Белый, будто вылепленный из гипса голубь, выпятив грудь, важно походил по карнизу и подошел к открытой фрамуге. С любопытством заглянув внутрь, он оставил несколько мгновений себе на раздумье и решительно впорхнул в неизвестность.
Короткие светлые волосы, на ощупь напоминавшие сено, небольшой рост и тело юной гимнастки делали ее похожей на озорного мальчугана. И только кристально синие глаза, большие красные губы, мраморная кожа и упругая грудь под белой водолазкой выдавали в ней женственность. Ее стройные ноги были обтянуты белыми джинсами. Они двигались легко и ритмично в такт бодрящей музыке.
- Сегодня я хочу остаться с ним, - думала Надя. – Какая-то неведомая сила тянет к нему и мысли обо всем другом исчезают.
Глеб любовался Надей, наслаждаясь ее гибкостью, энергией и молодостью. Он вдруг с удивлением и восторгом обнаружил, что волнуется. Это чувство напомнило ему школьные годы, первые, еще очень несмелые поцелуи, жаркие объятия во время танца, робкие свидания под луной. Сердце тогда вырывалось наружу и существовало как бы в отдельности. Было и весело, и страшно, и приятно. Безудержная дрожь во всем теле, переполненном до краев страстью и коктейлем из эмоций, превращалась в беснующееся на ветру пламя. Тогда казалось, что никто не в силах его погасить. С годами огонь поубавился, и заматеревший Глеб уже стал сомневаться, что еще способен на безумные порывы. Но вот в груди вновь затрепетал приятно будоражащий холодок, внутренний горн затрубил побудку, и тело стало вести себя по своим непредсказуемым законам. Трезвый рассудок взрослого человека начинал сдаваться на милость пьянящей, всепобеждающей страсти.
Глеб отдавал себе отчет в том, что Надя не блещет красотой, да и не так уж умна, хотя убедиться в этом ему еще не пришлось. Но вопреки здравому смыслу, его влекло к ней. Глеба пленил еле уловимый, но такой манящий запах ее волос и тела, какой-то особый поворот головы, характерный взмах руками. А глаза, холодные и таинственные, которые, казалось, ничего сверхъестественного не выражали, были настолько неземного цвета, что Глеб, как заколдованный, оставался прикованным к ним своим взглядом.
Глеб с нежностью и трепетом провел рукой по ее густым волосам. - Жесткие какие, значит характер суровый и ершистый, - улыбнулся он. Надя промолчала, ответив полуулыбкой.
Струи воды скатывались по глади ее тонкой бело-розовой кожи, превращаясь в хрупкие хрустальные шарики, растворявшиеся на лету.
В открытое настежь окно врывался суетящийся ветер, но он уже был не способен обратить на себя внимание Глеба и Нади. Их разгоряченные тела сошлись в причудливом танце, который, казалось, будет продолжаться вечно. Им чудилось, что тысячи, миллионы глаз жадно наблюдают за ними, желая насытиться упоительным зрелищем и хотя бы мысленно поучаствовать в плотском священнодействии. Но волна нежности и страсти снова накатывала на них с неудержимой силой, и они забывали обо всем. Ничего другого не нужно им было в тот миг. Они были одни со своим счастьем, и только лишь нахальная луна-желток бесстыдно подглядывала за сплетенными в клубок молодыми телами сквозь не зашторенные окна.
Очнувшись, Надя посмотрела на силуэт Глеба, слабо отражавшийся в лунном свете, и тихо сказала: «Расскажи мне сказку».
На рассвете голубь, вдоволь поклевавший рассыпанных для него хлебных крошек, с достоинством победителя выпорхнул в окно и, расправив белые крылья, улетел.
1985