Анатолий Николаевич аккуратно закрыл журнал, положил его к остальным таким же толстым журналам и уже собрался спать, как взгляд случайно упал на реферат. «Черт, — выругался он, — совсем забыл!» Вчера он позволил приятелю себя уговорить дать отзыв на этот реферат.
Приятель был настойчив, обещая ему удовольствие от прочитанной работы. Юное дарование! Что нового может написать о древнем философе девчушка в шестнадцать лет?! Насмотрелся он за долгие годы на эти юные таланты: либо дети бизнесменов, желающих видеть своих чад непременно учеными, либо самоуверенные молодые люди, которые прошлись по верхам и решили, что имеют новый взгляд на законы бытия и тайны мироздания. Ничего кроме раздражения и те и другие у него не вызывали. Сам Анатолий Николаевич был дотошен, кропотлив, знал, что нужны годы для написания чего-нибудь стоящего.
Чуть ли не с отвращением он открыл реферат, проклиная себя за сговорчивость. Вскоре профессор забыл обо всем. Чтение захватило его. Хотя ничего нового ни об эпохе, ни о мудрости древнего философа Анатолий Николаевич не узнал. Но в небольшом тексте, который написала эта девчушка, древний мир предстал пред ним каким-то целостным в своей простоте и сложности. Нечасто он встречал что-то подобное, написанное легко и одновременно глубоко и ясно. Словно в неухоженном доме с зеркала стерли застарелую пыль, и в нем отразились мелочи, не замеченные ранее.
«Мы смотрим и не видим, слушаем и не слышим часто даже самих себя», — почему — то подумалось ему, и Анатолий Николаевич недовольно поморщился. Он не любил эти банальные истины уже только за то, что на самом-то деле они отражали истинную суть вещей, но ведь приятно иногда заблуждаться, убедить себя в собственной правоте, чтобы не испытывать угрызений совести. Не слышать, не думать, не помнить. Сердце неприятно сжалось. Из глубины души что-то рвалось, но оставалось там, придавленное грузом
прожитого и запретного.
Профессор закрыл реферат. Кабинет уже освещало утреннее солнце, и настольная лампа, как старая кокетка, напрасно пыталась с ним соперничать. Профессор усмехнулся: до чего же вещи иногда напоминают людей.
Анатолий Николаевич решил непременно познакомиться с этой юной сочинительницей. Теперь профессор понимал старого приятеля, обещавшего ему удовольствие.
Едва дождавшись приличного для звонка часа, он позвонил другу и, не вдаваясь в объяснения, спросил, может ли он встретиться со студенткой, чей реферат прочел.
— Конечно, — с улыбкой в голосе отозвался приятель, — сегодня она сдает последний экзамен. Я попрошу ее зайти к тебе после экзамена.
Была последняя в этом учебном году рабочая суббота. Сессия заканчивалась. Завтра профессор собирался на дачу, чтобы провести с этим самым приятелем два месяца беззаботного отдыха — рыбалка, походы по грибы. В доме, который они строили вместе лет сорок назад, любили беседовать обо всем на свете: о событиях в мире, об искусстве. И, конечно, о молодежи, которая валом валила на философский факультет, — неужто наступили времена для глубокого понимания жизни?
Анатолий Николаевич невнимательно слушал ответы студентов, которые казались ему чудовищным плагиатом по сравнению с тем, что он прочитал ночью. Но профессор был добр, ставил хорошие оценки и отпускал с миром даже самых отъявленных лоботрясов.
Ему не терпелось увидеть умницу, которая доставила ему удовольствие своей работой и заставила пробудиться чувствам. Профессор остался один, когда в дверь легонько постучали.
Дверь отворилась. На него смотрела внимательными глазами светловолосая тоненькая девушка чуть выше среднего роста. Легкий загар, зеленоватые глаза, чувственные губы, длинная шейка, хорошие ножки и изящные ручки. Бог, похоже, не поскупился, наделяя ее внешностью. Одета очень просто, но элегантно. Он не мог объяснить, в чем состояла эта элегантность, может, в чувстве меры, отсутствии броскости?
«Аристократка», — почему-то подумал Анатолий Николаевич и задал первый вопрос:
— Когда же вы успели так много прочитать и, главное, обобщить материал?
Девушка едва заметно улыбнулась. Комната и так залитая солнечным светом стала еще светлее, стены раздвинулись...
Справившись с этим новым пространством, он спросил.
— Ваши родители занимаются философией?
— Нет, они занимаются бизнесом. Вас интересует, почему я стала заниматься философией? — помогла она ему. — О, это моя прабабушка. Это она увлекла меня еще в детстве.
— Она философ?
— Нет, бабушка инженер, долгие годы работала на заводе, а потом стала писать стихи, повести, рассказы. Когда я успела прочесть так много? — теперь уже она вела разговор и сама отвечала на вопросы, которые он еще только собирался задать. — С детства я научилась быстро читать. А когда читала, я уже все знала.
— Что вы говорите! — растерянно воскликнул профессор.
— Как знала? Я будто видела всех действующих лиц, обстановку, в которой они живут, как выглядят, как одеты, и даже домашних животных. Я видела, что происходило и как происходило. Взрослые не верили, называли меня фантазеркой, когда я рассказывала о каких-то деталях из того или иного времени. И все-таки потом они начинали мне верить — ведь они тоже читали разные книги и могли узнать то, чего не знали раньше. Так что писать об этом мне было несложно. Как о том, что сейчас происходит за окном.
Анатолий Николаевич снова обрел пространство кабинета, услышал шум, доносившийся из открытого окна. Сердце его часто-часто билось в груди. Возникло нетерпеливое желание непременно встретиться с прабабушкой этой необычной девочки.
— Хотите, я познакомлю вас со своей прабабушкой? — девушка словно прочитала его мысли.
— Да-да, — кивнул он поспешно.
— Вечером она будет в городе. Мой папа открывает ресторан, и сегодня будет банкет для близких и друзей.
Профессор смутился — он не любил бывать в ресторанах. Да и что там делать в одиночестве?
— Там будет Гарик с племянником, — поспешила добавить она.
Гариком его старинного приятеля, что передал ему реферат, называли только очень близкие люди. Для большинства он был известным искусствоведом Григорием Ивановичем.
Профессор принял приглашение.
По дороге домой он заглянул в магазин. Купил кое-что себе и еду своему Фреди, любимому псу, долгие годы делившему с ним его одинокую жизнь.
Когда-то давно Анатолий Николаевич был женат. Недолго. Женился, чтобы избежать скандала после истории со студенткой. Тогда многие отвернулись от него. Он долго провалялся в больнице. Но выкарабкался. И женился на старой деве. Она легко согласилась на его предложение, хотя знала всю ту историю. Но желание быть «при муже» и некоторые карьерные соображения взяли верх. Профессор не мог простить этой старой деве того, что она согласилась на брак с ним. О том, что сам поступил недостойно, почему-то не думал. Себя оправдывал, как мог. Но сердце, видимо, не согласилось с доводами и отреагировало по-своему.
Потом Анатолий Николаевич защитил докторскую диссертацию.
Через три года после скандала студентка трагически погибла. Он с женой пришел к ее родным с предложением усыновить мальчика, своего сына. Ему ответили, что сын — это все, что осталось от дочери. Профессор не захотел тогда, вернее, испугался даже посмотреть на фотографию сына. Через полгода развелся. Тогда и подумал: « Как хорошо, что ему не отдали мальчика».
Что бы он делал с ним, живя со своей матерью, обладающей жестким характером, который в свое время не выдержал его собственный отец — перенес несколько инфарктов и скончался сравнительно молодым.
Дома Анатолий Николаевич с улыбкой думал о необычной девушке. Вспомнил о ее приглашении. Наскоро пообедав, он отправился выгулять своего любимца. Пес против обыкновения не носился радостно по парку, лежал возле ног хозяина, изредка заглядывая ему в глаза и жалобно повизгивая. «Стар уже, — с нежностью подумал о нем профессор, — что я буду без него делать?» Поскулив каждый по-своему, они отправились домой. Профессор принял душ, надел любимый костюм и вышел из дома.
Мягкий, теплый солнечный день клонился к вечеру. В песочнице копошились малыши, мамаши оживленно болтали между собой. Лениво отмахиваясь от мух, дремали собаки. Казалось, день этот когда-то уже был. Так же грело солнце, на душе было светло, возвышенно, хотелось взлететь и парить над землею. Парить...
Анатолий Николаевич сел в свой старенький «шевроле».
Он без труда нашел новый ресторанчик в центре города. Небольшое красивое здание. Расположено в глубине парка, городской шум почти не слышен.
Подъехав к стоянке, профессор заметил машину Гарика, несказанно этому обрадовался. Подойдя ближе, он увидел вывеску: «Дежа вю».
«Чудненькое название», — подумал он и вошел. Зал почти правильной окружности, в центре, среди зеленой лужайки, бьет маленький фонтанчик. Необыкновенно хороши полевые цветы, будто настоящие.
— Да, они настоящие, — услышал профессор уже знакомый голос. Анатолий Николаевич оглянулся. Женя, так ее звали, Женя, стояла, улыбаясь своей чудной улыбкой, от которой хотелось плакать счастливыми слезами и делать глупости...
Она проводила его к столику. Перебросившись замечаниями о погоде и каких-то делах с Гариком и его племянником, Женя исчезла.
Поговорив с приятелем о предстоящей рыбалке и вежливо справившись о делах у племянника Гарика и его супруги, красивой блондинки с застенчивым взором, он стал внимательно разглядывать зал и гостей.
Столики были отгорожены друг от друга невысокими полупрозрачными стенками, напоминали беседки, создавали уединенность и уют. По периметру зала на стене «простирался» уходящий к горизонту луг с ромашками и дальним лесочком. Там, за горизонтом, как будто была иная жизнь. Потому что казалось, именно там можно было воспарить и летать.
Вечер между тем набирал обороты. Подходили какие-то люди. С некоторыми он был знаком давно. Это были и почтенные, его возраста, старики, многие его коллеги. И люди помоложе — известные в городе политики и бизнесмены. Группы молодых людей, веселых, беззаботных, слегка хипповатых, как говорили в дни его молодости, но элегантных, как-то ненарочито современных. «Странный срез общества», — по привычке анализируя, подумал профессор. Эти люди были на своей территории и знакомы между собой. У них не было за спиной крыльев, они «реально», как теперь говорят, шли по жизни, преодолевали
собственные трудности, неудачи, разочарования. Что роднило этих людей?
Он не успел додумать свою мысль.
В ресторан вошли трое. Высокая стройная женщина с роскошными светлыми волосами и потрясающими глазами. Ее красота вызывала образы девятнадцатого века, хотя одета она была вполне современно, просто, но изысканно. «Аристократка», — второй раз за день подумал профессор. Солидный респектабельный мужчина рядом с ней как-то терялся, хотя тоже был хорош собой. Третьей была невысокая пожилая дама в светлом брючном костюме. Присутствующие встали и зааплодировали. Роскошная блондинка подняла два пальца вверх, означающих победу, и все захлопали еще сильнее. Пожилая дама тоже подняла руку, и аплодисменты тотчас смолкли.
— Презентация прошла на ура! — начала она. — И в этом заслуга моей милой внучки, замечательного, талантливого переводчика! Кроме того, ей удалось заключить договор с парижским издательством.
Она нежно обняла «даму из девятнадцатого века», и все снова зашумели, бросились поздравлять, и троица, на ходу уточняя подробности, направилась к своему столику.
Опять внезапно появилась Женя, прервав его размышления
— Я хочу познакомить вас с прабабушкой. Перед ним стояла та самая женщина в светлом брючном костюме, с мягкой улыбкой в темных глазах. На прабабушку она совсем не походила. Начался разговор. Казалось, они знали друг друга давно.
Его собеседницу окликнули и, извинившись, она легко поднялась и быстро отошла к соседнему столику.
Среди всеобщего веселья — вокруг фонтанчика уже танцевали — он заметил появившуюся, видимо, позднее строгого вида усталую даму. Ее сопровождал высокий молодой человек. Большими темными глазами они были очень похожи друг на друга. « Видимо, сын», — подумал профессор. И тут же в молодом человеке он узнал коллегу с соседней кафедры. Несколько лет назад тот блестяще защитил кандидатскую по социальной лингвистике и, говорили, уже писал докторскую. Все опять зааплодировали, зашумели. Тут из-за двери в служебное помещение к усталой, строгого вида даме стремительно подлетел русоволосый молодой мужчина, расцеловал ее и обнял молодого человека. Они прошли к столику, где сидела Женина прабабушка. Профессор понял, что это ее семья. Он стал внимательно разглядывать Женину родню.
«Какая удивительно дружная и красивая семья, — думал Анатолий Николаевич, — внешне они почти не похожи, но их объединяет что-то общее, не только родная кровь». Этого общего никогда не было ни в его собственной недолгой семейной жизни, ни в семье его родителей.
Впервые за долгие годы ему захотелось иметь семью. Сердце щемило от какой-то невыразимой утраты, словно он пропустил в жизни самое важное, без чего она не имела смысла.
В зале негромко звучала музыка, создавая настроение праздника и света. «Дама из девятнадцатого века» спела нежную песню на английском языке. «Собственного сочинения», — прокомментировал племянник. Кто-то сыграл на скрипке, потом на флейте, коллега с соседней кафедры исполнил на саксофоне блюз. «Не ресторан, а прямо-таки концерт в филармонии», добродушно усмехнулся про себя Анатолий Николаевич. Ему тут же .»на блюдечке», словно услышали его внутреннюю усмешку, подали вполне современную джазовую мелодию, и он довольный ухмыльнулся: «все нормально».
Вечер приближался к концу, когда молодой человек, что столь пылко встречал усталую даму, которая оказалась его матерью, подошел к их столику перекинуться парой фраз с другом. Серо-голубые глаза, чувственные губы. Он, несомненно, был Жениным отцом. Беседуя, он вдруг улыбнулся...
Профессор замер. Это ее улыбка! Сомнений не было — это его сын!!!
Потрясенный, не отрывая глаз, он смотрел на него, стараясь рассмотреть каждую черточку лица, поймать каждое движение. Почувствовав это необычное внимание, молодой человек повернулся и участливо спросил:
— Все в порядке? Не нужна ли помощь?
— Я устал, — пробормотал профессор. — Пожалуй, поеду домой. Спасибо за вечер, спасибо Жене. Это она пригласила меня. У вас потрясающая дочка!
Молодой человек застенчиво и в то же время горделиво улыбнулся единственной для профессора во всем мире улыбкой.
И все сложилось.
Он понял, что вчера, читая этот необычный реферат, узнал ее язык, которым она, его Жнечка балуясь, писала эссе, рассказики, стихи, считая их просто баловством, не придавала значения и своим рисункам, не гордясь своей удивительной способности мгновенно схватывать увиденное, по памяти изображать все, на что падал взор.
— Бог подарил мне эти способности, — равнодушно говорила Женечка и переводила разговор на что-нибудь другое.
Как Женя, никогда не видевшая своей бабушки и, возможно, не читавшая написанное ею, могла владеть тем же стилем, тем же языком?
Профессор вспомнил свою Женю, Женечку. Ее манеру говорить и ее жесты, ее волосы, ее умение одеваться. Женина прабабушка — это мать его Женечки. А с ней он встречался: они разговаривали часа четыре в ботаническом саду. Непрерывно курили и говорили, говорили. Нет, она не уговаривала его жениться, хотя Женечка ждала ребенка. Он все пытался доказать, что не на всех женщинах, которых любишь, нужно жениться. Мечта обжигает, когда она рядом. И все же после этого разговора он сделал Женечке предложение, и они должны были пожениться накануне нового года. Но тут его мать узнала, что невеста беременна. И началось.
— Она и ребенок помешают тебе писать докторскую! — возмущалась она .
На самом-то деле мать просто боялась потерять своего единственного сына. И Анатолий Николаевич сдался. Он и сам боялся этого брака. Свадьба не состоялась.
История получила огласку. Его хотели уволить из института. Но неожиданно все стихло. Спустя годы он случайно узнал от Гарика, что мать Женечки просила ректора не устраивать разбирательств.
Несколько раз Анатолий Николаевич встречал эту женщину в городе, но она его будто и не замечала, смотрела сквозь него. У него все холодело внутри, сердце сжималось от невыносимой боли. Дома он торопливо открывал бутылку.... Потом, с годами, как-то все забылось, затянулось пленкой повседневности.
Вернувшись из ресторана, профессор достал небольшую картину, что когда-то подарила ему Женечка. Когда она погибла, ее мать просила вернуть картину, но он чем-то отговорился.
Он словно впервые рассматривал светлый незатейливый пейзаж, поражаясь с какой изумительной точностью Женечка передала настроение той чудесной, едва ли ни единственной их прогулки на озеро.
Профессор набрал номер телефона Гарика и попросил его приехать. Тот, не задавая вопросов, согласился.
Ожидая приезда друга, Анатолий Николаевич достал сберегательную книжку. Профессор был обладателем несколько премий, но деньги ему тратить было не на что. Жил он по привычке скромно, — отец был военный, они часто переезжали с места на место,
поэтому покупали только самое необходимое. Профессор усмехнулся: миллионер Корейко!
В дверь позвонили. Гарик, надежный друг Гарик, все эти годы находившийся рядом, тревожено глянул на него. Прошел, молча сел на диван.
— Ты знал, кто такая Женя?
— Да, знал.
— И молчал?
— Ты давно закрыл эту тему.
— И сам не сказал бы мне никогда?
— Не знаю, не думал.
—А Женя? Женя знает?
— Нет, Женя не знает.
—Почему же она пригласила меня, незнакомого, в сущности, человека, на открытие ресторана своего отца, где должны быть только близкие люди?
—Мы часто делаем что-то, не понимая, почему так делаем. Не сразу осознаем причину и следствие. Скажи, ты ведь тоже не думал, зачем эти деньги откладывал?
Возразить было нечего.
— Гарик, когда я просил тебя быть моим душеприказчиком, ты ведь сразу подумал о моем сыне?
— Да.
— Попроси за меня прощения, я, наверное, не успею.
— Брось, старик! Завтра мы отправимся на рыбалку, чудно отдохнем на даче.
Они помолчали. Гарик встал, откланиваясь:
—До завтра.
Проводив друга, он еще долго смотрел на картину. Сердце учащенно билось, память не успевала справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Профессор закрыл глаза.
Женечка, сияющая, светлая, стояла на другом конце поляны и улыбалась. Сквозь нее просвечивало солнце.
— Иди ко мне, — позвала она, протягивая к нему руки.
И это было последнее, что он услышал.
Через неделю его сын улетел в Прагу — там открывался его новый ресторан.
Гарик бесцельно слонялся по даче.
В старом парке, сидя на скамейке, Женя читала книгу очередного древнего философа.
Возле ног новой хозяйки лежал Фреди.
2006 август