Полагаю, что мой жизненный путь пересёкся с жизненным путём Саши Проценко не случайно. В 1965 году я думал, что это судьба. Теперь, став христианином, уверен, что это был промысел Божий.
Его, москвича, живущего в центре, на Неглинной улице, забрил в армию московский военком.
Меня, живущего в подмосковном Дмитрове, тоже забрил в армию дмитровский военком. Забрили в один день, пятнадцатого июня 1965 года. Вечером, шестнадцатого, нас обоих посадили в воинский эшелон в г. Орле, шедший на Дальний Восток. Мы ещё не были знакомы и не догадывались о существовании друг друга, а эшелон уже вёз нас в одну и ту же точку России, за девять тысяч километров от столицы, на встречу друг с другом.
И в итоге мы оказались в одной учебной воинской части, в первой роте, в соседних взводах. Он в шестом, а я в пятом. И между нашими спальными местами в одной казарме было не более десяти - пятнадцати метров. Нас обоих обучали одному и тому же, навыкам механика по радио и радио - техническому оборудованию самолётов. Механиков учили полгода, а потом раскидывали по всей Дальневосточной Армии ПВО. За всё время в учебке мы так и не познакомились близко, хотя друг друга знали. Его направили служить в лётный истребительный полк в Комсомольск-на-Амуре. Мне, как проучившемуся на одни пятёрки, дали выбор. Либо тоже в Комсомольск-на-Амуре, либо остаться в Советской Гавани, но перейти в воинскую часть производящие плановые ремонты самолётов. Мне всегда нравилось «копаться» в электронных устройствах и я, не задумываясь, выбрал Совгавань. Потом, я ни разу не пожалел о своём выборе. Служба в летающем полку тяжелее, бессоннее из-за ночных полётов и холоднее, так как проходит на улице, а морозы зимой до пятидесяти и с ветром.
Судьба развела нас. На целый год. А потом, неожиданно, Сашу Проценко перевели служить в нашу ремонтную часть, да в наш радио цех. Вот только тогда произошло наше близкое знакомство друг с другом. Оказалось, что у нас много общего. Во-первых, мы оба родились в один и тот же день, 22 мая 1946 года. Во-вторых, наши матери тоже родились в один день, и этот день – восьмое марта. Только годы рождения разные. Мы оба занимаемся одним делом, нам интересно общаться друг с другом и мы подружились.
Саша был развит больше меня и много знал, чего не знал я. Я всегда любил читать, но читал совершенно бессистемно. То, что просто попадалось под руку. Любил читать о приключениях, увлекался фантастикой, получал удовольствие от юмористов.
Теперь мы ходили в солдатскую библиотеку вместе. Просматривая томики на полках, он выбирал для меня произведения, я их прочитывал, и мы опять вместе шли в библиотеку за следующими. Благодаря ему, я узнал мир Джека Лондона, познакомился с произведениями Александра Грина. Два рассказа Грина, поразившие меня тогда, помню до сих пор. «Змея» и «Четырнадцать футов». Упивался трилогией Теодора Драйзера «Финансист», «Титан» и «Стоик». Взахлёб читал Ильфа и Петрова. Открыл для себя Хемингуэя, Бёлля, Стейнбека, Джона Рида и другие шедевры мировой классики. Удивительно, но все эти произведения были в гарнизонной библиотеке.
Наконец-то встретили оба дембельский Новый год. Служить оставалось всего месяцев пять. Конец января 1968 года. Стою в наряде по казарме, у тумбочки. Отвечаю на телефонные звонки, со скуки зеваю. Скоро надо бежать в столовую, накрывать столы для ужина на всех солдатиков нашей части. За окном уже стемнело. Появился Проценко…
И тут, двум будущим дембелям, утомлённым длительной срочной службой, моча в голову ударила… Хорошо, что она не в горшке была, поэтому синяка и не осталось. Моча то отхлынула, но идея развлечься, в мозгах, на извилинах, задержалась…
Вспомнился, не к ночи будь помянут, Клин Иствуд и всякие прочие ковбои. Поскольку лассо у нас не было, а лошади и вовсе отсутствовали, в дикой тоске огляделись, озираясь по сторонам, на чём же нам свою удаль дембельскую продемонстрировать. Чтоб и себя показать и других удивить. И оказалось, что ничего под руками и нету… Карабины, из пирамиды в спальном помещении, уже в оружейной комнатке хранятся, под замком. А под рукой, на ремне, в стальных ножнах, только штык нож, образца 1940 года к винтовке Токарева.
И решили кандидаты в дембеля этот ножик, длина которого тридцать шесть сантиметров, длина лезвия двадцать четыре сантиметра, и вес без малого полкило, пометать друг в друга.
Дочитавших до этой точки читателей, с неустойчивой психикой, а так же всех не очень уверенных в устойчивости психики своей, настойчиво прошу чтение немедленно прекратить! Выпить один – два гранёных стакана крутой настойки валерианового корня, приложить к разгорячённой голове что-нибудь холодненькое, можно ледяное. Неплохо подойдёт замороженная треска из морозилки. Потом нырнуть под одеяло, укрыться с головой и прикинуться там ветошью, не отвечающей на звонки. Ни на телефонные, ни на дверные, ни на сотовые. Потому, что в воздухе уже запахло кровью…
Обговорили условия метания. Дистанция шесть шагов. Метание производить правой рукой. Лезвие штык ножа зажимается ладонью, рука с ним опущена вдоль туловища, рукоять ножа направлена в пол. По команде, рука резко занимает горизонтальное положение. Пальцы разжимаются, штык нож уходит в свободный полёт и начинает вращаться в вертикальной плоскости. Выпущенный вперёд рукоятью, он разворачивается в полёте на 180 градусов и готов своим остриём впиться в тело жертвы, вбиваемый как молотком, собственным весом. Направление метания - двадцать, тридцать сантиметров правее тела противника. Высота метания – между поясом и сердцем. Цель метания - захват штык ножа в полёте за рукоять. Для чего правая рука ловящего, будучи опущена вниз, одновременно с броском, делает круговое движение назад-вверх, поднимается до уровня плеча и делает захват ножа сверху, за рукоять.
Сказано – сделано. На правые руки, на всякий случай, чтоб не поцарапаться и обойтись без синяков, надели трёхпалые зимние перчатки. Поначалу, несколько раз роняли штык нож на пол. Потом освоились и достаточно ловко выполняли это упражнение, но всё происходило несколько в замедленном темпе. Сначала Проценко кидал мне, я ловил и тут же кидал ему. Повторили много раз. Появилась уверенность, снялось начальное мандраже. Перед очередным броском, я попросил Сашу метнуть нож в полную силу. Он и метнул…
А я свою скорость не перестроил. В том же темпе отвёл руку назад-вверх, поднял её горизонтально. Ладонь полностью раскрыта для захвата. И в этот момент, с сильным, тупым ударом, в её середину втыкается острие двустороннего лезвия. Пальцы сработали и захватили нож за лезвие.
Как я понял тогда, мне крупно повезло. Лезвие штыка было вертикальным и оно, пробив перчатку, пробив ткани ладони, остановилось. Упёрлось в кости пальцев. Если бы лезвие было расположено горизонтально, штык нож прошёл бы ладонь насквозь, до самой рукояти.
Выдернул из ладони штык, отбросил на пол. Пока стягивал трёхпалую перчатку, она вся уже пропиталась кровью. Придавил рану большим пальцем левой руки. Выскочил на улицу, продолжая зажимать рану, сунул правую кисть в снег. Пока я пытался холодом уменьшить кровотечение, Проценко метался по казарме в поисках бинта. Наконец кисть забинтовали. Появилась ноющая противная боль, я отходил от шока.
- В санчасть бы надо показаться, может швы наложат? – суетился Саша.
- Нет, так заживёт, - отмахивался я, понимая, что зашить–то зашьют, а потом вопросы с пристрастием начнут задавать, как же это случилось?
Пришла пора, бежать мне в столовую, накрывать столы для ужина. Осторожно просунул забинтованную руку в рукав шинели. Саша помог её одеть. На левую кисть натянул перчатку, а на правую, перчатка не налезала. Пришлось идти с голой рукой. Мороз градусов под двадцать пять, рука заныла ещё больше. Сунул её под отворот полы шинели, хоть как-то прикрыл от мороза и ветра. Боль стала стихать, кисть перестала мозжить, наступило успокоение. Но, не надолго. Придя в столовую, достал из-полы руку и увидел, что вся пола залита кровью. Понял, что дело серьёзно и без зашивания не обойтись. Расставил бачки по столам и, не ужиная сам, поплёлся в санчасть.
Там приняли как родного. Быстро глянули, быстро продезинфицировали и достали гнутую иглу. Подобными иглами мягкую мебель ремонтируют.
- Придётся потерпеть, - обнадёжил «доктор Айболит» и приладил к игле что-то наподобие нитки.
Игла оказалась тупой, как сибирский валенок. Кое-как, еле проткнув кожу ладони и выведя кончик иглы в рану, Айболит попытался проделать следующую часть задуманного, воткнуть иглу в ткань раны с другой стороны и проткнуть кожу изнутри. При надавливании на иглу, она не хотела втыкаться и только расширяла разрез. Чем сильней её пытались воткнуть, тем шире становилась рана.
- Терпи-терпи, - уговаривал меня эскулап.
Я терпел, а у него ничего не получалось. Наконец, сжав рану с двух сторон, он еле-еле сумел проткнуть кожу иглой.
- Хоть бы иголку своё заточили, - не выдержал я. Айболит промолчал, а записывая наложение шва в журнал, поинтересовался:
- А как травму получил? – и поднял на меня глаза.
- Лёд от двери откалывал, - вдохновенно врал я и глазом не моргнув, - Я левша. Вот и держал нож в левой руке. Тамбуров у нас никогда не бывало, поэтому со стороны улицы на косяках нарастает лёд. Дверь начинает неплотно закрываться, от этого, льда ещё больше. Откалывал лёд, поскользнулся, начал падать вперёд и случайно воткнул нож в ладонь правой руки, которой опирался о косяк.
Бред сивой кобылы в знойный полдень - всё это было конечно, но сошло…
Самое поразительное для меня то, что никакие мышцы при этом не повредил и сухожилия не перерезал. А на ладони до сих пор остался белёсый тонкий шрам сантиметра два длиной.