Проснулась от духоты в комнате. Солнце неистово жарило в большое, в полстены, окно. Не спасала и плотная пыльная штора болотного цвета. Кондиционер не работал, вернее, он бесполезно торчал с ободранными проводами в одном из оконных проемов. Часы показывали восьмой час. Дети еще спали, разметавшись вдоль и поперек по широкому топчану.
Все еще болела голова, хотя боль стала тупой, словно ушла вглубь. Вдруг под окном заиграла скрипка и кто-то высоким голосом запел: «…Отцвели-и, уж давно-о, хризантемы… в саду-у»... В открытую фрамугу доносился шум уже проснувшегося большого города.
Я поднялась на диване, - окно было надо мной, - отвела рукой штору: прямо под нашими окнами спускалась вниз широкая каменная лестница. На ее ступенях, у бетонной стены, уже стояли и сидели "коробейники", торговцы, развесив и разложив свой товар. Сияли в лучах солнца тарелки, чашки-плошки, ветер шевелил цветные платья, юбки, гроздья бюстгалтеров, связки легких шелковых шалей, огромными блинами лежали ряды широкополых светлых шляп... Тонкой иглой сверкал смычок скрипача и худой, долговязый человек с маленькой седой бородкой, в желтой бейсболке, вторя скрипке на баяне, пел старинный романс...
В дверь тихо постучали. Я босиком, неслышно ступая по ковру, подошла к двери, отодвинула защелку и выглянула в холл, - спала в легком платье, одеваться не было нужды. У двери, прижавшись спиной к стене, стояла светловолосая девушка в белой футболке и коротких синих брюках. Увидев меня, она заулыбалась и заговорила (по-русски!):
- Здравствуйте! Я – Люба. А как вас зовут?
- Светлана Михайловна. А что случилось? Что вам нужно? - удивилась я.
- Вы приехали ночью? А откуда?
- Мы приехали из России, из Барнаула…
- Ой! А мы из Новосибирска! Мы уже третий месяц здесь! - зачастила она. – Я тут работаю, помогаю секретарю тивуха.
- А кто это - тивух? - спросила я.
- Ну, это маклер, - помогает устроиться с квартирой! Вам же нужна квартира?
- Ну… да, нужна. А где этот тивух?
- Да вот тут, прямо перед вашим окном! – она подвела меня к окну за стойкой в холле и у раскрытой двери в доме напротив, на этой же маленькой площади, я прочитала вывеску (на русском языке!): «Съём и продажа квартир. Тивух Йоси.»
И как-то чуть отлегло от сердца: ну, вот,- что-то уже определяется…
- Спасибо, вот дети встанут, - и мы подойдем.
- Я подожду вас на улице, посижу на скамейке, - сказала Люба.
Я потом поняла: ей нельзя упустить нас, это ее работа: привести к тивуху клиентов (сама чуть позже в этой роли пыталась помогать Йоси, пока дети не прикрыли мой "бизнес", - дома я была нужнее)...
И во второй половине этого же дня мы стали жильцами пятикомнатной квартиры в новом восьмиэтажном доме со сверкающим светлым мрамором холлом, с цветами и зеркалами в нем. Все было необычным: и белые полы из каменной плитки, и балконное окно почти во всю стену, и просторный салон, плавно переходящий в столовую, а затем в кухню… А за окном, и с балкона, с высоты птичьего полета, просматривается далеко до горизонта приморская долина. Море, порт, какой-то завод, промышленные строения, зеленые поля, два небольших озерка, а еще дальше – железная дорога, белые дома в зелени высоких деревьев, маленькие самолеты на полоске бетона, и у самого горизонта, в сизой дымке, – горы, и на их вершинах тоже белеют какие-то города или поселки…
Дом наш, в ряду нескольких таких же домов, стоит над обрывом, поросшим невысокими деревьями и густым кустарником. Внизу шоссе, по нему движется бесконечный поток машин. Наша квартира на первом этаже, так называемая «карка», то есть,- на земле. Окно моей спальни выходит в садик, на зеленый газон, огороженный по самому краю обрыва синей проволочной
сеткой.
Пока мы втроем, - я, Марина и Ира, - приводим в порядок квартиру, Сергей с Андреем уже побывали в школе, - она совсем недалеко, надо только подняться чуть выше, на другую улицу, - записали Глеба и Антона в шестой и третий классы. Завтра дети уже могут идти на занятия.
Темнело, когда мы в старательно выдраенной квартире накрыли в салоне стол. Да-а, тут было на что посмотреть и что попробовать! Прямо за гостиницей, где мы остановились, начинался шук (базар), мы успели там побывать, и теперь хозяйский холодильник был до отказа забит продуктами.
Мы еще не ориентировались в ценах, но в соотношении с пособием, что получили в аэропорту, все было очень дешево. Было… За одиннадцать лет, что мы уже прожили здесь, цены выросли неимоверно, в несколько раз!
И все было очень вкусным, - и розовая пастрома, и ароматная ветчина в черных точечках перца, и салат из свежих помидор и огурцов, пересыпанный мелко нарезанным укропом, и яркие листья петрушки, и виноград, и арбуз – без косточек! А мягкие, еще теплые лепешки (питы), и моя любимая сырковая масса с изюмом!… Что скрывать, - подобное изобилие на столе если и бывало у нас в прежней жизни, - то очень и очень не часто…
Я случайно повернулась к балкону и ахнула: в наступившей темноте земля внизу, далеко, до самого горизонта, где она сливалась с темносиним, почти черным небом, сияла густой бисерной россыпью огней,- желтых, зеленых, красных, синих. И над всем этим великолепием, совсем низко, оранжевым светом горел круглый, неимоверно большой диск луны…
Я потом часто, проснувшись ночью, выходила на балкон и с замирающим от восторга дыханием любовалась этой картиной. Меня многие могут считать старой сентиментальной дурой, но скажу честно: я как-то непроизвольно, непонятно для самой себя, - сразу, - наверное, с этого самого первого вечера, - говоря высоким слогом, - всем сердцем, (а мне хочется сказать именно так!), приняла в себя эту землю… И все было (и есть сейчас!) за эти неполных двенадцать лет, что мы живем здесь, - и усталость, и дороговизна, и неимоверная жара, и сырость и холод зимой, и уже пережитых две войны, - а тот, первый, восторг до сих пор со мной…
…Зима. Хотя, какая это зима? По календарю, - да, конечно,- декабрь! В доме это хорошо ощущаешь, - стены из литого бетона уже настыли так, что в квартире, если не включать обогреватель, температура не выше пятнадцати градусов, а на улице днем солнце прогревает порой до двадцати пяти. И даже в пасмурную, дождливую погоду воздух на улице кажется теплее.
Я выхожу из подъезда и поднимаюсь по каменной лестнице к тротуару. Пять ступеней – площадка, еще пять - еще площадка, всего их (ступеней) здесь сорок, плюс тридцать четыре вниз, в подъезде, с тетьего этажа, где я живу. Всего семьдесят четыре. Вот столько я прохожу, пробегаю, проскакиваю по несколько раз в день. Хорошая тренировка! Почти каждый день, все эти годы, проходя мимо и глядя на утопающий внизу в зелени дом, на лестницу, ведущую прямо в подъезд, я часто думала: нет, не хотела бы я здесь жить, - внизу, в зарослях, там, наверное, очень сыро зимой и холодно. И эта лестница! И когда Юра, мой хороший знакомый, нашел по интернету здесь мне квартиру, я даже не хотела идти ее смотреть.
- Ну, ты посмотри, чтоб потом не жалеть. Не понравится, еще искать будем, - говорил он.
И вот уже третий год я живу здесь. Нравится. Светло, просторно. Летом не жарко, из раскрытых окон, а их здесь пять, ветер гуляет по всем комнатам, как по палубе корабля. Зимой терпимо, не слишком холодно и совсем не сыро. И столько зелени вокруг! Высоченные эвкалипты своими кронами поднялись до пятого, последнего этажа, и поэтому за окнами салона и моей рабочей комнаты всегда приятный зелено-голубой фон: зелень листьев и голубое небо, и солнце, много солнца, весь день.
Все эти мысли обрывочно мелькают в моей голове, когда я иду в школу, за Эльдаром, он в первом классе, «кита алеф». И снова вспоминается наша первая квартира здесь, в Хайфе, и первые, еще неуверенные, шаги по этой земле…
...Ничего не скажешь, - место было очень красивое, и дом совсем новый, с большим садом и газонами. Дверь из нашей квартиры выходила в коридор с кабиной лифта и далее на большую террасу с полом все из той же белой каменной плитки. Здесь Глеб с Антоном играли в футбол. Отсюда был выход в сад, к цветникам и скамеечкам, где вечерами чуть слышно шумели водой вертушки-фонтанчики и в зелени, низко над землей, зажигались шары фонарей. Рядом с домом, - надо было только подняться по лестнице на высоту, примерно, пятого этажа, - прекрасный сквер с видом на море и детская площадка. Сюда можно было подняться и по серпантину тротуара рядом с шоссе, ведущему еще дальше вверх, к автобусной остановке. В тот, первый наш год, в первую зиму, мы все поначалу бодро преодолевали этот подъем, длиной в хороший километр, но с настулением весны, лета и… жары - оптимизма поубавилось. И никакого магазина рядом, - все наверху, где идут автобусы, жаль только - до нашего дома они не доходили…
Но все это мы поняли и почувствовали позже, а пока за новыми впечатлениями, ощущениями, знакомством с другой жизнью просто не обращали внимания.
В сохнутовском центре в Барнауле нас стращали: не верьте маклерам, все договоры проверяйте и переводите, все только с адвокатом! Но то, что сделал для нас тивух Йоси, я считаю, - дорогого стоит. Никого, - ни родни, ни знакомых у нас в Израиле не было. Мы только читали пособие репатрианту (еще в Новосибирске) и рекламные проспекты в несколько страничек с картинками о жизни этих самых репатриантов. Понятия – банк, больничная касса, ульпан, министерство абсорбции и пр., - были для нас не просто новыми, это были слова и понятия с другой планеты!
Что такое банк – мы представляли, но зачем нам, каждому, открывать в нем счет? Оказалось - это всеобщая система в стране. Все выплаты поступают только через банк! Лена, секретарь Йоси, пока тот решал вопросы о нашем жилье, повела всех нас в банк, а затем и в больничную кассу. И мы в первый же день стали клиентами банка «Леуми» и членами больничной кассы «Макаби»… Уже появлялась какая-то уверенность… Следующим утром, опять же – под предводительством Лены, в министерстве абсорбции получили направления на курсы изучения иврита, а в министерстве внутренних дел – теудат-зеуты, (паспорта), удостоверяющие нас уже, как граждан Израиля. Помнится, как служащая, заполняя мою анкету для паспорта, сказала:
- Лучше будет, если мы напишем, что вы не украинка, а израильтянка, - в том, как она это произнесла, я почувствовала некую неловкость, а в голове мелькнуло: - не так уж все безоблачно в наших Палестинах!
Понятно, - еврейкой записать она меня не могла, так как мама моя была украинкой. И стали мы все просто израильтянами, русскоязычными, а попросту - русскими! И я тут же вспоминаю одну из программ КВН, которую много лет назад смотрела еще в Союзе. Там мама провожает сына в Израиль и со слезами в голосе говорит:
- Нёмочка! Куда ты едешь? Здесь ты – еврей, а там будешь русским!…