмелел.
- О, идут козлы, - сказал он вдруг, засуетился, пряча недопитую бутылку водки и сигареты в карман фуфайки. Я посмотрел в сторону и увидел двух подвыпивших мужиков, лет сорока, когда оглянулся, мой альпинист уже семенил вдоль забора, в другую сторону улицы.
Один отделился от собутыльника и подошел ко мне.
- Здорово! - сказал он дружелюбно.
- Привет! - ответил я, не глядя в его сторону.
- Дай десятку, на пузырь не хватает, - попросил он, умоляюще.
- Нету! - отрезал я. Раз Василий их не любит, значит, и мне их жалеть нечего, размышлял я.
- Беспалому, наверное дал, - укоризненно промолвил тот.
- Какому еще беспалому? - спросил я.
- Ну с тобой только что сидел, - показал он рукой вслед альпинисту.
- Ты его знаешь? - спросил я, достав деньги из кармана и протягивая ему десятку.
- Как не знать, чай, в одном поселке живем, - ответил он и принялся считать свою мелочь.
- А Вася давно сюда переехал?
- Дык никуда он и не уезжал отсюда, - не отвлекаясь от пересчета, ответил тот,как говорится где родился,там и пригодился.
- Как? Даже на работу не уезжал? - стал допытываться я.
- Да нет, говорю же! Он с моим батей учился вместе, его даже в армию не взяли из-за руки.
- А что с рукой-то? - уже настороженно, боясь, что красивая непальская история сейчас может рассыпаться на осколки хмельной выдумки, спросил я.
- Да он в десятом классе что-то мастерил в школьной столярке и оттяпал себе пальцы электрическим рубанком, - ответил он. Я замолчал, злость переполняла меня. И вдруг, оставив пересчет, мой собеседник, наклонив так, дружески, голову набок, спрашивает:
- А он, случаем, не рассказывал тебе про Эверест?
Я молчу, я зол.
- И ты поверил? - переспросил он, сочувствующе.
Я продолжал молчать,я очень зол.
- Саня! - окликнул тот собутыльника. - Беспалый ему про Эверест рассказал, и, прикинь, этот поверил…
Это был даже не смех, это был гогот.
Продолжение следует!