-1-
Последние, теплые дни, как приятные воспоминания, канули в прошлое. Как и положено поздней осенью, подул холодный северный ветер. И хотя земля была еще обильно усыпана сырыми осенними листьями, в воздухе уже начал угадываться запах снега. Резкие порывы ветра там и тут пытались ворошить листву, словно изгоняя остатки депрессии, разносили по дворам мусор и с утомительным нахальством рвались в окна и двери.
Анатолий проснулся от внезапного резкого звука. Он долго не мог понять - день на дворе или вечер, и вообще, зачем существует утро. Страшно болела голова после вчерашнего банкета и, словно надоедливая муха, в голове маячила туманная мысль, что сегодня необходимо сделать что-то достаточно важное. И только когда форточка хлопнула во второй раз, он вспомнил: надо проводить Ирину в аэропорт.
- Вот и отлично, отправлю ее в теплые страны и отдохну.
Наверное, он просто устал. Устал от долгой утомительной работы над очередной ролью, оттого, что уже много лет отказывал себе в отпуске или просто осознал, что все это уже больше не приносит ему радость. Может быть, поэтому он, практически не берущий в рот спиртного, целенаправленно напился вчера на банкете по случаю окончания работы над фильмом. Или это какая-то депрессия, связанная с возрастом. Хотя в свои сорок пять лет он был по-прежнему подтянут, еще более привлекателен, обеспечен, известен, и главное, профессионально востребован, что-то его все-таки не удовлетворяло.
Что касается личной жизни, о которой он не любил распространяться, то он никогда не был женат, что, собственно, его совершенно не расстраивало. Ну, а постоянных подруг на протяжении жизни было довольно много. Ирина была последней, и может быть самой лучшей, потому что принимала его таким, каков он есть, и не претендовала на все его свободное время.
Анатолий посмотрел на часы. Если он хочет успеть проводить Ирину, надо выходить прямо сейчас. Но ему было так отвратительно плохо, что пришлось с трудом заставить себя пойти на кухню и выпить аспирин. Затем он открыл форточку и, подставив голову морозному ветру, долго дышал, наполняясь живительной энергией. И только после этого подошел к телефону и позвонил.
- Наконец-то. Я думала, ты про меня забыл. И даже заказала такси.
Анатолию явно почудилась в ее голосе обида.
- Я помню. Извини. Сейчас приеду.
- Не надо. Сама справлюсь. Как себя чувствуешь?
Теперь к обиде явно примешивался и сарказм. И все это мгновенно отозвалось тупой болью в голове.
- Я сказал сейчас приеду! И не надо злиться.
Анатолий резко положил трубку на рычаг, чувствуя, что злиться, начинает он сам. Он злился, когда одевался, когда хлопал дверью и заводил машину. Злился на погоду, светофоры, пешеходов и даже на прелые желтые листья. Злился всю дорогу до ее дома. А когда на его долгие звонки в дверь выглянула соседка и злорадно сообщила, что мадам уже уехала, понял, что сейчас сорвется.
- Огромное Вам спасибо. Уж и не знаю, чтобы я без Вас делал. – Он старался говорить мягко и вежливо, чувствуя себя эквилибристом, балансирующим над пропастью. Но все-таки добавил:
- Непременно куплю Вам венок на могилку.
Дверь с шумом захлопнулась, и он тут же пожалел, что сорвался. Он никогда не позволял себе этого и впредь не должен позволять. Потому что он известен. И потому что он презирал себя в те минуты, когда его чувства брали верх над разумом.
В аэропорту было много народа и Анатолию понадобилось немало времени, чтобы отыскать Ирину. А когда он ее нашел, то тут же пожалел об этом. Она окинула его насмешливым взглядом и вместо приветствия чмокнула в щеку, и взъерошила ему волосы. Он ненавидел такие ласки, тем более прилюдно.
- Прекрати. Я знаю, что виноват. И я же извинился.
- Ладно, малыш. Давай простимся по-хорошему.
- Не называй меня так! – прорычал Анатолий. Но тут же взял себя в руки: - Ирина, я правда сожалею. Пожалуйста, не злись, - и он прижался к ней щекой.
- Я не злюсь, Толя. Но не кажется ли тебе, что нам нужно расстаться, хотя бы на время. Отдохнуть друг от друга…
- Я не устал.
- Зато я устала. Так дальше нельзя. Мне уже много лет и мне пора определиться в жизни. Я не могу жить, как на пороховой бочке, и не знать что будет завтра. Не перебивай! Дай мне договорить до конца, потом я уже не решусь на это. Толя я люблю тебя, и ты это знаешь. Но этого мало! Во взаимоотношениях двух людей должна быть взаимность. Поэтому они и называются взаимоотношения.
- Ты хочешь сказать, что я тебя не люблю? Ты любишь, а я нет?!
- Ты сам это сказал.
- Ирина…
- Толенька, не говори сейчас ничего. У тебя есть время подумать. Не торопись, но к моему приезду… постарайся понять, чего ты хочешь.
Анатолий смотрел в сторону. На его скулах играли желваки. Он злился. Злился, потому что его откровенно заставляли сделать предложение. И он начинал ненавидеть эту ситуацию, себя, выглядевшего круглым идиотом, и, конечно, Ирину. «Пусть катится ко всем чертям! Я устал!!! Я смертельно устал»
Ирина смотрела на него несколько секунд грустными умными глазами, а потом тихо сказала:
- Прощай. Береги себя. – И, нежно поцеловав его в щеку, развернулась и быстрым шагом, но с прямой гордой спиной, направилась к самолету.
Анатолий коснулся щеки в том месте, куда она его поцеловала и, продолжая глядеть ей вслед, понял, что сейчас они расстались навсегда. Он не знал, радоваться ли ему, что не придется жениться или злиться оттого, что его бросили. О, если бы у него в руках сейчас был автомат! Он выпустил бы всю обойму!
В аэропорту было шумно. То и дело звучали объявления по громкоговорителю, а у него все еще болела голова. «Надо выбираться отсюда» - решил Анатолий и обреченно побрел к выходу. Но уже через несколько шагов он почувствовал, что не сможет сейчас просто прийти домой и расслабиться. «Черт! Черт! Черт!» - выругался он про себя, - «Лучше бы я не трезвел!» Идея была глупая. Он не пил, и никогда не любил решать проблемы таким образом. Но сейчас ему было так плохо, что он не просто не стал прислушиваться к голосу разума, а решил сделать ему назло. Себе назло. И даже испытывал своеобразное злорадство, покупая бутылку втридорога в баре аэропорта.
Уже у самого выхода перед ним появилась девушка. Она сделала отчаянный жест рукой, как бы пытаясь остановить его:
- Извините, пожалуйста…
Он даже не взглянул на нее, только отмахнулся.
- Что за черт! – Дверь должна была открыться автоматически, но она не открывалась. Он подошел вплотную, потом уперся лбом в стекло. Спиной он чувствовал, что на него смотрят.
- Ну, что нужно? – Анатолий медленно обернулся и посмотрел на девушку. Она была очень бледной и растерянной. Даже, наверное, расстроенной.
- Простите. Вы не могли бы меня подвезти до железнодорожного вокзала? Меня должны были встретить и привезти теплые вещи. Но… Я уже жду четыре часа.
- Сожалею. Мне в другую сторону.
- Простите. У меня нет денег на такси. Только на железнодорожный билет. Я не знаю к кому обратиться.
- Ну а к тем, кто должен был привезти одежду? Телефон то ты знаешь?
- Нет.
- Ах, увольте!
- Я улетала не одна. Целой группой. Друг моей знакомой забрал наши теплые вещи, чтобы не таскаться с ними в поездке. По возвращении он нас должен был встретить. Но я заболела в Индии. И мой билет переделали на другое число. Мне пришлось лететь одной. И… Я надеялась, что про меня не забудут.
На девушке был только легкий джемпер. И она была не только бледной, но и болезненно худой. Впрочем, ему что за дело. Он не обязан возиться со всякими дворняжками.
- Почему я? Оглянись, посмотри, сколько в аэропорту народу. Наверное, есть среди них добрые самаритяне, готовые протянуть руку помощи.
- Я никого не знаю…
- А меня?
- Я Вас видела… по телевизору. – Девушка сама понимала, как нелепо звучат ее слова, и от растерянности сбилась окончательно – Ну, вроде Вы как не чужой…
Анатолий расхохотался ей в лицо. Популярность, конечно, имеет свою обратную сторону, но ведь не до такой же степени.
- Чужой. Для Вас я чужой. – Он отвернулся от нее и опять оказался перед закрытой дверью. Впрочем, он не был сейчас в состоянии мириться с какой-либо преградой, поэтому, не раздумывая ударил по стеклу бутылкой. Конечно, придется обойтись теперь без спиртного, но зато дверь, не ожидавшая видимо такого обращения, открылась. И, в конце концов, подумал Анатолий, это не такая уж большая плата за долгожданную свободу.
Он бодро шел к машине, на ходу застегивая куртку. Слава Богу все позади. Теперь он доберется домой и выспится. А завтра подумает об Ирине. Но только завтра. Начало смеркаться. Как и бывает поздней осенью, вечер наступал с невероятной стремительностью. К тому же с неба стали падать первые снежинки. Открывая дверцу машины, Анатолий задержался на секунду чтобы еще раз вдохнуть полной грудью морозный воздух, и вдруг увидел худенькую фигурку в легком свитере одиноко плетущуюся к остановке маршруток. Через каждые несколько шагов она делала привал, чтобы перехватить другой рукой большую дорожную сумку.
- Идиотка! – выругался Анатолий. Думает, она его этим проймет. Но он совсем не добрый. Он не хочет быть добрым! Это вообще не его дело. Ему наплевать, пусть она замерзнет. Ему совершенно наплевать.
Продолжая твердить себе это, Анатолий заметил, что уже в одной руке держит ее сумку, а другой схватил ее за рукав, увлекая в сторону своей машины. Бросив сумку на заднее сиденье и усадив пассажирку спереди, он захлопнул все дверцы и включил печку. Девушка молчала, глядя прямо перед собой. Она дрожала, и на ее щеках были видны дорожки от слез.
Самое последнее, что он бы хотел сейчас делать – это подвозить бог знает кого, черт знает куда. Но все же, было в ней что-то… словно ребенок, пытающийся быть стойким и гордым, несмотря на свое полное отчаяние. Нет, конечно же, совсем не жалость толкнула его совершать безумные поступки, твердил он себе. Ему просто … забавно. Да и не хочется оставаться одному… Господи! Любой из его знакомых скажет, что он ненормальный.
- Ну и что будем делать?
Девушка по-прежнему молчала, глядя в одну точку, только еще сильнее сжала руки в кулак. Но, как ни странно, Анатолий почувствовал, что его раздражение не только не усилилось, но даже стало уходить. Он развернулся к ней лицом, опершись рукой о соседнее сиденье, и стал внимательно ее рассматривать. Как и ожидалось, через некоторое время девушка не выдержала и робко взглянула на сидящего рядом мужчину. Надо отметить, глаза у нее были удивительные. Синие, бездонные и необыкновенно чистые. И пока Анатолий смотрел в эти глаза, он чувствовал, что нечто доброе начинает окутывать его сердце.
- Хоть скажи, как тебя зовут?
- Ника.
- Ника. Конечно. Как же еще тебя могут звать… Теплый дождь у кромки моря, одинокий утес и маяк, прорезающий толщу тьмы лучами спасительного света. Сквозь время, сквозь боль и радость, сквозь жизнь и смерть. Впечатывая в камни чужие судьбы, глотая слезы. Всегда на посту - величественно и вечно.
- Что?
- Так. Ничего. Каков маршрут?
- Железнодорожный вокзал. Там Вы от меня избавитесь.
- Звучит заманчиво.… А что ты делала в Индии?
- Молилась.
Анатолий слегка приподнял брови и окинул ее долгим взглядом.
- Понятно, - сказал он без всяких эмоций и положил руки на руль. И уже, выезжая на трассу, добавил: - А чем болела?
- Так… Лихорадка.
- Угу. И твой истощенный вид результат этой «так лихорадки»? Или ты…в принципе не ешь?
Ника слегка улыбнулась и взглянула на сидящего рядом мужчину.
- В принципе я ем.
- Ну, слава Богу! Может, куда-нибудь заедем и чего-нибудь поедим? – и, заметив ее колебания, уточнил: – Я угощаю.
- Спасибо. Но… это проблематично. Я вегетарианка.
- В общем, я ожидал чего-то в этом роде. Но думаю, эта проблема вполне разрешима.
- Да?.. – Ника лихорадочно стала искать другой предлог, чтобы отказаться – Но у меня вид не для того, чтобы куда-то заходить.
Анатолий бросил на нее косой взгляд:
- Пожалуй.… Впрочем, есть два варианта. Мы едем покупать тебе одежду. Ты приводишь себя в порядок. А затем мы отправляемся в ресторан. Или покупаем продукты и едем ко мне домой. Я склоняюсь ко второму.
Ника покачала головой:
- Не здорово. Лучше сразу на вокзал.
- Леди, я разве говорил, что есть третий вариант?
- Зачем Вам это? Избавьтесь от меня поскорее. Я и так Вам очень благодарна.
Анатолий долго смотрел на дорогу, на падающие хлопья снега, на мучительно желтый свет уличных фонарей и куда-то спешащих прохожих. И внезапно почувствовал глубокую внутреннюю пустоту и одиночество.
- Пожалуйста, – тихо произнес он - Я не могу сейчас остаться один.
-2-
Кухня была довольно милой в бледно-зеленых тонах с желто-коричневой отделкой. В противовес непогоде за окном здесь было тепло и по-домашнему уютно. Ника сидела за столом и водила вилкой по краю тарелки, не притрагиваясь к пище и украдкой поглядывая на хозяина. Наконец Анатолий, исчерпав на приготовление еды последние остатки сил, рухнул рядом на край диванчика. Он заметил, что девушка ковыряется в тарелке, и ему стало обидно, что его старания оказались настолько бесполезны. Прежнее раздражение стало вновь возвращаться к нему.
- Расскажи что-нибудь.
- Вы женаты?
- Нет.
- Тут кругом женские вещи.
- Ну, не кругом. Это не жена и мы расстались. Сегодня.
- Поэтому Вы такой?
- Какой?
- Безрадостный.
- Ну, из тебя тоже фонтан смеха не бьет.
Разговор явно не клеился. Уже битый час Анатолий пытался найти хоть какую-нибудь приемлемую тему для общения, но это давалось с таким огромным трудом. Вернее, вообще не удавалось. Господи, он так устал, и ему было так плохо!
- Обними меня.
- Что?
- Проблемы со слухом?! – Анатолий уронил голову на руки. Он чувствовал боль и злость, но не мог от них избавиться.
- Вам плохо?
- Я хочу спать.
- Извините. Лучше было отвезти меня сразу на вокзал. Сейчас бы уже спокойно спали.
Анатолий молчал, не поднимая головы, и Ника окончательно растерялась.
- И что мне теперь делать?
- Я же сказал, обними меня.
- Не могу. И потом…мы совсем чужие люди.
Анатолий нехотя поднял голову и с легким сарказмом прошептал:
- Помнится, кто-то сегодня говорил совсем обратное…
- А мне помнится, что кто-то объяснил мне, насколько я заблуждаюсь.
- Ладно, извини. У меня просто сегодня отвратительное настроение. Можно я тебя завтра отвезу на вокзал? А сейчас…. Я тебе постелю в маленькой комнате, – и, заметив ее колебания, добавил, - И не надейся. Ты ни в моем вкусе.
Ника улыбнулась:
- Спасибо. Думаю, многие женщины просто в восторге от Ваших комплиментов. Но мне не хочется доставлять Вам столько беспокойств.
- Пустяки. Расскажешь мне сказку на ночь. И заметь мою доброту, деточка: я не прошу тебя ни петь, ни плясать. Хм. Да я просто филантроп какой-то. Красивый, умный, непритязательный…
- Главное, скромный.
- Господи, и почему только я один замечаю очевидное. Кстати, насчет сказки – я серьезно.
- Учту.
- Я буду лежать на ложе из пуховых перин, овеваемый гималайскими ветрами. И сладкоголосая дива будет нежно убаюкивать меня своими вечерними песнями. Может это хоть немного примирит меня с жизнью…
Вскоре Анатолий устроился на софе в гостиной. За окном завывал ветер, но в комнате, освещенной бледным, мерцающим светом ночника, от этого было только еще уютнее.
- Ну, давай.
- Хорошо, мой Господин. Про что же Вы хотите услышать сказку?
- Как про что? Конечно, про любовь. Вас ведь не затруднит, юная дива, рассказать мне сказку именно на эту волнующую тему?
- Нисколько. – Ника слегка улыбнулась – Я с удовольствием расскажу Вам очень древнюю историю о любви. Об истинной любви...
- Это были времена, когда Земля была переполнена полчищами демонов, которые открыто глумились над всем, что свято и строили козни праведникам. Многие мудрецы, занимающиеся духовной практикой в глухих лесах, также подвергались нападениям со стороны демонов. И когда чаша их терпения переполнилась, они воззвали к Господу, моля Его о помощи. И Господь лично пришел, чтобы помочь им. В этом воплощении Его звали Рама.
- У-у. Рамаяну я читал. Может быть что-нибудь менее известное?
- Просто читать священные писания это все равно, что смотреть только на обложку книги. Вы можете иметь смутное, иногда совершенно неправильное представление, о чем она. Но суть останется сокрыта от Вас. Священные писания необходимо слушать от реализованных душ. Впрочем, слушать тоже мало. Нужно услышать.
- Да, ну? И я так полагаю, Вы леди можете похвастаться тем, что услышали?
- Не знаю. Может быть и нет. А может быть кое-что.
Губы Анатолия тронула саркастическая усмешка. Его слегка забавляла ситуация. И если учесть то, как неприятно начался день, то его завершение было, по крайней мере, необычным. Поэтому, он мог позволить себе немного расслабиться и быть снисходительным к этой, на его взгляд, нелепо серьезной и худой девушке.
- Да? Ну и от какой реализованной души ты услышала Рамаяну?
- От моего Гуру.
- Хм. Понятно, – и, заметив, что Ника молчит и пристально и настороженно смотрит на него, приподнял брови в немом вопросе, - Мы кого-то ждем? Нет? Тогда, продолжай.
- Что продолжать?
- Рассказывать сказку. Мы, кажется, остановились на том, что Господа в этом воплощении звали Рамой.
- Да… И Вы не хотите мне задать никаких вопросов?
- Нет.
- И…
- Расслабься. Я не лезу ни в чью жизнь, и не хочу заниматься полемикой.
- Окей. Итак, Его звали Рамой.
…Однажды, Бхарата и Шатрубна гостили у своего дяди. А когда они возвратились домой, то заметили, что атмосфера в Айодхьи сильно изменилась. Она выглядела как вдова. Когда у замужней женщины неожиданно умирает муж, то хотя она остается той же самой, однако ее настроение и одежда меняются. Она снимает украшения со своего тела и всегда пребывает в скорби. Так и в Айодхьи все было наполнено тоской и печалью. И увидев все это, Бхарата очень испугался. Он немедленно направился во дворец, чтобы встретится со своей матерью. Поклонившись Картикее, он спросил:
- Почему все удручены? Где Рама и его жена Сита? Где Лакшман? Я их не вижу.
И Картикея ответила, что за день до коронации Рамачандры, она подошла к царю Дашаратхе и попросила, чтобы он исполнил, как и обещал, два ее желания. А именно, короновал ее сына Бхарату, а Раму сослал в лес на четырнадцать лет в изгнание.
Бхарата опешил:
- А где мой отец Дашаратха Махарадж?
- Когда Сита и Рама уехали, он не выдержал разлуки со своим любимым сыном. Он успел только произнести: «Ха Рам, Ха Рам, Ха…» И, не договорив в третий раз Его имя, оставил тело.
И как только Бхарата услышал это, поскольку он очень любил Рамачандру, то сразу же отверг свою мать. Даже перестал называть матерью, и до конца своих дней называл ее только «царица Картикея».
Бхарата думал: «Это смешно. Почему мой брат должен уходить в изгнание? Сейчас я пойду к нему вместе со всеми жителями Айодхьи, и мы приведем его назад»
Когда все жители Айодхьи узнали о плане Бхараты, они пошли к мудрецу Васиштхе, чтобы решить, как им поступить. Васиштха Риши был священнослужителем, который возглавлял собрание. Но выносить решение должен был Джанака Махарадж – отец Ситы, так как был самым старшим и уважаемым.
Был назначен день, когда должно было состояться слушание и вынесен окончательный приговор. Но за день до этого Бхарата начал убеждать разных людей, чтобы они встали на его сторону и упросили Раму вернуться в свое царство. В первую очередь он отправился к Каушалье, матери Рамы.
- О, моя дорогая мать! Разве ты забыла преданность Рамы? Ведь он всегда был послушен и любил тебя больше собственной жизни. И разве ты не видишь, как страдают все жители Айодхьи в разлуке с ним? Пожалуйста, скажи Раме, чтобы он вернулся.
Каушалья ответила:
- Все, что ты сказал - правда. Но я не могу сделать этого.
- Почему? Разве я предлагаю что-то, что противоречит дхарме (предписанным обязанностям) или религиозным принципам?
- Нет. Но Рама тоже хочет следовать дхарме. И он хочет исполнить указания отца. Поэтому, и то, что ты говоришь – правильно. И то, что делает Рама – правильно. Я не могу вмешиваться и звать его назад.
Бхарата был очень разочарован, потерпев неудачу с матерью Рамы, и потому отправился к мудрецу Васиштхе, чтобы заручиться его поддержкой. Но от него он получил тот же самый ответ. Тогда Бхарата решил, что у него остался только один выход. Он пришел к Сунаяни, матери Ситы, и, припав к ее стопам, стал умолять:
- О, почтенная мать. Твой муж Джанака Махарадж – верховный судья в нашем собрании. Пожалуйста, убеди его, чтобы он приказал Раме вернуться в Айодхью. Разве ты забыла, что твоя дочь всего лишь юная девушка, и что она очень нежна, так как выросла в царской семье? Она не привыкла к суровым условиям жизни в лесу. Что будет с ней? Подумай об этом.
Сунаяни ответила:
- Мне очень жаль, но чтобы я ни сказала, мой муж не послушает меня. Джанака Махарадж – освобожденная душа. Никто не может влиять на него. Он будет действовать в строгом соответствии с дхармой при любых обстоятельствах.
На самом деле Джанака Махарадж прекрасно знал, что Рама – это Сам Господь. Он безмерно почитал Его и был предан Ему всей душой. Но он никогда не считал, что Господь может страдать в лесу, что Он может быть голодным и испытывать жажду.
На следующий день все собрались во дворце царя. Васиштха Риши возглавлял собрание. В центре, как судья, восседал Джанака Махарадж. Он обратился к Бхарате со следующими словами:
- Бхарата., по твоей просьбе мы все собрались здесь. Пожалуйста, поведай то, что ты хочешь сообщить нам.
Бхарата вышел вперед, оглядел всех присутствующих и начал держать речь:
- Мы все знаем, что Раму изгнали в лес. Но это произошло в результате интриги. В действительности Дашаратха Махарадж не хотел этого. Однажды царица Картикея спасла ему жизнь, и он обещал за это исполнить два ее желания. Он вынужден был их исполнить. Но он этого не хотел. Поэтому, должна восторжествовать справедливость, и Рама должен вернуться в Айодхью и быть царем. Нет веских причин, чтобы он оставался жить в лесу. Тем более, что все прекрасно знают, что согласно дхарме и священным писаниям именно Рамачандра должен стать царем. Я не имею права им быть. Это не только мое желание, но и желание всех жителей царства.
Затем ответное слово взял Рамачандра:
- Мой отец приказал мне уйти в лес, и я обещал ему, что пойду туда. Даже если сейчас Картикея заберет свои слова обратно, я не смогу подчиниться вашей просьбе, потому что должен выполнить указание отца. Его сейчас с нами нет, и он не может отменить его.
Джанака Махарадж погрузился в глубокое размышление. Выйдя из медитации, он сказал:
- То, что сказал Бхарата – истина. Это также в строгом соответствии с дхармой. И его слова наполнены океаном любви к Раме. Марьяда (строгая приверженность правилам морали) Господа Рамачандры подобна горе. Но океан любви Бхараты настолько огромен, что гора твердой приверженности моральным принципам Рамачандры тонет в этом океане. По этой причине победил Бхарата.
Все жители Айодхьи пришли в неописуемый восторг и стали кричать: «Да здравствует Рама!» Но они не заметили, что Джанака Махарадж еще не кончил говорить.
Джанака Махарадж продолжил:
- Но даже, несмотря на то, что гора строгой приверженности морали Рамачандры погрузилась в океан любви Бхараты, тем не менее, она не сдвинется с места.
Но никто не услышал этих слов, потому что все слушают то, что им нравится слушать. И все пели и танцевали. Но Джанака Махарадж был очень серьезен, и вскоре все заметили это. В наступившей тишине Джанака Махарадж сказал:
- Верно то, что любовь Бхараты одержала верх. Ей нет равных. Но ему следует знать закон любви. Поток любви смывает все на своем пути, отбрасывая все обычные правила и предписания. Не существует такого религиозного принципа, который мог бы управлять любовью. У любви свои законы и правила. Но суть истинной любви в том, что любящий всегда будет очень внимателен к желаниям своего возлюбленного. Он не будет навязывать ему своих желаний, а будет каждое мгновение внимать желаниям того, кого он любит и перед кем благоговеет. Вот что нужно понять. Поэтому, я спрашиваю Бхарату, подумал ли он хотя бы раз, что будет чувствовать Рамачандра, если Он по моей просьбе вернется в Айодхью? Думал ли он об этом, или он думал, что если он останется царем Айодхьи, то все жители будут критиковать его. Может, он думал об этом?
Услышав это, Бхарата остолбенел. Джанака Махарадж между тем заключил:
- Бхарата! Ты выиграл спор. Поэтому ты сам должен принять решение.
Бхарата был так потрясен словами Джанаки Махараджа, что в его сознании произошли перемены. В это время на середину вышел Рама и сказал:
- Да, Бхарата, ты выиграл. Поскольку ты решил, что я должен вернуться и стать царем, я принимаю твое решение. Но теперь, когда я стал царем, ты должен исполнять мои приказы. И я приказываю тебе вернуться в Айодхью и править в мое отсутствие. Сам же я пойду в лес, чтобы исполнить указание моего отца.
И в этот момент Бхарата принял слова Рамы с огромным счастьем. Он испытывал такую огромную радость, какую не испытывал никогда ранее. До этого момента принять такой приказ от Рамачандры было для него хуже, чем выпить яд. Но природа истинной любви такова, что если нужно принять боль, чтобы доставить счастье объекту своей любви, - он примет ее.
Я думаю, раз Вы читали Рамаяну, то помните, что незадолго до того, как Раму отправили в изгнание, к Картикее подошла ее служанка Мантара, которая была стара и очень хитроумна. И она многие годы с большой преданностью служила Картикее, за что снискала ее благодарность. И вот Мантара стала нашептывать царице:
- О, Картикея, как же ты глупа. Неужели ты не понимаешь, что когда Рама станет царем, то его мать станет царицей, а ты будешь просто ее служанкой. Тебе Дашаратха Махарадж дал некоторые благословение, и сейчас пришло время ими воспользоваться.
На самом деле Картикея очень чиста, и она не может подвергнуться влиянию чьих-то хитроумных планов. Более того, она безмерно любила Раму, и никогда не думала, что Рама сын Каушальи. Нет, она считала, что Рама – ее сын. Она, конечно, не собиралась следовать советам своей служанки, но вдруг вспомнила, что когда Рама был еще маленьким мальчиком, произошло очень важное событие. Однажды он сказал Картикее:
- О, мама, когда я вырасту, и меня соберутся короновать, ты должна будешь вспомнить о благословениях, которые дал тебе мой отец. Пожалуйста, попроси его, чтобы он изгнал меня в лес на четырнадцать лет, так как я должен убить многих демонов, и защитить мудрецов находящихся там. И еще ты должна попросить, чтобы Бхарата стал царем.
Когда Картикея услышала это, она пришла в ужас и не хотела исполнять его просьбы. Но она имела такую огромную любовь к Рамачандре, что никогда не считалась со своим личным счастьем. Весь мир думает, что это Каушалья имела огромную любовь к Господу, а Картикея - подобна злобной ведьме. И все ненавидят и критикуют ее. Но на самом деле, Картикея имеет больше любви, чем Каушалья. Это великая тайна! Она была готова остаться примером злобы и ненависти на всю историю человечества, только чтобы доставить удовольствие Господу Раме, так как она думала только о его счастье. Когда она попросила об этих благословениях Дашаратху Махараджа, то стала самой непопулярной женщиной во всей Айодхье. Ее отверг даже собственный сын. Но она никому не сказала правду, почему она это сделала. И не смотря на все лишения и испытания, ее любовь к Раме становилась все выше и выше.
Тоже чувствовал в своем сердце и Бхарата. Поэтому он принял приказ Рамы и, единственное, о чем попросил его, это чтобы Рама отдал ему свои сандалии. Бхарата вернулся в Айодхью, но не вошел во дворец, а стал жить в маленькой соломенной хижине. Поскольку Рамачандра принял отречение и ушел в лес, то и он не хотел принимать больше комфорта, чем его брат. Он оставался жить в хижине, одетый в шкуру оленя, со спутанными волосами. Сандалии Рамы он держал на троне и всегда считал, что царством правит Господь Рамачандра, а он всего лишь его слуга. И всякий раз, когда нужно было принять важное решение в управлении государством, Бхарата приходил к сандалиям Рамы, кланялся им и просил у них совета. И всегда получал ответ. Ради Господа Рамачандры он терпел лишения и неудобства, потому что сейчас осознал смысл истинной любви. Если для счастья объекта любви необходимо выпить яд, он выпьет его весь до капли. И этот яд покажется ему нектаром.
-3-
Утром Анатолий застал Нику сидящей возле телефона. Она договорила с кем-то и, положив трубку, радостно взглянула на него.
- Доброе утро. А у меня хорошие новости. Я знаю, где находятся мои вещи. То есть знаю адрес. Сейчас узнала.
- Да? И каким образом?
- Вспомнила телефон нашего центра. А там дали нужный мне...
- Чего вашего?
- Нашего центра. Ну, я занимаюсь духовной практикой. И здесь в Москве есть наш центр.
- Угу. Прекрасно. Великолепно. О-ча-ро-вательно.
- Да, хватит Вам. Главное, я смогу теперь забрать вещи и больше не буду Вам досаждать. Только… надо за ними заехать.
- Да? И это должен сделать я?
- Ну, у меня же нет машины. И потом я не умею водить.
- Хорошая девочка. Умеешь добиться своего, – и, с удовлетворением отметив, что Ника смутилась, смилостивился: - Адрес?
- Проезд Соломенной сторожки, шесть.
- Что?!
- Проезд Соломенной сторожки, шесть. Я не знаю, насколько это далеко отсюда.
- Дальше просто некуда. Какая квартира?
Ника ответила, тревожно глядя на суровое лицо Анатолия. Он старательно сводил брови, напуская на себя строгий вид, но вдруг не выдержал и расхохотался.
- Ты уверена, что адрес правильный?
- Да. Что-то не так?
- Нет. Все просто чудесно. Бесподобно. Я бы даже сказал изумительно. – Ника совсем растерялась. В то время как Анатолий, медленно цедя эти слова, расхаживал вокруг нее и окидывал оценивающим взглядом.
- Не смотрите на меня так. Что я не так сделала?!
- Детка, я буду смотреть на тебя так, как сочту нужным.
- Нет! Я Вам этого не позволю, - Ника сказала это почти шепотом, но очень твердо.
- Да? Чихать я хотел на твое позволение, - Анатолий говорил тоже очень тихо и не менее твердо. При этом он сделал шаг по направлению к девушке, заставляя ее прижаться спиной к стене.
- Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю…
Он подошел почти вплотную, уперся руками о твердую поверхность позади Ники, отрезая ей все пути к отступлению и, склонившись к ее уху, стал шептать:
- Я отправлю тебя саму за твоими вещами. Одну. По снегу. По бездорожью. Под пронизывающим ледяным ветром. На самый край земли. Как тебе идея?!
Девушка судорожно сглотнула, напуганная больше не угрозами, а излишней близостью мужчины.
- От…лично… Превосходно… Очаровательно.
- Рад, что мы хоть в чем-то сходимся.
Анатолий чувствовал, что имеет власть над этой девушкой, и ему это нравилось. Более того, он наслаждался этим, как кошка, поймавшая мышонка. Она была совсем не в его вкусе. Абсолютно не той, на кого он мог обратить внимание. Но рядом с ней он почему-то чувствовал себя сильным, уверенным, неотразимым и знающим жизнь.
- Ну-с, детка, можешь спуститься на третий этаж за вещами, - и неожиданно отпрянув назад, объяснил очень по-доброму, - Это в моем доме. Проезд Соломенной сторожки, шесть. А нужная тебе квартира находится в моем подъезде на третьем этаже. Сможешь сама спуститься?
- Да, конечно.
Ника улыбнулась. Где-то в глубине сердца она вдруг поняла, что Анатолий в сущности хороший и добрый человек. Но очень уязвимый. Поэтому и выстроил вокруг себя бастион равнодушия, чтобы никого не впустить в свой мир. А это излишнее актерствование - просто маска.
- Вы часто делаете не то, что хотите? – неожиданно для себя спросила Ника.
- Почти всегда.
- Вы ведь не такой, каким хотите казаться.
- Все из себя что-то изображают.
- Не все.
- Все! Мир больший театр, чем ты думаешь. Все играют какие-то роли. И многие при этом искренне верят в те, роли которые играют. Но это только игра.
- А Вы хотели бы быть собой? Тем, кем Вы являетесь на самом деле? Не изображать кого-то, а быть им?
Анатолий молчал, и Ника продолжила:
- Нам порой кажется, что быть сильным – это не опускаться до эмоций. Ничего не чувствовать, не ощущать. А если какие-то чувства все-таки приходят, то не давать им власти над собой. Контролировать каждый свой вздох, каждую эмоцию - вот настоящая власть. И это действительно так. Если ты владеешь собой, - владеешь всем миром. Это сила. И в тоже время это трусость. В действительности мы хотим власти, потому что боимся. Смерти, других людей, природы, чужого мнения, самих себя. Мы хотим быть сильными уже потому, что боимся оказаться слабыми. Но если это трусость, тогда что не есть таковая? Вы никогда не задумывались над тем, что для того чтобы просто быть самим собой нужно гораздо больше смелости? И что для того, чтобы искренне, всем сердцем полюбить нужно просто огромное мужество?
- Скажите, пожалуйста!.. Детка! Да, все вокруг только любовью и занимаются.
- Вы так полагаете? А может быть, просто в это слово вкладывают совсем другой смысл? Тот, который удобен. Чтобы можно было прикрыть свою откровенную трусость и свой беспредельный эгоизм. Весь мир состоит из маленьких испуганных детей, которые смертельно бояться задуматься о смысле жизни. Они с остервенением играют в свои игрушки, громко кричат бессмысленные тексты, говорят глупости и гадости. Только чтобы не было времени задуматься. Или, что еще хуже, услышать правду. Ведь она может оказаться не такой, какой бы хотелось ее видеть. А это страшно! Страшно стать действительно взрослым, а не просто большим дяденькой…
- Ну, все дорогая, заканчивай эту демагогию.
- О да! Это их излюбленное слово. Им можно защититься от правды. Не захотеть ее слушать. Что может быть проще, и что может быть трусливее?
- Довольно! Я уже понял, кто я. - Анатолий сложил руки на груди и с холодным цинизмом оглядел девушку – Ну и в чем же на твой взгляд состоит эта «правда»?
Ника проклинала себя за то, что затеяла этот разговор. Все не к месту и ни ко времени. Но и замолчать сейчас было бы уже совсем глупо.
- В том, что мы все хотим любить. – Она сказала это почти шепотом, без всякой надежды быть услышанной и, глядя куда-то в сторону - Наши сердца жаждут истинной любви. Любви в самом высшем смысле этого слова. Но мы боимся. Наш мелочный эгоизм заставляет нас бояться. Потому, что внутри себя мы безошибочно знаем, что нам нужно отказаться от всего. Мы безумно жаждем истинной любви, но цена ее обретения непомерна высока - это наш эгоизм. Потому что любить – это жить для другого. Это отказаться от своих интересов, от желания своего собственного счастья, даже от таких понятий, что мне нравится, а что нет. Любить – значит полностью отказаться от себя. А это страшно. Потому что мы думаем, что это значит потерять себя. Страх заставляет нас так думать. Но истина заключается в том, что это единственный способ обрести себя. Потому что такова наша истинная природа - любить всем сердцем, с полной самоотдачей. И только это может принести душе истинное счастье и полное удовлетворение. И ничего другого.
Ника замолчала и пристально посмотрела в глаза Анатолию. Затем неожиданно сорвалась с места, открыла дверь и побежала вниз по лестнице.
- Да… - Анатолий медленно вышел из оцепенения – Похоже, я получил хорошую отповедь.
Вероятно, нужно было бы помочь девушке забрать свои вещи, но ему почему-то не захотелось делать этого. Из вредности. Даже если она и миллион раз права, но она только тощая сопливая девчонка, и не ей его учить. Наговорила тут всего. И вообще, что это все за моду взяли на него наезжать! Ирина в аэропорту, теперь эта ... Анатолий нервно мерил комнату шагами и возмущенно ворчал. Через полчаса таких хождений, он вдруг осознал, что возмутительница его спокойствия все не возвращается. Еще через полчаса он стал зол и обеспокоен. По-видимому, она специально над ним издевается. Думает, он станет о ней беспокоиться? Еще чего! Не дождетесь, мадам! Он Вам не желторотый юнец. Полстраны женского населения по нему сохнет. Да стоит ему захотеть… А вдруг что-то случилось? Может эта ненормальная и не за вещами пошла, а … топиться. Впрочем, ей-то с чего? А может, сидит на ступеньках и стесняется зайти? Господи, он что, совсем сдурел что ли? Нашел из-за кого переживать! Наконец, его терпение лопнуло и, наплевав на свою гордость, Анатолий стал спускаться на третий этаж.
На четвертом этаже, услышав голоса, он остановился. Ника прощалась с кем-то, весело смеясь и обмениваясь всевозможными добрыми пожеланиями. Анатолий, засунув руки в карманы, терпеливо ждал, когда дверь закроется, и объект его волнений начнет подниматься по лестнице.
Ника вздрогнула, заметив на площадке поджидающего ее мужчину. Весь его вид красноречиво говорил о том, что хорошего ждать от него не приходится. Но, в конце концов, им осталось провести в обществе друг друга каких-то несколько минут. Пока она оденется и соберет вещи. И лучше проявить на прощание максимум доброты и терпимости.
- Все в порядке. Я забрала одежду. Вам уже не долго осталось меня выносить. Пожалуйста, не злитесь на меня. И простите, если что не так.
Почему-то от теплоты звучащей в ее голосе Анатолий сразу как-то обмяк. Наверное, и правда нет никакого повода для недовольства. Любые события сами по себе только события. И лишь наше субъективное видение заставляет нас думать о них, как о хороших или плохих. Воспринимать их через призму наших представлений о том, что нам нравится, а что нет. Видеть в других друзей или врагов. Но ведь наша оценка может не совпадать с абсолютным видением. Да и сами мы, изменив свое настроение, можем воспринять все в совершенном ином свете. Господи, да так можно и философом стать!
- Пошли, - Он протянул руку, забирая у нее вещи, и первым стал взбираться по лестнице.
-4-
Ника застегнула куртку, окинула взглядом в последний раз жилище и гостеприимного хозяина, улыбнулась и протянула на прощание руку.
- Еще раз спасибо за все. Вы мне очень, очень помогли.
- Может, я тебя подвезу?
- Нет. Мы же договорились, что теперь я сама со всем прекрасно справлюсь. Вы… хороший человек. Я рада, что познакомилась с Вами. Правда. Не очень проклинайте меня. И будьте, пожалуйста, счастливы. …Ну, я пошла.
- Угу. Я помогу спустить вещи.
- Спасибо. Я справлюсь.
Анатолий кивнул, открыл дверь и вдруг неожиданно даже для себя, захлопнул ее и навалился на не всем телом.
- Не уезжай. Пожалуйста. Ты не можешь! Не сейчас.
- Я должна.
- Я не отпущу тебя!
- Да это прямо детский сад какой-то! Зачем я Вам?
- Не знаю.
- Вот видите. Вам просто одиноко. И это минутная слабость, которая скоро пройдет. Вы ведь сильный мужчина. Помиритесь со своей девушкой, и все у Вас будет хорошо.
Анатолий покачал головой и сполз по двери на пол. Он не понимал, что с ним происходит. Словно он один во Вселенной. Пустота. Одиночество. И отчаянное, почти безумное желание быть любимым. Он так бесконечно долго блуждал в кромешной темноте. Он столько жизней ждал. И вот когда наконец перед ним открылась дверь, и на него пролился столь милостивый, благодатный, окутывающий неземным теплом свет, когда его сердце рванулось ему на встречу, в те бесконечно родные объятия… Нет!!! Он не сможет жить дальше, если эта дверь закроется! Он не вынесет темноты! Только не это!!!
- Что с Вами? – Ника сидела рядом, встревожено заглядывая ему в глаза. Ее руки лежали на его плечах. Похоже, она пыталась встряхнуть его.
- Я не знаю… Не уходи сейчас. Пожалуйста!
- Хорошо... Если Вы поставите чайник.
Но они еще долго сидели на полу у двери, прижавшись друг к другу, думая каждый о своем. За окном наступал вечер и выползающая изо всех углов темнота, стала заполнять собой все пространство. Она струилась сквозь потолок, стены, мебель. Густая, почти осязаемая. Она подбиралась все ближе и ближе, словно стремилась поглотить одинокие души.
- Вот так же приходит смерть, - прошептала Ника, - Она словно заглатывает тебя. И ты чувствуешь бесконечное одиночество, потому что никто не может помочь. Ни врачи, ни родственники. Никто. Приходит момент, и ты остаешься один на один со смертью. Знаете, нет даже страха. Только бесконечное одиночество. И вся наша жизнь только подготовка к этому неизбежному событию.
- Кто у тебя умер?
- Вначале родители, потом муж. А потом… любимый человек.
- Именно в такой последовательности?
- Что? А… Да.
- А с кем ты сейчас живешь?
- Одна.
Анатолий кивнул головой. Это почему-то не явилось для него неожиданностью.
- Тогда к кому ты так спешишь?
- На работу.
- Она тебе так дорога?
- Нет. Что Вы! Просто способ заработать на жизнь.
- Ну и плюнь на нее.
- На жизнь?
- На работу.
- Наверное, самое простое занятие это давать другим советы. В конце концов, не Вам же ими пользоваться.
- А самое Благородное занятие – читать другим нотации. И самое возвышенное. Не о тебя же ноги вытирают!
- Простите. Я не думала, что Вы воспримите все в таком свете.
- А в каком еще мне воспринимать?! Постоянно читаешь мне проповеди, ставишь на место. Я тебе что, маленький мальчик или слабоумный?
- Пожалуйста, простите меня.
Ника вздохнула: «Как все-таки сложно понять другого человека! А слова не только не способствуют этому, но еще больше усугубляют ситуацию»
- Я совсем не желаю Вам зла. Но может быть, просто я не знаю, что для Вас будет добром, - и, помолчав, добавила - Только Господь это знает. Только он полностью понимает нас, так как находится к нам ближе всех – в нашем сердце. Он всегда с нами, где бы мы ни находились, в этой жизни или в следующей. Всегда! Единственный вечный и самый близкий друг. А мы ничтожны и несовершенны и потому причиняем другим так много страданий…. Может быть, нам вообще следует отдавать свое сердце и любовь только тому, кто сможет оценить этот дар и поймет нас? Богу. Ведь Он будет с нами всегда, и Он любит нас сильнее всех на свете.
Анатолий пожал плечами. Разговор заходил для него в неожиданное русло.
- Если бы он был, то, возможно, это был бы выход.
- Он есть.
- Ты в это веришь?
- Да!
- Разве кто-то может утверждать наверняка? Кто-то Его видел?
- Безусловно.
- И кто?
- Те, кто могут видеть.
- Это не ответ! Они могут просто обманывать или обманываться сами. Я смогу поверить в него, только если увижу лично.
- Так в чем же дело? Если Вы искренне этого хотите – увидите. Просто повернитесь к нему лицом и попросите. И Он Вам немедленно даст почувствовать, что Вы услышаны.
- Почувствовать? Но я хочу, чтобы Он предстал перед моими глазами. – Анатолий понимал, что в нем просыпается упрямый ребенок, чего он крайне не любил, поэтому старался говорить как можно спокойнее, но следующие слова Ники свели на нет все его старания:
- Неужели Вы сами не понимаете, какие говорите глупости! Во-первых, Он – Бог. И диктовать Ему как он должен действовать верх наглости и самонадеянности. Во-вторых, нельзя с помощью материальных глаз увидеть то, что к этой сфере не принадлежит.
- Ты противоречишь сама себе! Если кто-то видел, он видел глазами!
- «Зряче одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
- Это не о том.
- О том! В этом мире существуют объекты чувств и чувства, с помощью которых эти объекты можно воспринимать. Цвет мы видим с помощью глаз, звук слышим с помощью ушей. С помощью ума рисуем себе всевозможные образы наслаждений, а с помощью разума принимаем решения. Раз существует нечто, то есть и то, при мощи чего это нечто можно воспринимать. А чтобы воспринимать Духовный мир, существует Вера. Именно вера является истинной функцией души.
- Я не хочу с тобой спорить. Я вообще не хочу с тобой разговаривать!
- Ну и отлично! Я могу уехать?
- На все четыре стороны! И чем быстрее, тем лучше!
Анатолий распахнул дверь широким театральным жестом и с нетерпением забарабанил пальцами по дверному косяку, дожидаясь пока Ника вынесет на лестницу свои вещи. А затем с грохотом захлопнул ее, оставив без ответа прощальные слова девушки. Но никакого чувства удовлетворения не пришло. Более того, на душе было невыносимо гадко. Ну и пусть! Все равно это лучше, чем терпеть ее общество. Да, он что с ума сошел, попросив ее остаться? Впредь будет умнее и не станет подвозить всяких бродяжек!
Анатолий нервно мерил комнату шагами. Какой безумно длинный и тяжелый день! Но, слава Богу, уже ночь. Ночь!!! Мысль, родившаяся в голове, словно иглой пронзила сердце. «Уже два часа ночи! Господи, куда она пойдет?» Анатолий выскочил на лестницу, и чуть не споткнулся о сидящую на вещах девушку. Ника испугано подняла на него полные слез глаза, отчего он почувствовал себя окончательным подлецом. «У нее же никого нет! Никого. Но ему то что! Он не обязан о ней заботиться – они чужие люди». Анатолий притянул плачущую девушку к себе и крепко обнял. «Совершенно чужие!» Он был полностью согласен с тем, что говорил ему ум, поэтому не понимал, почему с такой нежностью целует ее и шепчет ей на ухо разные банальные глупости.
-5-
Ника открыла глаза и, тяжело дыша, уставилась в темноту. Опять эта ноющая боль! В последнее время, стало уже довольно частым явлением, когда страшная, почти непереносимая тоска заставляла плакать ее сердце. Тоска по кому-то очень далекому и очень родному. В такие минуты она чувствовала себя настолько одинокой, словно находилась одна во всей Вселенной. Пытаясь докопаться до корней этого чувства, Ника стала тщательно перелистывать страницы своей жизни.
Бессмысленно жить, если у тебя нет цели. Чтобы ты ни делал, это не принесет удовлетворения, потому что не ведет ни к чему. Или что еще хуже ведет неизвестно куда. Ника много лет пыталась понять, для чего живет. В глубине души она знала, что есть смысл в ее существовании, но все никак не могла ухватить той спасительной нити, которая была вроде бы совсем рядом. Так иногда мучительно пытаешься вспомнить что-то важное, что раньше хорошо знал. А оно ускользает из рук, как отражение луны в речной воде.
А потом внезапно наступило прозрение. И все сразу встало на свои места, как кусочки в мозаике. И все оказалось таким простым и ясным. И цель и путь. Прямо-таки проспект с указателями на каждом шагу. Вот только идти по этой дороге оказалось ой как не просто! Груз за спиной мешает. И вроде бы, что может быть проще, сбрось его и шагай налегке. Так нет! Самое сложное – отказаться от своего эгоизма и от связанных с ним воспоминаний и привязанностей. Но это - цена входного билета.
По-прежнему глядя куда-то в одной ей ведомую запредельную глубину, Ника стала чуть слышно шептать, словно считывая откуда-то слова и мысли:
«На самом деле, каждый человек знает к чему стремиться его душа. Это знание всегда находится в его сердце. Просто нужно в него заглянуть. Все хотят любить и быть любимыми. И все ищут тот Единственный объект своих устремлений. Но, как правило, это всегда оказывается кто-то не тот, кто-то менее достойный или не отвечающий тайным желаниям нашего сердца. Но, несмотря на постоянные ошибки, что-то же заставляет нас его искать? Это твердая, необъяснимая вера в то, что этот Единственный существует. Вера живет в нашем сердце, и она является механизмом, с помощью которого можно видеть и чувствовать Духовный мир. Так кто же тот Единственный? Это Господь! Он - тот, к кому устремлены наши сердца, даже если умом мы этого и не понимаем.
Мы все ищем Господа, но чтобы прийти к Нему, нам необходим входной билет. И этот входной билет - Любовь. У Бога есть все. Он создатель и владелец всего. Что мы можем Ему дать такого, чего у Него нет? И для чего Он вообще нас таких бесполезных создал?
Все, что мы можем дать Ему – это свою любовь. И созданы мы были только для того, чтобы было с кем обмениваться любовью. Конечно, Господь нас любит всегда, вне зависимости от нашей к Нему любви. Это мы не хотим Его знать, потому что сами желаем быть Богом. И Он все понимает и не мешает нам. Дает нам право жить так, как мы этого хотим. Но Сам все время ждет, когда мы вернемся к Нему и… плачет о нас.
Так почему же, прекрасно зная все это, мы продолжаем искать объект для своей любви в этом мире?! Ответ только один – цена слишком высокая. Плата за бескорыстную любовь – полностью отказаться от своего эгоизма, от своих устремлений и желаний, и жаждать только счастья объекта своей любви. Но мы хотим собственного наслаждения, и потому доступ к Богу закрыт. И подсознательно мы знаем это, и потому снижает требования, и с завидным рвением бросаемся эксплуатировать кого-то в этом
материальном мире, прикрывая все это словом любовь. Как просто вложить в слово другой смысл и все, что было истиной, становится ложью. И вот мы живем, опутанные этой ложью, потому что боимся взглянуть в глаза правде. Ведь нашему эго больно признать истину о самом себе. Но без этого нельзя даже вступить на путь, ведущий к Богу»
- 6 -
- Не помешал? - Анатолий оперся спиной о дверной косяк, наблюдая, как Ника режет овощи для салата, – Как все-таки приятно, что не мне приходится готовить завтрак.
Ника промолчала, только на несколько секунд подняла на него серьезные пронзительно-синие глаза.
- Ты знаешь, что в твоих глазах можно утонуть? Особенно, когда ты вот так вот смотришь. Пожалуйста, скажи что-нибудь.
- Доброе утро.
- Ты действительно считаешь, что оно доброе? Нет, я то, как раз с этим согласен, но ты произнесла это таким тоном…. Что я сделал не так?! – Анатолий сел на табурет, скрестив на груди руки, - Ответь, в конце концов!
- Мне надо ехать домой.
- Мы это уже обсуждали. И, кажется, решили, что ты задержишься.
- Насколько?
- Ну, ты прямо сразу быка за рога! Не знаю, как получится.
- Получится что?
- Ника! Я ненавижу выяснять отношения!
- А я предпочитаю ясность во всем. И действовать осознано, отвечая за все свои поступки.
- Хорошая девочка! Вот так одной фразой очертить всю глубину моей несостоятельности! И что ж сказать тебе? О, Гамлет! Ты очи обратил мне внутрь души, и я узрел ее в таких глубоких, таких смертельных язвах. Нет спасения! – Анатолий резко поднялся, схватил Нику за руку и пристально посмотрел ей в глаза, - И что мне несчастному остается делать? Разве что пойти и утопиться… в ванне.
Ника вздрогнула от громко хлопнувшей двери. Она отложила нож и села на то место, где только что сидел Анатолий. Вчера, когда он обнимал и целовал ее, Ника расслабилась, закрыла глаза, вспоминая совсем другого человека. Она плакала из-за того, что никогда больше его не увидит, хотя поклялась себе этого не делать. Он теперь с Господом и счастлив. Это главное. Больше ей ничего не нужно. «Нужно! Ты можешь сколько угодно обманывать себя, но Бога не обманешь! Иначе, почему ты так прижималась к груди этого совершенно чужого тебе мужчины? Ты даже отвечала на его поцелуи. Слава Богу, что он оказался порядочным человеком и не воспользовался твоей слабостью. Интересно, как бы ты ему сейчас в глаза смотрела?» «Да я и сейчас не знаю, как ему в глаза смотреть!»
- Я его не люблю. У нас вообще ничего общего. Мы даже поговорить друг с другом нормально не можем. И, вообще, это было большой ошибкой согласиться приехать к нему домой. Но еще большую ошибку я совершаю, продолжая здесь оставаться.
Ника бегом бросилась собирать вещи. Фактически они были уже давно собраны. Нужно было только взять сумку в руки и открыть дверь. И закрыть ее навсегда.
Анатолий застал Нику с вещами возле входной двери, но на его лице не отразились ни гнев, ни удивление. Вообще никаких эмоций. По видимому, внутренне он все-таки был готов к такому развитию событий. Выслушав в очередной раз ее прощальную речь, он кивнул и, глядя куда-то мимо нее, тихо спросил:
- Просто скажи ПОЧЕМУ? Только честно.
- Я люблю другого.
- Понято. Желаю тебе счастья с ним.
- Спасибо. Как только отправлюсь на небо… если отправлюсь.
- Ну, куда ж еще?! – Анатолий криво усмехнулся – Передавай ему наилучшие пожелания.
- Непременно. Хотя думаю, он и без того счастлив.
- Тогда зачем ему ты?
- Хороший вопрос. Я об этом как-то не подумала.
- Подумай.
- Обязательно. Как только выдастся свободная минутка…
- Идиотский разговор у нас получается. – Анатолий закрыл лицо руками, а когда отнял их, то словно снял маску, и Ника увидела безмерно уставшего, одинокого и бесприютного человека.
- Не могли бы мы хоть раз поговорить с желанием услышать друг друга. – Он сам не ожидал, что скажет это, и тем более не ожидал что добавит: - Это крайне необходимо.
- Думаю, у нас не получится.
Черные как ночь глаза Анатолия, устремленные в бесконечность, стал заволакивать туман, словно жизнь и надежда постепенно угасали в них. Даже слова уже не слетали с губ, а неслышно падали, как опадающие листья:
- А если кто-то тонет на твоих глазах, и из последних сил просит о помощи…. Ты попытаешься протянуть ему руку? Или скажешь ему в лицо, что все бесполезно, попрощаешься и уйдешь?
Может быть именно эти слова, оброненные в пустоту, просто так, без привязанности к результату, или воспоминание о том, что она сама когда-то произносила нечто подобное, пробили в сердце брешь, упорно возводимую в течение долгого времени. И Ника поняла со всей очевидностью, что по какой-то, ведомой только Всевышнему, причине она не может сейчас уйти от этого человека. И неизвестно, сможет ли когда-нибудь.
«О, Господи! Почему?! Мы совершенно чужие люди! У нас ничего общего. И мы, наверное, никогда не сможем понять друг друга. Так почему я должна находится здесь, рядом с человеком, который создает мне сплошные проблемы?»
«Ты думаешь только о себе! Господь любит всех. Так как же ты, не будучи добра ко всем его детям можешь надеяться снискать его благоволение? Господь хочет помочь всем страждущим. И если ты протянешь руку тому, кто нуждается в помощи, то Он будет доволен. Такова природа Истинной любви – жить для счастья Господа. Тогда ты сама станешь счастливой. И все вокруг будут счастливы»
«Это очень трудно. И я не знаю, чем я могу кому-то помочь»
«Просто искренне, всем сердцем желай этого. Можно сколько угодно апеллировать к уму и разуму человека, но это не принесет результата. Каждый считает свое мнение единственно правильным. Так уж работает человеческий эгоизм – внутри каждый считает себя Богом и воспринимает мир и события, вращающимися вокруг единственной оси. И эта ось – он сам. Так устроен этот материальный мир. Но любовь, истинная любовь, вне этого мира. Она пробивает все преграды и течет прямо в сердце. Бескорыстная любовь может связать любого, даже Всемогущего Бога, который повелевает всеми энергиями. Не существует оружия сильнее, чем любовь. Не существует блага большего, чем любовь. И нет милости большей, чем любовь»
Ника закрыла глаза, вздохнула и сделала шаг.
- Хорошо. Давайте, поговорим. – И уже падая в пропасть, она поняла, что пути назад не будет. Только вперед, сквозь боль и страх. От себя, от своего эгоизма к единственной, прекрасной мечте. Туда, куда всегда стремилось ее сердце. За грань жизни и смерти. Вверх. Вперед. Умереть, чтобы жить.
Первые лучи зари накладывали на белый снег легкий румянец. Природа приветствовала наступающий день тихим ветром, осыпающимся серебристым инеем и сдержанным щебетанием птиц. Город просыпался, постепенно наполняя окрестности безумной какофонией звуков, грудами ползающего металла и спешащими навстречу, мимо, сквозь друг друга, толпами совершенно чужих людей. А над крышами бетонных небоскребов, над облаками, над тем, что принято называть небом, миллиарды звезд Вселенной медленно и величественно совершали свой путь. Бог Солнца в золотой колеснице, методично, не останавливаясь ни на секунду, объезжал Землю, круг за кругом, день за днем, год за годом. Века, эпохи мелькали как мгновения и исчезали в черной бездонной пропасти Времени. Что-то проявлялось как туманное облако над водами океана Причин и тут же растворялось в его глубинах. А там, в необозримой вышине, на том берегу реки забвения, в центре ослепительно белого света, в самом сердце сердца, изначальная Любовь в облике прекрасной юной девушки милостиво протягивала навстречу страждущим свои всеобъемлющие руки.
октябрь 2004 г.
В рассказе использованы материалы из лекций
Шри Шримад Бхактиведанта Нараяны Махараджа и
Шри Шримад Бхакти Ракшак Шридхара Махараджа.