– Быть или не быть? – в миллионный раз причитает очередной Гамлет, расхаживая по сцене с черепом в руках.
Казалось бы, все и так знают, чем всё это должно закончиться. Не раз читали, видели, слыхали, и, тем не менее, полон зал достопочтенного народу. Казалось бы, всё учтено, ничто не помешает быть великому шедевру, но тут на сцену вваливается шут. И Гамлет удивлённо замолкает в полуслове от победы, и пробегает по зале лёгкий шумок.
Ну, как же так? Ведь не положено ему! Какое хамство! Что за вздор?! Не по сценарию! А, может, такова задумка?
Все вмиг смолкают – ждут чего-то: толи оправдания, толи слов «антракт». Однако, ничего не происходит, и что-то явно тут не так. Не к месту здесь этот чудак, но он всё не уходит. Стоит, неловко переминается с ноги на ногу и пожимает плечами. А в зале постепенно стихло удивление, в толпе всё нарастает возмущённый шум. Кто-то кричит, а кто-то топает ногами, и все чего-то ждут.
Сжавшись в комок и округлив от ужаса глаза, шут замер и не может шевелиться, глядит со страхом в эти лица и не знает что сказать.
И что, по-вашему, он должен делать? Смешить толпу, кривляться невпопад? Прямо посреди великого произведенья? Или лучше, чтобы он здесь и вовсе не появлялся? Но раз так случилось, что вы от него хотите?
Недовольная толпа явно начинает злиться, а режиссёр так откровенно материться, и даже Гамлет возмущён. Ещё бы, ведь сорвали его триумф! Его затмил какой-то жалкий шут. И он плюёт ему под ноги, и в трауре уходит со сцены.
А шут всё стоит.
Разъярённая публика называет его дураком, они выкрикивают ему что-то обидное, приказывают уйти со сцены, кидаются в него едой из буфета и всем, что подвернётся под руку или найдётся в бездонных дамских сумочках.
Опомнитесь, люди! Он ведь не со зла! Он просто оказался не в том месте, не в то время и, может быть, не в той одежде. И может, он ведёт себя совсем не так, как вам хотелось.
Но вы обозлены совсем не потому, что он испортил вам спектакль. Вы злись лишь на то, что он не к месту, не такой как все. Не так одет, не шутит, не кичится, и не показывает вам язык. Не протестует, не ругается и не кидается ничем, стоит и терпит всё смиренно, не вправе дать отпор.
И я невольно вскакиваю с места и, что есть силы, вам кричу в ответ:
«Занавес! Ради бога, опустите занавес!»
Но в жизни занавеса нет.