Из жизни студента сельскохозяйственного института

               
25.06.1979г.
Решил записывать кое-что. Зачем? Попытаюсь объяснить. Всё связано с визитом к Д.И.П. Был он учителем в нашей сельской школе, а теперь Д.И.  начальник большой, парторг целого института, не нашего, другого, в котором заканчивал последний курс друг моего друга. Сдали они научный коммунизм, решили обмыть это дело, выпили бутылку на четверых «Агдама», и попались коменданту общежития.
«Позор! Как могли, вы же комсомольцы!» Партком принял решение об отчислении друга моего друга. Долго мы голову ломали: «Что же делать, помочь как Виктору П. Это же не справедливо – за неполный стакан портвейна перечеркнуть труд пяти лет, с рабфаком шести, славного паренька из деревни, инженера-строителя без одной минуты?» Придумали. Решили привлечь папу моего, мы же земляки с Д.И. И ещё  важнейшее обстоятельство: наши с Д.И отцы были друзьями, оба отсидели, причём, вместе, по пять лет, за кражу мешка ржи в голодном 47-ом. Оба воевали. На наш взгляд, это «убийственные» аргументы в нашу пользу.
Пришли мы с папой вдвоём. Ах, как Д.И. зазнался! Прошёл в свой просторный кабинет, видел, что земляки сидят в приёмной, ждут его, но принял через полчаса. Ладно бы я, молод, могу и подождать, но папа! Мне стало стыдно перед отцом, я уже пожалел в первый раз, что впутал его во всё это. Краснеть перед отцом мне пришлось не один раз: сухое здрасте, (не выходя из за стола, для встречи друга своего отца, да просто пожилого человека), небрежный жест, барский, (садитесь вон там на жёсткие стулья, подальше), короткое «ну», (вместо принятых в деревне у нас вопросов о здоровье, как там мои?) Отец, потея в парадном своём костюме, (ладно, хоть ордена не надел), или  может тоже неловко ему стало, начал неумело врать выдуманную нами историю, про свою дружбу с отцом Виктора, сумел довести всё до конца, закончив просьбой поступить по справедливости. Он не о помощи просил, о справедливости. Видимо недовольный таким обращением, Д.И. ПООБЕЩАЛ,  неопределённо правда, подумать,(сами-то мы врали! Но стыдно почему-то не было.)
       Вот я и решил записать эти мысли, чтобы проследить за самим собой, неужели я тоже таким стану, окончив институт?
И ещё, появилась и хорошая мысль: «Слава богу, что отцу за меня не приходилось никого просить!» Хотя, и не совсем верной она была: сразу после окончания школы, ходили мы к бывшему директору нашего совхоза, чтобы помог при моём поступлении в сельхоз. Дома его не застали. Вот и ладно, всё равно поступил, только через пять лет: год работы на комбинате,  три года службы на флоте, да ещё год на рабфаке. Осадок всё равно присутствует, вернее, остался: всё-таки ходили!


27.06.1979г.
Олюшка моя уехала к Алёше. Родные мои! Как я не хочу больше  жить врозь! Алёша наш у бабушки, постоянная тоска: «Как он там? Ждёт нас днями и неделями.» Прошлый раз расставались, он уснул. Мама говорит, что плакал потом у двери долго. Теперь уже чувствует, когда мы собираемся уезжать, он просыпается. А я всё представляю потом, как он плачет и думает: «Вот я какой дурак! Уснул, а они уехали! Как я мог уснуть! Теперь никогда не буду засыпать, они тогда и не уедут!» Алёшенька мой! Ты вырастешь и поймёшь нас с мамой, что мы должны учиться.
28.06.1976.
Записывать решил ещё и потому, что вспомнил генерала у Салтыкова-Щедрина,  всю жизнь мечтавшего о  мемуарах, которые он напишет, уйдя в отставку. В отставку ушёл, сел писать… а писать-то и нечего: не сохранились мысли, ушли чувства. Хочу, чтобы со мной такого не случилось.
И ещё уточнение: людей, которых я уважаю и люблю, буду называть по имени и отчеству, а людей, которых  не уважаю и не люблю, буду обозначать инициалами. Причины две: вдруг оценки мои субъективны и неверны, тогда люди обидятся, а мне будет стыдно и неудобно перед ними. А если верные оценки мои, им всё равно будет обидно, но мне не стыдно, если я доберусь и доживу до тех самых мемуаров.
А ещё хочется Алёшу, когда он пойдёт в школу, научить вести дневник, простые записи: что видел, слышал, но со временем там появится и то, что думал.
И главное, чтобы мы с Олей могли это читать. Хочется, чтобы не было у него тайн от нас, чтобы  рос он не одиноким и беззащитным, а всегда чувствовал нашу любовь и поддержку. У меня в детстве всего этого не было. Не сухими и чёрствыми были тогда мои родители, им просто не было времени на всё это, да и не приняты такие отношения в деревне. Нечего сопли рассусоливать, работать надо – говорит папа. Но уроки нравственные я получал, хотя и редкие..
    …Весной надо было очистить двор от прошлогодней соломы, место для будущего сеновала подготовить. Кидал я кидал солому, а она не уменьшается в стожке. Тут ребята пришли, сусликов выливать пора. Для ускорения процесса решил я поджечь солому. Она быстро разгорелась, огонь стал таким большим, что мог загореться забор, а за ним и сарай. Быстро закидали снегом пламя, затоптали его ногами и со спокойной совестью ушли за сусликами. Домой вернулись  поздно. За ужином выяснилось, что забор сгорел, сарай спасли. « Ты, мать, не знаешь, почему солома загорелась?» - «Ума не приложу, снег кругом ещё лежит.» - «Говорят Васька Каренский поджёг, не слыхала?» Ложка на миг замерла в моих руках: «Что же делать? Сказать, что я поджёг – влетит, не сказать – влетит Ваське, а он же не виноват.» Отец смотрит на меня, смотрит как-то по-новому, даже ложку отложил.  «Пап, это я поджёг, хотел быстрее двор освободить, но я ведь всё затушил?» «Ладно, коли так, а то я уж Ваську хотел поддать. А ты думай раньше, а потом уж делай» - и вновь принялся за лапшу. Никак меня не наказали, проверял меня папа на «вшивость».
 Наш сын ещё маленький. Но какой у меня сын! Мне всегда кажется, что он лучше всех, умнее и красивее. Оля моя! Я век свой обязан тебе за него, ведь только ты могла родить такого парня! Когда нет рядом тебя, я смотрю на Алёшу, и радостно, радостно на сердце становится от того, что он ТВОЙ и МОЙ сын!
29.06. 1979г.
Сегодня собирали клубнику  в «Весеннем». Так, за деньги её не купишь, надо отработать весь день, собирая клубнику на плантации, сдавать её приёмщику. На ту сумму, что ты заработал, тебе и отпустят клубнику по их цене. Заработал я шесть килограмм. Приехали «блатные», в их числе и мой знакомый старинный, окончивший наш институт шесть лет назад, выписали по 20-30 кг. и все дела. Стало опять горько, и вопрос опять тот же: когда я окончу институт, среди них буду? Но сейчас это закон жизни, и я тоже буду брать и давать. Честно- не честно? Не честно, но все так делают, и не делай я так, от этого ничего не изменится. А совесть?
Боюсь за Егора. Он часто у нас бывает, мы с ним друзьями стали. Он видит, как мы слаженно живём с Олей, и ему захотелось так же жить, а второй половины нет. Я постоянно твержу ему, чтобы не тратил свои духовные силы, не разменивался на пятаки, искал ту единственную. Он и ищет, ну уж слишком объектов много перебрал, да ищет тщательно и не только духовно. Видимо надоели поиски, он выбрал Надю. Вот я и боюсь, что умом, или ещё чем, но не сердцем выбрал. Буду очень, очень рад, и дай бог, если ошибаюсь.
30.06
Я уже студент третьего курса, сессия позади, впереди мехотряд. Немного боюсь: все ребята, с которыми еду в мехотряд, работали на комбайнах в своих колхозах до службы в ВС. Работали сначала штурвальными с отцами, но и сами успели, самостоятельно поработать. А  я не работал на комбайне, на машине работал: зерно возил от комбайнов на ток, с тока в склад. Папа  мой шофёр, он когда-то давно работал на комбайне, мне было лет пять и запомнил я комбайн по большому открытому бункеру, в котором мы играли в уголки.  С-4 так он назывался, сейчас таких уже нет. А на ГАЗ-51 я  подменял отца часто: он то приболеет, а чаще, выпьет. Но думаю, не боги горшки обжигают: неужели я три года ремонтировал атомные подводные лодки на Камчатке зря. Да и  сезон один  работы на комбайне после первого курса есть. Очень нелёгкий сезон. Направили нас студентов, закончивших первый курс, в целинный Светлинский район, в в с-з «Буруктальский». Расставили кого-куда: на току работали, на сенокосе. Комбайн выделили один на 20-ть человек, да и то случайно: командированный с какого-то завода запил и комбайн простаивал. Собрались на совет свой решать, кто будет работать на комбайне, всё-таки на нём можно прилично заработать. Самым опытным из нас был Егор, ему и работать. Кто будет вторым? Закрепили меня: женатый человек, ребёнок маленький, деньги нужны. Так мы с Егором и проработали весь сезон, убирали  в основном пшеницу прямым комбайнированием. Заработали неплохо, правда деньги получали потом в течении целого года, так все и не получили.
Скоро, через несколько дней, Оля в Саратов улетает, на последнюю свою сессию в университете. Скорее бы она закончила его, да и сосредоточится тогда на моём образовании, Алёшу бы в садик устроили и зажили бы вместе. Иногда получается чёрте что: я в Оренбурге, Оля в Саратове, Алёша в деревне, то у одной бабушке, то у другой. Но ничего, скоро всё изменится.
Это ещё ладно свой угол имеем, хоть и 12 метров, но свой, да ещё в двух минутах ходьбы до мехфака. Когда, три года назад, я вернулся с флота осенью, то уже весной я мог получить однокомнатную квартиру в Степном, от комбината шёлковых тканей,  на котором я полтора года работал, даже дом показали. Ещё до свадьбы нашей мой будущий тесть советовал опять устроиться на работу на комбинате, получить квартиру, а потом учиться. Я уже к тому времени знал себя, если не сделаю что-то сразу, потом не сделаю никогда. Сразу после службы стал учиться на рабфаке и квартира уплыла. По - другому мы с Олей решили этот вопрос: на те деньги, что нам подарили на свадьбу мы купили комнатку в доме на четырёх хозяев, с отдельным входом и даже с клочком земли. Мы на нём помидоры летом выращиваем, а зимой  заливаем его водой и играем в мини хоккей.
Одно плохо: через улицу Горького стоит пятиэтажка, на четвёртом этаже квартира зав кафедрой тракторов, нашего куратора Цибарта Эдуарда Александровича. Утром после какого-нибудь праздника он хитро спрашивает меня: «Ну как головка то бо-бо? Вы аккуратнее там.» Танцевать негде в нашей маленькой комнате, вот мы вместе с гостями и выходим во двор. А тут как на ладони всё видно с высоты четвёртого этажа. Ну кто бы знал об этом, когда жилище своё мы приобретали с Ольгуней.
Жилище наше нравиться не только нам, но и моим многочисленным и пока холостым друзьям:  они очередь выстраивают за ключами от комнатушки нашей, когда мы уезжаем в деревню к родителям.
 1. 06.1979.            
  Надо записать о Ховрине, жаль, что он не будет больше читать у нас лекции. Умный мужчина. Очень тонкое чувство юмора, прекрасно разбирается в литературе, театре, моде. И при всех этих достоинства ещё и кандидат физико-математических наук. Скромный, за два года только раз упомянул о своей научной работе вне института (связана работа с точностью стрельбы ракетами). Упомянул, сделав массу оговорок, чтобы мы не подумали, что он «хвалится». Очень интересный человек, жаль, что нельзя поближе познакомиться, субардинация не позволяет. Женщин зовёт  «тётки». Но чувствую какую-то игру с его стороны в стремлении быть оригиналом. Оригинальность неестественна, показушная, часто заимствована у других. В личной жизни не всё в порядке у него. Хотя, какой я судья?
2.07.1979г.
Защитился всё-таки Виктор, друг моего друга Храмова Михаила. Вчера обмывали успех его, он нас всех благодарил за помощь. Наученные горьким опытом, собрались на съёмной квартире Михаила. Он  в неё только что заехал, мебели нет, сидели прямо на полу, на газетах. Чёрт дёрнул и меня тост произнести. Смысл тоста был в том, что дай бог каждому, что бы столько людей откликались на чужую беду. Я прямо-таки кожей почувствовал, что ребята посчитали слова мои выпячиванием своих или отца моего заслуг. Ну вот почему так всегда! Я сказал только то, что хотел сказать: вместе легче справиться с любой бедой, давайте жить дружно, короче,  а поняли меня совсем по – иному, даже совсем не поняли. На будущее: надо либо молчать, либо научиться чётко выражать свои мысли, ведь работать мне потом с людьми.
И ещё в этом направлении есть над чем работать. Простой пример. Объясняю Мише теорему Крамера. Он с первого раза не понимает, я начинаю снова, взвинчиваюсь: «Ну чего тут непонятного, всё же просто?» - А почему ты кричишь на меня?- Я не кричу, я объясняю.-  Часто, да всегда почти, перехожу на повышенные тона, если меня не понимают. А кому это понравится?


4.07.1979.
Проспали с Олей на самолёт. Еле-еле достали билет в общий вагон до Саратова. Бедняжка моя, мучается теперь там. Это я виноват, в шесть ехать в аэропорт, а я в пять улёгся. Зачем?
Один остался дома, завтра и мне уезжать, жатва-79 начинается. Какой она будет?
А дома нет дров, угля. Когда и на чём их привезти?  Как будет одна Оля, когда вернётся? Когда же мы заберём домой Алёшу? Когда эта маленькая, рыжая тётенька пробьёт нам место в саду? Вопросов-то сколько!
Обещали зайти Миша с Ахметом,  что-то там отметить, а мне пить не хочется, как убежать, как отказаться?
Всё блекло и грустно, как и сегодняшний день, пасмурный, чуть-чуть ветер, иногда лишь выглянет солнышко.
9.07. 1979.
Первый раз пишу в с-зе Гагарина. Привели нас, девять человек, на машдвор, подошли, как мне показалось, к куче металлома - выбирайте себе технику. Все старые-престарые СК-4. Нам с Егором достался комбайн, двигатель которого виден был только наполовину, остальное провалилось внутрь  комбайна. Назвали мы наш комбайн «Реликвия» и принялись за ремонт. У других ребят не лучше  дела, но мы не унываем: готовить нам их только для свала хлебов в валки, а уж движок да жатку мы сделаем.
Когда отмечали прибытие, весело было. Какие песни поют ребята! Как на гармошке играет Володя! Студенты, а сколько народных песен знают.  И весёлых, и грустных: о солдате, который служит двадцать пять лет, приходит домой (генерал – аншеф ему отпуск дал), и дочь свою принимает за жену, о казачке, которая крепко обнимала казака. Такое может быть только в сельскохозяйственном институте.
17.07.1979г.  Мы уже в четвертой бригаде второго отделения совхоза. Стоит среди степи домик небольшой, где мы спать будем, навес деревянный, столовая, да мехток. Ни кустика, ни деревца, теперь и позвонить домой неоткуда, чтобы  хоть  голос родной услышать. Делаем жатку, устраняем неполадки в коробке, в движке, обнаруженные во время перегона с центральной усадьбы. Был дождь, Миша ездил домой к себе в деревню, умудрился запчастей достать, и Ахмет привёз тоже кое -  что. Жить будем, значит и работать! В следующий дождик наша с Егором очередь ехать домой. Быстрее бы он пошёл!
20.07.1979.
Сегодня приехали из дома. Опять семья моя в трёх разных концах. Алёша начинает говорить, робко неуверенно, будто стесняется. Потерпи, родной мой, что-то прояснится скоро с садиком, и тогда мы тебя заберём и будем все вместе. Дома, у мамы, мы с Алёшей пололи картошку.После работы умываюсь из бочки тёплой водой, закончил, глаза поднимаю, а Алёша полотенце мне протягивает. «Ах ты умница мой! Молодец!» Как он смутился! Улыбнулся, глаза  спрятал и убежал довольный.
 В прошлом году Оля уехала сессию  сдавать, и пришлось Алёшу к её родителям отвезти, всего  девять месяцев ему. Приезжаю на выходной, захожу. Он стоит на диване, смотрит на меня как на чужого дяденьку. Я  прошёл на кухню руки помыл, он из-за дверного косяка выглядывает. Я к нему руки протянул, он смотрит уже внимательно, через мгновение как затопает ножками, как завизжит, смеясь – узнал меня и с этого момента с рук моих не слезал.
23.07.1979.         
  К уборке мы готовы. Проверяем комбайны: включим все механизмы и комбайн «молотит» по 5-6 часов вхолостую, обороты двигателя меняем от малых до средних. Выдержит такое испытание – готов, не выдержит – тоже хорошо, время есть исправить недостаток.
Для памяти, был дома у родителей, узнал от папы.
Мельников Иван Ерофеевич,  гребенской, друг папы, воевал в Брестской крепости, командовал партизанским отрядом, погиб. Отец его Ерофей Павлович раньше работал на горе, камень ломал, потом стал попом – старообрядцем у нас в деревне.  Ему 82 года, а он сказал, что всю жизнь молился напрасно. Почему он сказал так? И чему он молился, что просил у бога? Или лёгкой жизни искал? Не похоже, сын герой. И на деда посмотришь, он как пчёлка трудится целый день: то вязанку дров несёт на горбу, то сена охапку, и тоже на горбу. Дом его на бугре, на отшибе стоит, за водой ходить далеко очень.
24.07.1979.
Начали косить житняк. Дизель сосёт воздух, троит. Никак не найдём где воздух попадает в топливо. Состоялся открытый разговор звена, собрание производственное. Решили вопросы оплаты, хотя шуму и споров было много, но всё порешали.
27.07.1979.
До сих пор не начали косить большой хлеб. Мы все давно готовы. Прошло собрание. Было всё совхозное начальство: главные специалисты, парторг, профорг, все были. Но толку от таких собраний не вижу, так поболтали общими словами, ничего конкретного, чувствовалось, что для галочки оно проводилось.
 Скоро день ВМФ. Хочется попасть домой. Пошли, господи, дождичка.
30.07.1979
Утром приехали из дома. Всё, больше возможности уехать не будет, начали косить капитально
2.08. 1979.
 С утра дождь. Ремонтируемся, вдрызг разбили наклонку. Я начал, Егор закончил ломать. Слишком неровным было поле овса. Видимо, сеяли рановато и от К-700 остались огромные колеи, а косить надо поперёк сеяного. Тут не только наклонная сломается, тут едва голова на плечах уцелела. Настроение пасмурное, как и погода. Хорошо то, что вовремя сломались: все стоят и никто нас не обгонит по количеству скошенных гектар.
Может дома что случилось? Сегодня идти мне в ночную, надо поспать пару часов.
5 августа вроде бы сегодня. Весь день проспал, после ночи. Раньше было ничего, а сегодня ночью измучился, засыпаю прямо на ходу. Самое трудное время часов в пять, я остановлю комбайн и кругов десять вокруг него бегаю, ничего, помогает, открывается «второе дыхание».
Открылись «старые раны» : болит левая нога, она сломана у меня. Судороги постоянные, наверное, и потому, что ей муфту сцепления выжимаю, а делать это приходится часто. С Егором почти не видимся, только на пересменках по часу. Все комбайны ходят нормально, даже братан мой не отстаёт.
 Вчера, оказывается, в честь нас с Егором поднимался флаг на центральной усадьбе совхоза: мы с ним за сутки скосили 118 гектар. Поле было ровным, тысяча гектар. Косили на третьей скорости, это редко бывает, только когда ровное поле, чистая, без сорняков пшеница, ну и естественно, хороший комбайн. Всё это и было. Пшеничка, веером вылетала их окна жатки, так и сейчас перед глазами стоит эта картина: непрерывная золотая лента чистейшей пшеницы стелется с шорохом на землю. Очень красиво!


17.08.1979.
Скосили сегодня трёхтысячный гектар. Обязательства выполнили, но это для начальства, а у нас свои планы – 4- 5 тысяч.
К Володе Г. вчера приезжала жена. Он стирался после ночной, а она приехала. Я сегодня тоже стираться пошёл, хотя и чисто у меня всё, но Оля не приехала. Соскучился я как по Алёше. Сейчас бы поцеловать Олю, обнять сына… Надо спать, я теперь днём работаю.
Ахмет с Мишей опять в ссоре. Что они всё делят, не пойму. Лидерство, наверное. Миша звеньевой, он чуть постарше нас, в жизни поопытнее, чего Ахмет всё дёргается?
 Глупо сегодня наехал на столб. Хотел лихо развернуться перед бригадиром, столб не вовремя на пути оказался, стоит теперь Егор.
20.08.
Совсем было домой собрались, но приехал гл. агроном совхоза Пузий В.П., просил помочь просо скосить. Просо студенты не косили никогда, местные это делали. «Да они будут неделю тут шмурыгать, а просо сыпется. Вы его за сутки смахнёте, помогите, ребята?» Ну как не помочь, когда так просят.
За сутки и смахнули сто пятьдесят гектар. Вот только в последнюю ночь «Реликвия» наша сломалась. Двигатель пошёл в разнос из-за поломки топливного насоса. В результате обрыв клапанов третьего целиндра. Случилось это в мою смену. Я день поспал немного, Егор крышку клапанов снял, оборванные клапана привязал проволочками, фарсунку заглушил и опять всё собрал.  Причина его действий я сначала не понял, но он мне всё объяснил. Когда ставишь комбайн на хранение, спрашивают о поломках. Если скажешь, что клапана оборвались, заставят снимать двигатель. А нам это надо! Доедим и на трёх цилиндрах до центрального отделения.
22.08.1979.
 Доехали! Да ещё и в гонках поучаствовали. Все наши пять комбайнов выстроились в ряд и по сигналу рванули  в Караванный. Нам с Егором пришлось хитростью брать: все по дороге мчатся, а мы по полю рванули, по диагонали, но не мы были первыми на центральном отделении, Ахмет всех опередил.
 Но беда, маленькая, всё-таки случилась. Поехали мыть комбайны на Урал. Едем по высокой насыпи, и вдруг наша  «РЕЛИКВИЯ» сворачивать вправо под откос начала. Егор догадался и прыгнул прямо с мостика на дорогу, а я стал по трапу спускаться. Едва коснулся земли, как меня тут же сшибло с ног копнителем. Я лежу на земле, голову поднял,  а на меня накатывается переднее колесо - комбайн на второй круг пошёл. Отодвинул голову, руками закрыл, а сдвинутся с места не могу, ноги меня не слушаются. В сантиметрах от головы прошло уже заднее колесо, Егор не может запрыгнуть на мостик, чтобы остановить комбайн, но он сам заглох, упёрся в стенку какого-то сарая и заглох. Тяга оторвалась рулевая, вот комбайн и ушёл под откос.  Я на руках отполз в сторону, тут ребята подбежали, а я встать не могу. Так на руках они меня в машину и отнесли. Комбайн мыть мне не довелось, лежал в кузове на матрасе и смотрел только. Потом ребята допинг принесли, выпили по стаканчику «Агдама», к вечеру я уже ковылял потихоньку.
23.08.1979.
 Некоторые выводы на будущее: сварка, тележку с маслом, нигролом, солидолом, водой на край поля ставить. Зимой готовить мелочь: трубки, болты, шатуны и тоже на край поля, чтобы не гонять из-за каждой мелочи на бригаду.
 Уборку закончили, скосили 4120 гектар, заработали по 1045 рублей на брата.