В вечности нету для нас мест, зрительный зал полон, труппа актеров выходит на поклон, падает занавес, выключается свет и парализованный тьмой каждый остается на своем месте. Занавес поднимается, включается свет, новая труппа, новое представление, все места заняты, по задним рядам шарят с фонариками контролеры и выводят под руки тех, кто попал в зал случайно.
Пустынный пляж, ныряют в воду пеликаны, в клюве трепещет рыбий хвост, гранатом взрывается закат, щадит волну, нежно щекочет барашки волн, допрыгивает к берегу и наблюдает, как волны самоубийственно впитываются в песок. Влажные следы ракообразных плетут узор, ракушки, ворча, переговариваются между собой, прутиком нарисуй свои достижения и жди, пока соленая вода умоет личико побед и погаснет, втягиваясь в пучину, шипя, словно змейка.
Сквозь облака проглядывает очертания земли: пашни, леса, обыденная геометрия построек. Свистит ветер, обтекая кабину, два красных крыла, любовь у них с воздушным потоком, тот не знает, кому отдать предпочтение. Радость свободы, все тело наполнено энергией и тут захлопываются на сердце челюсти. Пилота хватает обширный инфаркт, хоть и проходил утром медосмотр, глаза заливает слезами, руки шарят по приборам, дергают рычаги, гаснет в рации шипящий голос диспетчера. Самолетик клюет носом, прокручивается и бесшабашно летит вниз.
Кучерявятся подножия гор зеленым лесом, жарко палит солнце, камни-великаны нещадно отдают тепло, сердито хмурясь расщелинами, летает повсюду пыль и пыльца, начало лета расправляет плечи, сладкий запах вкрапляет горечь далекого костра. Молодой пастух вглядывается в горизонт, сквозь позолоту ленивого миража пытаясь разглядеть свое будущее. Встают с колен города, несутся по океанам быстрокрылые корабли, звенит золото в потной руке торговца, поросль винограда оплетает кирпичную стену, красавица в шелках глядит на него добрым взглядом с балкона. Завтра он с дядей поедет в аул и купит себе очередную книгу, хорошо бы о приключениях или звездах.
Душная комната в центре Города. Маленькая девочка пытается вставить розовые пальчики в приветливо глядящую розетку. Мать варит на кухне молочную кашу, отец дремлет в кресле, ему на вечернюю смену. Она решает - нужно или нет? Она решает - нужно. Вставляет пальцы, но ничего не происходит. Второй день в доме нет света, буря в субботу повалила дерево на провода, а нерадивая служба электроснабжения все не ехала и не ехала, и спасла малышке жизнь. Она достает из проемов пальчики, облизывает их, потом берет в руки фломастер и рисует на обоях кошку.
Старик в хосписе вспоминает юность, что приснилась. Морщинистой рукой достает из тумбочки зеркало, кряхтя поднимается по подушке, стреляет в спине гарпун, боль вонзается в ключицу, он охает, но поднимается. Устраивается поудобнее и глядит на свои морщины, на седые волосы, на глаза, что выцвели, сменив изумруды в малахит. Вздыхает, из коридора несет хлоркой и борщом. Проплывают мимо белые спины санитарок, кто-то здоровается, играет в отдалении музыка. Сирень прилипла к стеклу и ветер трет нею, махая старику и хвастаясь своей силой. В углу на плинтус опала побелка и старик думает о первом снеге, но не своем, а своего щенка, американского кокера, кличка - Макс, Акс, Аякс, не вспомню, как тот метался двором, восторженно лая, а он - в голубых варежках, пальто, валенках, окрученный желтым шарфом, бегал за ним, бросал холодным сахаром в мордочку собаке и такое счастье светилось между ними, что мороз, злобно треща старым тополем, уходил в соседний двор.