Он парил над ней в бездонной голубой вышине, а она бежала внизу по земле и в неукротимом беге казалась настолько сильной и красивой, что от нее невозможно было оторвать глаз. Когда она преодолевала скованность, пробежав между близко стоящих отрогов, то волнение ее отступало, она замедляла бег, а потом опять устремлялась догнать и перегнать его. Чуть подустав, она резко сворачивала вправо, как бы намереваясь вернуться назад. Тут путь ей преграждала громадная скала, и она, не в силах одолеть каменную глыбу, сворачивала на свою дорогу. Она всегда бежала с юга на север, на встречу к любимому Амуру.
Она была рекой. С высоты птичьего полета она была похожа на невообразимо большое зеленое ветвистое дерево.
Дельтапланерист с небесной вышины любовался причудливыми изгибами ее мощных ветвей, по которым, бурля и пенясь, переливался искрящийся на солнце поток.
Она родилась в ста километрах от Великого океана. Ее родителей звали Улахе и Даубихе, и ей суждено было появиться от их любовного слияния на высоком пике Сихотэ-Алиня. В подарок от них она получила красивое имя Уссури и покладистый характер. Бывало, очнувшись от зимней дремы, она от избытка чувств выходила из себя без конца в ширину, без меры в длину. Случалось это только в пору майского сумасбродства, когда вся природа буйствовала или поздней осенней порой, когда небо день и ночь оплакивало расставание с теплым летом.
Дельтапланерист, завороженный ее красотой забывал, что следует вовремя вернуться. Вспомнив, делал крутой разворот и, пролетев над зеленым таежным морем, опускался на взлетное поле старого, заброшенного аэропорта. Он находился вблизи сопки Медвежьей, которая имела вулканический нрав, но мирно спала вот уже пятьсот тысяч лет кряду. С высоты ее горбатой холки, на испещренной дорогами жизни ладони долины, был виден курортный поселок и фарфоровая зелено-голубая чаша озера, расписанная розовым лотосом. На вершине Преображенской сопки, спускающейся подножием к реке, виднелась старая часовня, подпирающая лбом золоченого купола лазоревый небесный свод.
Максим сложил крылья дельтаплана в грузовик, достал из рюкзака мобильный телефон и, услышав любимый голос, восторженно закричал: «Привет, Виктория! Все замечательно! Посадка была мягкой!»
– Привет, прив-е-е-т,– пел в трубке мелодичный голосок, – я по тебе скучала, все глаза на дорогу проглядела, а ты в облаках витал. Скоро ли, мил дружок, вернешься?
– Ну, пожалуй, через часок. Живой водицы наберу, кузовок грибов соберу, да и явлюсь пред ясны твои очи, – отвечал он, подыгрывая ей.
Через пять минут он подкатил к роднику, который, пульсируя, выбивался из недр Медвежки. Горсть воды зачерпнул – напился, вторую горсть зачерпнул – умылся, и … нет, он – журналист Максим Демидов и так был добрым молодцем. Он присел у могучего кедра, подставив лицо нежным утренним лучам. Вода в источнике, фонтанируя, чуть шипела. Молодая осинка, растущая рядом с ключом, шелестела от легкого ветерка. Казалось, что дерево и вода тихонько перешептываются.
Максим достал из кармана куртки кедровые орешки, решив перекусить. От минеральной воды разыгрался аппетит, а с утра во рту и маковой росинки не было. Но подкрепиться в одиночестве не удалось. Над головой послышался шорох, кто-то осторожно спускался вниз по стволу. Но, только Макс взглянул вверх, шорох затаился.
– А это ты, рыжая? Ну, иди не бойся, смотри, что у меня есть, – разжал он кулак, вытянув руку.
Спустившись со ствола на плечо, по вытянутой руке шустро пробежала белка и, умостившись на ладони, уставилась на него глазами-бусинками.
– Не стесняйся, рыжик, грызи, приятного аппетита, – усмехнулся он, глядя на замершего зверька, – угощайся на здоровье.
Это была необычная белка. Все в ее роду были серыми, а она – рыженькая. Рыжие белки на Дальнем Востоке не водятся. Ее пушистый хвост был рулем в походе, парашютом в полете и подушкой на отдыхе. Долго белку уговаривать не пришлось, она мигом расправилась с орехами и сбежала.
Он набрал канистру холодного нарзана, а затем, преодолев на грузовике крутой подъем дороги, поднялся на самую вершину сопки. Тут, куда ни кинь взгляд, красовались поддубники в малиново-красных шляпках. Такие грибы, как правило, растут семейками. И этих семей расплодилось здесь так много, как одуванчиков на солнечных полянах, хоть косой коси. За несколько минут корзина заполнилась. В предвкушении завтрака из жареной картошки с грибами, он заторопился в обратный путь.
Максим уже мысленно помешивал скворчащую в сковороде картошку, а грузовичок еще послушно катился вниз, наматывая на колеса триста пятьдесят метров высоты спящего вулкана. Когда-то на самой его вершине было озеро, в котором, по словам старожилов, водилась рыба. Высоту Медвежьей сопки определил Владимир Клавдиевич Арсеньев, путешествуя по Приморью в 1906 году. В то далекое время, с конца восемнадцатого века, равнинная земля, сложенная пластами вулканической лавы, находилась в собственности Свято-Троицкого Николаевского мужского монастыря. Из недр земли, обнаружив трещину, вырывались на волю фонтанчики углекислой воды. За лечебные свойства, исцеляющие сердечные, желудочные и нервные болезни, монахи называли воду «слезами Божьей Матери», а местные жители – «нарзаном». Родниковая вода заполняла низины, образуя бочаги, дно которых было ярко-коричневым от выпавшего в осадок железа. В короткий период жаркого приморского лета такие уникальные природные холодные минеральные ванны использовали для лечения медведи, устроив возле сопки медвежий курорт.
Дорогу грузовику преграждало дубовое воинство. Казалось, дубы, стоящие сплошной стеной не расступятся и машина пойдет на таран. Но богатыри сдавались, разбегаясь по обе стороны лесной дороги, только мелькали кряжистые стволы. Правда, некоторые, упертые, старались зацепить грузовик веткой, приходилось от них увиливать и однажды резко притормозить. Дорогу перебегал ошалевший от испуга младший брат тигра – полосатый бурундук.
Спуск закончился, вдоль дороги потянулось поле, по которому раскатились огромные арбузы. Китаец - хозяин арбузной плантации, стоял под навесом у обочины и призывно махал рукой. Крупные полосатые ягоды, сложенные пирамидой, заманчиво блестели на солнце круглыми боками. А одна, разрезанная пополам, приманивала нежно-розовой плотью, перенасыщенной нитратами. «Жалко нашу землю-кормилицу. Китайцы превращают ее в бесплодную почву, им все равно, ведь после них – хоть трава не расти», – подумав так, Максим проехал мимо.
Выехав на автомагистраль Владивосток – Хабаровск, он залюбовался пестротой раздольного луга. Лето расстелило здесь зеленое покрывало, расшитое цветами: фиолетовыми ирисами, огненно-оранжевыми тигровыми и ядовито-желтыми лилиями, красными огневками. Промелькнула заманчивая мысль собрать букет для Виктории, но она с жалостью относилась к сорванным цветам, и Макс отказался от этой идеи. Вика часто вела себя непредсказуемо. Он вспомнил, как они встретились впервые.
Это было в середине июня. Поднявшись на второй этаж, он открыл дверь библиотеки, но приветливого взгляда Аглаи Леонидовны не встретил. В кресле, у журнального столика, на котором лежала стопка газет, сидела красавица Меган Фокс. Красотка скользнула по нему насмешливым взглядом и вновь углубилась в чтение. Он на минуту остолбенел в замешательстве. Нет, конечно, провинциальный курортный поселок изредка посещали знаменитости, но откуда здесь взялась Меган?
Из ступора Максима вывел выбежавший из читального зала маленький Янчик – внук Аглаи.
– Вот, смотри, Победа Юрьевна, – радостно закричал малыш, показывая девушке паука на картинке, – у него восемь ножек и восемь глаз. Страшный какой! А ты боишься пауков?
Странное имя, подумал Макс, изумляясь похожести очаровательной Победы и Меган Фокс.
– Меня Максимом зовут, – представился он, – приятно познакомиться, Победа Юрьевна, а вы откуда и надолго ли к нам.
Она подняла на него удивленные глаза и, через секунду, расхохоталась.
– Познакомься, Вика, это Максим – человек и пулемет, – показал осведомленность Янчик.
Только тут до Максима дошло, что это и есть Виктория, с которой его хотела познакомить Аглая Леонидовна.
– Ой, вы не обижайтесь, я как-то сразу и не сообразил, – стушевался Максим.
– Да ладно, пулемет пулеметыч, – смеясь, успокоила Вика, я не сержусь. – Я вот тут вашу статью в газете дочитываю. Здорово пишете, Максим Максимович.
– Спасибо, а вы, позвольте узнать, чем занимаетесь?
– Я приехала в Шмаковку из Питера к тете погостить, а заодно собрать информацию о монастыре для дипломной работы и, признаюсь, очень надеюсь на вашу помощь.
– Ну, тогда переходим на «ты»? – обрадовался Максим.
– Конечно, с победой лучше сразу на «ты» разговаривать, – сказала Виктория, спрятав лукавую улыбку в ямочку на щеке. Эй, юный натуралист, – позвала она Янчика, – ставь на место энциклопедии, пора уходить. А вас, Максим Максимович, Аглая Леонидовна просила задержаться, обещала прийти с минуты на минуту.
Виктория тряхнула гривой каштановых волос, заглянула серыми глазами в миниатюрное зеркальце и, легко подняв изящную фигурку с кресла, летящей походкой подошла к двери.
– Надеюсь на скорую встречу, – выпалил Максим, услужливо распахивая дверь перед красавицей.
– Хотите составить мне компанию? Тогда встретимся у подвесного моста в восемнадцать. Обычно в это время хожу купаться, – сказала Виктория и, не дожидаясь ответа, победной дробью забарабанила шпильками по ступенькам деревянной лестницы.
Через пять минут появилась Аглая Леонидовна.
– Ну как, познакомились? – тоном заговорщицы зашептала она. – Я тебя прошу, Максим, постарайся увлечь Вику работой, ей сейчас никак нельзя оставаться наедине с грустными мыслями.
– А что произошло? – участливо спросил Максим, – хорошо бы знать, от чего отвлекать.
– Вика год назад получила известие о гибели друга, без вести пропавшего в Грузии. Он работал там спецкором, а она его ждала. К ней очередь из кавалеров выстраивалась, всех отфутболивала, ни о ком и слышать не хотела. А тут, ведь надо же такому случиться, влюбилась вчера с первого взгляда, а сегодня узнала, что он женат. Вчера на крыльях летала, светилась вся, а сегодня делает вид, что все в порядке, но я-то чувствую, что в ее душе происходит. Но про то, что я тебе рассказала – молчок.
– Понимаю, понимаю, Аглая Леонидовна, ни словом не обмолвлюсь, пока сама не захочет душу излить.