Молва о привольной жизни в Диком Поле распространилась по всей России. Многие, алкавшие войны и добычи, тянулись к Дону. Сюда приходили не только из окраинных, но и из внутренних российских городов, из Запорогов, Польши, из крымских и ногайских улусов. Шли на Дон люди отчаянные, беспредельные, неуживчивые, по большей части такие, кого в наше время называют «отморозками или беспредельщиками», которые тех, кто бежал от лютости чьей бы то ни было, кто приходил и пытался пахать в Диком Поле, а не грабить, лихое сообщество, именуемое «казаки» (вольные люди) - их сразу убивало. «Нам, - говаривали казаки, - потная работа не в обычай. Незачем пот проливать, если кровью взять можно».
Толпы вольницы скитались по Полю повсюду, и с ногайской стороны, и с крымской, и с русской. В 1538 году на жалобу ногайского мурзы Келмагмеда о разорениях, нанесенных подданным его городецкими казаками, царь Иоанн Васильевич ответствовал: «И вам гораздо ведомо лихих где нет? на Поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки; а и наших окраин казаки, с ними смешавшись, ходят, и те люди, как вам тати, так и нам тати и разбойники». То, что казаки - беглые холопы и преступники, отчасти подтверждается словами Ивана Грозного. В ответ на жалобы пострадавшего от набегов казаков ногайского князя Юсуфа Иван IV отвечал: "То холопы наши, в нашей земле много лихо сделали и убежали в поле".
А азовцам, которым казаки "воду в Дону пить не дают", царь политично отвечал "живут на Дону без нашего ведома и от нас бегают".
И не удивительно, что, как говорил мангупский Ага-Магмуд русским послам, находившимся 20 сентября 1569 года:«...яз-де приехал из Кафы, и пришла-де в Кафу весть, зажгли-де в Азове в ночи зелье и от того-де у города стену вырвало и дворы-де в ногоде и люди многие погорнли, и наряд и запас и суды погорели, а говорят-де, что зажгли ваши русские люди».
Азовские казаки, в отместку, зимою 1592 года соединясь с черкасами, приходили на казачьи городки, произвели опустошения и взяли в плен более 100 человек.
А казаки донские в отмщение за сие пошли под Азов: там более 130 человек убили, взяли несколько в плен и на страх варварам под самым Азовом, на одном из Донских устьев, поставили крепостцу.
На посредничество московских посланников меж казаками донскими и казаками азовскими первые ответствовали: «... бесчестно для нас искать самим мира у азовцев. Мы только по просьбе врагов наших даем им пощаду, но сами оной никогда не просим; и если изменим теперь сему постоянному нашему правилу, то дадим повод почитать нас слабыми, бессильными; тогда неприятели сделаются дерзновеннее и самих нас не оставят в покое; при том же без совета товарищей наших, находящихся на море, мы не смеем начинать никаких переговоров. Не можем отдать и пленников: мы купили их своей кровью; не мы на них нападали, а они сами искали голов наших и пришед с оружием, хотели разорить наши городки, но за свою дерзость наказаны постыдным пленом. Желаем отмстить врагам нашим азовцам, которые собратий наших, попадающихся им в плен, всех мучительски убивают или сажают на каторги, а нам не только даром, но даже и на выкуп не отдают их».
Никакие меры Москвы не могли удержать донцев от набегов на Азов, походов "за зипунами", "поисков" в Азовском, Черном, Каспийском морях, на Волге. Кроме того, руководствуясь теми же чувствами, что и европейские крестоносцы, казаки постоянно твердили в Москве и толковали на своих кругах, что совсем негоже, когда величайшая православная святыня Церковь Андрея Первозванного находится в руках басурман. Что следует, любой ценой, ее освободить, за “то де мы, Господом, помилованы будем во веки!”
Поэтому жесточайшая война шла между донскими казаками и “азовцами” непрерывно. Потери с обеих сторон - огромны. По воспоминаниям современников, казаки выплывая в Азовское или Черное море, которое знали как свою ладонь; постоянно указывали: “Вон у того мыса турки наши струги пожгли, казаков посекли, вон там, на отмели, мой отец утонул, вон там брат…” Потери турок, казаков азовских и кочевников бывали во много раз больше, поскольку победить или даже только оттеснить, казаков донских удавалось только многократным численным перевесом. «Казаки висели на всем исламском и кочевом мире, как собаки на медведе» - так пишут некоторые исследователи, чьё мнение я разделяю.
Так или иначе, но исследователи отмечают, что при всей жестокости войны, законы войны соблюдались: происходил обмен пленными, выкуп заложников, раненным, с обеих сторон, оказывалась медицинская помощь, а в день Святого Георгия все военные действия прекращались и казаки донские шли в Азов в церковь, где по преданию святой Кирилл крестил их предков. При столкновениях с кочевниками строго соблюдалось правило: коней не калечить и сенные склады не жечь.
Донские казаки, исполняя волю царскую, содержали мир с азовцами-турками и казаками азовскими в том числе; но в то же самое время нападали на Казыевы и крымские улусы, брали языков, а весною 1594 года, известясь, что азовцы пошли «пошарпать» на российскую окраину, встретили их на возвратном пути, разбили, отняли более 600 русских пленных.
Во время замирения донские казаки вели торговлю с азовцами рыбою, дровами и разною мелкою рухлядью; русским людям продавали лошадей, турецкие и персидские изделия, отнятые в наездах; от них покупали хлеб, оружие, суда. В домашней жизни любили рядиться в богатые турецкие и персидские кафтаны, кои доставались им в добычу от неприятелей. Особым камнем преткновения и вражды была торговля невольниками азовцами в турецком Азове. Эта вражда была взаимной, так как и донские казаки занимались продажей ясыря, и ясырок в особенности.
Что касается этого вопроса, то и о нём есть исследования. К примеру, публикуемое свидетельство «Цены на ясырь на Дону», в котором говорится:
«Подводя краткие итоги разобранных сыскных дел о торговле ясырем на Дону в конце 20-начале 30-х гг. XVII в., можно сказать следующее. В основном покупались женщины, дети и подростки; взрос (с. 54) лые мужчины, вероятно, пользовались меньшим спросом на этом своеобразном рынке, и их, по-видимому, казаки предпочитали отдавать на выкуп ("окуп"). В целом, как мы видели, цены на ясырь в указанное время колеблются в пределах 10-18 руб., причем девушки ("девки") стоили гораздо выше подростков. Некоторые цены, сообщенные владельцами полоняников - 20, 25 и 30 руб., явно завышены (см. выше; пункты 1,2,7). Вероятно, это связано с тем, что турецкий посол должен был выкупать своих некрещеных соотечественников.
Существуют также косвенные данные о ценах на ясырь в конце 20-х гг. XVII в. на Дону. Так, московский торговый человек Алексей Михайлов, у которого во время сыска 1628 г.[19] было описано в Воронеже вывезенное с Дона имущество, стоимость 7 купленных у казаков ясырей (это были два "турчонка, да тотарчонок, да две девки-турки, да девка-нагайка, да жонка-турка") определял в 120 руб. - то есть в среднем по 17 руб. за человека. При этом А. Михайлов прямо показывал, что одну из пленниц, "девку-турку", он купил "в верхнем в казачье городке в Роспопине" у "атамана у Федки Чернушки", дав за нее 17 руб., причем для этого он взял взаймы у плывшего на том же судне в Воронеж донского казака Ф. Грановитого 10 руб.[20]
В заключение хотелось бы отметить, что не очень ясен разрыв цен на ясырь в период конца 20-начала 30-х гг. и начала 50-х гг. XVII в. Если в первый период цена на мусульманских полоняников практически не подымается выше 20 руб., то после морского похода 1651 г., по свидетельству очевидца, цены на ясырь подскочили до 20, 30 и 40 руб. за человека (см. выше). Было ли это связано с тем, что 40-е гг. XVII в. в военном отношении были неудачными для казаков, а поход 1651 г. был первым успешным военным предприятием после катастроф 1640-х гг.? Ответа на этот вопрос на данный момент пока нет». И, как мне представляется, совершенно прав историк Карамзин, по выражению которого Пётр I "уничтожал последние черты вольной дикости отечества". Волей которого всех, которые поселились на Дону после 1695 года приказано было найти, наказать и отправить либо в места их бывшего поселения либо на каторгу.