На чем мир стоит и отчего он рушится
За окном тьма египетская. Форточка распахнута, и слышно, как в сквере, возле гаражей, бессовестно влезших в когда-то аккуратные липовые аллеи, верещит пьяная девчонка и хохочут парни. Закрываю форточку, чтобы не слышать уже давно привычные гнусные звуки, включаю настольную лампу, усаживаюсь за стол и открываю тетрадь.
«Первое стехотворение».
Немного удивляясь такому оформлению работы, исправляю е на и, читаю дальше.
Когда я слушаю это стехотворение (снова е на и), то представляю себе этого человека таким, что он беспокоится за родную мать и как бы торопится скорее увидеть ее. Он раскаевается (еще раз е на и ), что лишил ее покоя, и пытается утешить ее, родную свою матушку, которая его с малых лет кормила, воспитывала, а он ее не слушал, когда был дома. А сечас (вставляю й). в местах лишения свободы, он повзрослел и понял, что мать у него одна и никто ( наконец-то усвоили правописание отрицательных местоимений) ее не заменит, не сможет заменить. Он желает ей здоровья и счастья, говорит, что продержится эти годы, одолеет трудный свой путь, только бы она была жива-здорова.
Кое-что подчеркиваю волнистой чертой – речевые ошибки. Ставлю за содержание «5», вспоминая серьезное, умное лицо ученика Крестьянкина. Открываю тетрадь Петрова Андрея – того самого интеллигентного юноши, который говорил о сострадании. Он нередко подремывает на уроках. Мне объяснили: работает в пекарне, поэтому не высыпается (хлеб, оказывается, по ночам пекут). Читаю.
Я свою мать не помню, так что напишу про второе стихотворение. Лирический герой переживает то же, что и я. Я долгое время находился в специнтернате. Летом нас повезли отдыхать в лагерь «Бригантина». Мы разошлись по баракам, кто где жить будет, койки заправили и вышли играть в волейбол. А в это время привезли девочек из женского интерната. Мы и забыли про игру. Они ждут, когда их в столовую поведут, а мы смотрим на них, и некоторые с ними разговаривают, а я стеснительный человек – я молчу. И вот чувствую, что одна девчонка глядит на меня, когда я отворачиваюсь. А я уже давно ее заметил. У нее волосы длинные, распущенные, бледно-желтые, а когда солнце попадает на них, то прямо золотистые. Я отвернулся, а потом быстро повернул голову, и мои глаза в ее глаза попали. Я прямо потонул в них. У меня дыхание перехватило, и мы стояли и смотрели друг на друга. Потом она смутилась, опустила ресницы и тихо так в сторону отошла. А я еще какое-то время стоял, чуть дыша, как в стихотворении.
До сих пор помню и всю жизнь, наверное, буду помнить. А заговорить с ней я так и не смог за всю смену. И ладно, что не заговорил: сейчас бы ждала меня, а за что ей это, она такая хорошая.
Исправляю ошибки, и ставлю, конечно же, «5». Беру в руки следующую тетрадь. На обложке значится: Кирюшина Алексея. Вот интересный мальчик: если настроение хорошее, садится на первую парту, руку тянет, отвечает, и бойко отвечает, пишет почти без ошибок; а если плохое настроение, то сидит на последней парте – и тогда не спрашивай, будет молчать и злиться. В этот раз он сидел на последней парте. Так и есть: тема не записана, о лирическом герое ни слова. Читаю что есть.
Уважаемый учитель! (Вот как - имя мое забыл!) Я не хочу писать про то, про что вы спрашиваете, потому что матери у меня нет. Во всяком случае, я ее плохо помню. Были отец и брат, но они меня бросили. Не пишут, брезгуют мной, а когда отец без работы сидел и я воровал, чтоб кормить их, то не брезговали.
На меня давит одиночество. Я более не могу уже терпеть, сил больше нет. Как говорится у нас, зеков, что жил, то зря. Поэтому я решил, что 10 мая, в день, когда мне исполнится 20 лет, я вскрою себе вены и артерии, и мое тело будет уничтожено. Здохну (я автоматически исправила единственную ошибку), и все будет нормально. Вы мне уже не поможете. Только не говорите никому, что я написал, иначе вы мне враг.
- Да, хорошо, что я ему тогда, когда он сотню ошибок сделал в контрольном диктанте, «двойку» не поставила. Подозвала и сказала: «Ты, наверное, болел вчера. Я не буду оценивать эту работу – не обидишься?» Он засмеялся, сел за первую парту и к доске пошел, когда вызвала, и писал правильно, и пояснения давал четко, ясно.
Ну, что ж, надо отвечать.
Алеша!
Я никому не сказала про твои замыслы, потому что по опыту знаю, что человек, если он решил попрощаться с жизнью, все равно исполнит свое намерение, при условии что его взгляд на все сущее не изменится.
Я хочу попытаться изменить твое видение и понимание жизни.
Во-первых, ты говоришь, что отец и брат тебе не пишут, они тебя забыли, бросили. Я думаю по-другому: у них что-то стряслось, какая-то беда случилась, ты им сейчас помочь не можешь и от этого будешь мучиться – так лучше, чтобы ты не знал пока, тем более что ты не трехлетний ребенок, а взрослый мужчина и в состоянии выжить в одиночку, не держась за чей-нибудь пальчик или отцовскую штанину. Это во-вторых. Ну и в-третьих, встает вопрос о смысле жизни. Он встает перед тобой, потому что Бог наделил тебя неплохой головой, горячим сердцем, способным любить. Господь завещал нам любовь и жизнь вечную. Эта вечная жизнь, по сути, есть продолженная в бесконечность любовь. Но любовь, если человек нормален, не может быть на себя направлена. Поэтому ты и тоскуешь…
- Мама, - позвала меня дочь, - иди посмотри, очень интересная для тебя передача.
Я отложила письмо, вышла в гостиную и села в кресло перед телевизором.
-Вот он, вот он! Смотри – вор в законе Тувинчик! Он в Англии живет. Наши требуют его выдачи.
На экране я увидела пожилого интеллигентного человека. Он сидел в кресле возле окна с видом на море и спокойно рассказывал, какие книги любит, а какие нет. По говору, мягкому, акающему, я определила: явно москвич.
- Детективы не люблю, так же, наверное, как военные не любят книги и фильмы о войне, учителя о школе, медики о врачах.
- Верите ли вы в предопределение? – спрашивает журналистка.
- Говорят, сам Господь Бог не лишает человека свободы выбора, какое же может быть предопределение. Другое дело, что судьба человека зависит от множества факторов и складывается порой вопреки воле свободной личности, даже если личность достаточно сильна. Мы, например, дети тех, кто пережил сталинские репрессии, войну; росли без отцов, матери с нашим воспитанием не справлялись. Наши университеты не на Ленинских горах строились…
Тувинчик листает книгу. Между тем голос за кадром сообщает, что юность этого человека пришлась на шестидесятые годы. Молодые люди, подобно Робин Гуду, во имя утверждения справедливости наказывали тех, кто бесстыдно присваивал дефицитные во времена советской власти товары широкого потребления: магнитофоны, проигрыватели, мотоциклы. Тувинчик закрывает книгу. Это, оказывается, Библия. «Заказная, - подумала я, - заказная передача. Они (кто, интересно, эти они?) хотят вернуть его в Россию, судить и оправдать и сделать это так, чтобы общественное мнение не было возмущено».
Я уже встала с кресла, чтобы не смотреть чепухи, пошла в свою комнату, но в это время диктор назвал дату рождения Тувинчика. Она день в день совпала с моим днем рождения. Я невольно задержалась в дверях и стала слушать, с какими громкими делами было связано имя бандита. И вдруг, когда рассказывали мрачную историю о пытках и убийстве завмага и завсклада из-за партии севрюги, мне стало бесконечно жаль Тувинчика. Бедный, бедный, несчастный! Столько зла сотворил! И из-за чего?! Какие такие обстоятельства скрывают от человека истину, скрывают настолько, что какой-то шкаф, или севрюга, или автомобиль «навороченный» становятся настолько значимыми, что человеческая жизнь – ничто в сравнении с ними. Он, умный, сильный, энергичный, поддался этому обману. Да как – всем сердцем, всей душой! Теперь носит в себе столько грязи и терпит, и не может покаяться, не может сказать Иисусу: «Помяни мя, Господи, когда приидеши во Царствии Твоем!» Никто-никто его не любит – все боятся.
В моей памяти всплыли те слова из Достоевского, которые столько раз я читала на уроках: «…бедность не порок, это истина… Но нищета, милостивый государь, нищета - порок-с». Читала и не понимала. Ни разу в голову не пришло спросить: « Почему, дорогие детки, нищета – порок? Почему никто и никогда в нищете «благородство врожденных чувств» не сохраняет?» Я просто не представляла себе ЭТО. А между тем мне еще доводилось видеть крайнюю нищету тогда, когда я только сознавать себя начала. Помню, набегалась я по непросохшим дорожкам сквера, мама меня поймала в конце концов, на скамейку усадила, мои грязные ботиночки чистыми носочками обтянула, на руки меня взяла и понесла. Я сижу у нее на руках и все пытаюсь наклониться, чтобы носочек с ботинка снять, а она мне шепчет ласково: «Нельзя, нельзя, Таточка, костюм мне ножками испачкаешь».
Я тянусь к носочку и вдруг где-то глубоко внизу, на земле, вижу кучу старого тряпья, в которой возятся дети, такие же, как я, только грязные. Потом вижу женщину с опухшими голыми ногами, и между коленями у нее еще один ребеночек сидит. Мама остановилась, сумочку с трудом расстегнула, достала булочку, ему в маленькие пальчики вложила и дальше пошла. Она идет, а я прильнула к ней, смотрю назад, и мне видно, как малыш в рот булочку почти взял, а в это время из-за спины женщины страшный худой старик длинную руку со скрюченными пальцами протянул, булочку у него вырвал и проглотил. Откуда старик взялся, я не поняла, но очень испугалась и долго, помню, плакала. Все плачу и плачу, домой уже пришли, а я все плачу
Ну и ну, какая иногда ерунда в голову приходит. В Москве этот жулик вырос. Там народ сытый был, во всяком случае, в шестидесятые годы. Отчего же мне снова плакать хочется? Да не плакать – реветь белугой! Отчего? Оттого что люди наши в своем примитивном и агрессивном материализме дичают. Их, озверевших, осатаневших (слово-то какое верное!), тысячами в тюрьмах держат, тысячами – «перевоспитывают»…
Господи, спаси и помилуй!
Я вернулась в свою комнату, перечитала Алешкино письмо и свой ответ ему, задумалась…Что можно сказать двадцатилетнему мальчику, который в детстве любви не получил, жизни нормальной, человеческой не знал, в юности дрался и воровал, попал в колонию, а потом был переведен в тюрьму. Вот сейчас он тоскует. Тоскует, как пойманный зверек или как человек, который жаждет полноценной жизни? Усыновить бы их всех… Я склонилась над тетрадкой.
Чтобы справиться со своей тоской, ты, Алеша, должен видеть перспективу. К тому времени, когда кончится твой срок, тебе будет 22 года. Только 22 года и уже 22 года. Только - потому что ты еще очень молод и впереди вся жизнь. А уже - потому что ты по-настоящему взрослый и надо устраивать свою жизнь так, чтобы ни ты, ни дети твои по тюрьмам не скитались, горе не мыкали, слезы на кулак не мотали. Так уж устроено на земле, что для каждого двадцатилетнего мужчины найдется суженая, только не надо торопиться. В народе говорят: ищи кротости, чтобы не дойти до пропасти, К тебе это очень даже относится. В тебе и страстности, и своеволия много. Если девушка будет такой же – не уживетесь, все пойдет вкривь и вкось, и тогда жди беды. Чтобы этого не случилось, знай, что вера тебе в жизни – помоЩница. С верой надо ждать окончания срока, надо работать над собой, готовить себя к нормальной человеческой жизни, а потом с верой и любовь свою искать. Я подчеркиваю: речь идет не о сексе, а о старомодной любви, когда кажется, что если с любимым или с любимой случится что, так я рядом в могилу лягу, когда живешь в постоянной тревоге за близких, когда прощаешь все и тем самым спасаешь. Такая любовь рождается в молодости, и счастливы те, кто хранит ее всю жизнь, особенно же счастливы их дети, хоть и не сознают своего счастья.
Вот когда ты жениться сможешь, детей завести – тут уж, одиночество, прощай!
Простые вроде бы вещи: семья, дом, дети. О них и говорить-то не принято. А между тем на этих простых вещах мир стоит.
Сможешь создать хорошую семью – будет у тебя радость, жизнь будет. Но тут надо много потрудиться: голову, руки и сердце приложить. Даром человеку ничто не дается. Так-то, мой хороший!
С уважением и надеждой Татьяна Васильевна.
Я закрыла тетрадь, отложила ее в сторону и посмотрела на часы – все, время вышло, остальное проверю потом.
На следующий день, утром, зашла к завучу и спросила, за что сидит Кирюшин. Узнала: нет, не убийство из-за партии севрюги (далась мне эта севрюга), не грабеж, не разбойное нападение – угоны автомобилей. Легкие деньги голову вскружили. Мне так захотелось молиться, что я накинула пальто, без сопровождающего (благо – никто этого не видел) перебежала дорожку и вошла в пустой тюремный храм. Все святые, молитвы которых читала я по ночам, вдруг возговорили во мне:
- Господи Вседержителю, Владыко Человеколюбче, Многомилостиве и Всемилостиве, помози ты этому окаянному Тувинчику, даждь ему, великогрешному и безстудному, слезы покаяния, разреши мглу мерзостных деяний его, избави несчастного от дьявольского поспешения, помоги, Господи, и Алешке беспутному, просвети его светом разума твоего. Душу его любовью озари. Наставь на путь истинный. Не остави его погибающа. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Слезы падали на каменный пол храма. Печально смотрел на меня Христос со своего мученического креста, и где-то рядом рассеивался солнечный свет, льющийся сверху ровным потоком.
Чего хочет Алешка
Я выдала тетради в среду, и до следующей среды Алешки не было в школе. Потом он пришел, сел не в конец класса и не на первую парту, а куда-то в середину. Там он остался сидеть, когда окончился урок и все пошли в курилку. Я поняла: ему надо поговорить, и тоже задержалась.
Классы у нас необыкновенно длинные, середина довольно далеко. И вот из своего далека Алешка сказал:
- Вы написали: «Вера - тебе помоЩница». А я верить не могу и жениться не хочу: погулять не успел. Хочу, чтоб девчонка была, которая бы ко мне приходила и меня ждала. Познакомьте меня - пусть напишет. Я адрес дам.
Глазами в парту уперся, голова чуть опущена, как у бычка, что бодаться приготовился.
Я тоже в свои тетрадки уткнулась и, глаз не поднимая, проговорила:
- А ты прорисуй в своем воображении ситуацию до конца: что станется, если ты «погулять не успел»?
Алешка на меня глянул, и мне в его взгляде вдруг сатанинская наглость почудилась. Он снова потупился и сказал приглушенно:
- Там видно будет.
- Мне не там, мне здесь видно, - я отодвинула тетради в сторону и, вздохнув, сказала: Тут два сценария возможны. Первый.
Она, девчонка эта, десять писем тебе написала, а потом – молчок. Ты одно письмо, другое – ответа нет. Потом приходит короткое: « Прости. Так получилось. Я вышла замуж». Твоя реакция?
- Не знаю…
- Зато я знаю. Та, про которую ты мне написал.
А вот второй вариант.
Она дождалась. Ты освободился. То-то праздник! А вокруг столько девчонок: одна другой лучше! Ты же «погулять не успел» – надо наверстать упущенное… Хорошо, если она поплачет и забудет. А если мстить начнет – каким будет ответ? Кроме того, те, ради которых, ты эту забудешь, они что – ангелы? Вспомни-ка, сколько среди вас из-за девчонок сели?
- Ужаков из-за девчонки. Тяжкие телесные повреждения хахалю ее причинил. Петров за какую-то шалаву вступился… По той же статье сидит. Сашка из заключения вышел, на радостях мотоцикл своей девчонке подарил, а она на этом мотоцикле с другим уехала. Он их нашел – снова срок схлопотал.
- Дальше можешь не перечислять – достаточно. Как ни крути, а на этом пути ничего, кроме ожесточения, ты не получишь. Другой, может, и переживет, а тебе нельзя, ты уже по лезвию бритвы идешь.
- Ну уж…
- Не «ну уж», а правда. Или ты мне солгал в письме?
Он глянул на меня исподлобья и снова потупился. Я почувствовала, что парень по-прежнему свою тоску лелеет. Разговор наш терял смысл, я встала и уже пошла было из класса, но он остановил меня вопросом:
- А вера? Вы сами-то в Бога верите?
В это время в классе нарисовался Юрин и с нескрываемым любопытством уставился на меня, потом вошли еще несколько человек.
- Подожди, мне к уроку надо приготовиться, - сказала я и вышла.