Любит-не-любит

Алина Раман
Татьяна Ильинична плохо себя чувствовала и с нетерпением ждала конца урока. Перед ней лежали электронные часики  Jupiter с оторванным ушком. Цифры минут подолгу застывали на экранчике часов и не хотели меняться. Тема урока – второе начало термодинамики, и в другое время она бы увлеклась, но сейчас… Ноги дрожали от слабости, сердце то гулко билось по ребрам, то давало перебои. Татьяна Ильинична ужасно пугалось, руки потели. Скрывая их под столом, она большим пальцем правой руки пыталась отыскать пульс на запястье левой. Никак не могла найти и снова пугалась.
Мама Тани, а дома строгая, но справедливая Татьяна Ильинична была, конечно же, просто Таня, ворчала –
- Твои  вегетососудистые дистонии связаны с неупорядоченной жизнью.
 Слово  «половой» мама деликатно проглатывала.
- В твои отнюдь не самые молодые годы (и всего-то 28!) надо иметь семью и спокойную жизнь.
Сама Таня считала причиной своего  неважного самочувствия ссору с Алешей. Ей казалось, что она чувствует, как он её не любит, а может быть даже ненавидит.
Мама знала Алёшу плохо, он заходил к ним домой всего пару раз и не надолго, но успел маме не понравиться.
- Темная личность – сказала мама – глаза, как у бешеного волка , смотрит на тебя, как будто съесть хочет – вот увидишь, чем ему не угодишь, он…он тебе голову отрежет (у мамы случались мрачные фантазии). Как тот мужик Зинаиде – помнишь?
- Да он был алкаш… И она тоже.
- Ну и что?  А этот еще хуже! Да! Да! А ты как ягненок перед ним. Кааак посмотрит, так ты глаза закатываешь и глупо улыбаешься. Да! И глупо улыбаешься!
Мама повышает тон голос. Трагически.
- И нет в тебе девичьей гордости!
- Ну какая, мама, девичья гордость в наше время. Потом мне уже двадцать восемь, не девочка, как ты изволила заметить. Я сама могу разобраться  в  моих отношениях с мужчинами…
И тянется тягостный разговор с воспоминаниями о маминой девичьей гордости в далекие ее молодые годы. Мама родила Таню в тридцать шесть от летчика по имени, как вы уже догадались, Илья, и по фамилии Федотов, который, узнав о ее беременности, тихо исчез в неизвестном направлении, осиротив Таню до рождения. Но лучше об этом маме не напоминать…
Таня с облегчением вздохнула. Начался опрос. Можно немного расслабиться. Петя Леганов на третьей парте опять болтает с Ирой Чудиновой. Саша Чулков лихорадочно читает учебник. Опять ничего, бедолага, не понял.
 - Леганов!  Леганов поднимается из-за парты – хорош, совсем мужчина, идет к доске. Можно не слушать. Расслабиться.
 Нельзя ссориться с Алешей. Мне без него плохо, я просто болею. Тоска какая-то, подавленность. Так и до депрессии недалеко. Заплакать бы.
Таня вспоминает  кисть руки Алёши, изящное запястье, контраст между беспомощностью руки и мощным разворотом плеч и умилилась. Она вообще часто умиляется…
 Все ревность… Любит-не-любит, сколько до меня было, кого  и как любил – зачем мне это знать? Всё-таки я ужасная собственница… Не надо было слушать эту Галочку – вдруг позвонила и злобным голосом пропела, что она тоже бы с ним могла, но не захотела, так как он… Ладно. Как говорится, ОКей! А я ей сказала – Ну и дура, много потеряла!
Все против, даже мама! Ведь люблю без памяти, ну что сопротивляюсь? Подавляет он, видишь ли, мою яркую индивидуальность. Вот от таких рассуждений старыми девами и остаются… И что за манера у меня стала  запутывать всё. Врать там, где не надо, кокетничать своим непониманием? Да ещё трепать лишнего с подругами.
Татьяне Ильиничне неожиданно полегчало, настроение резко взмыло вверх, но она успела уныло отметить – Ну точно, шизофреничка или как там это называется – настроение без всякой причины по десять раз на дню меняется.
- Садись, Леганов. Примаков!
- Татьяна Ильинична, звонок был.
- Ах, да! Запишите домашнее задание… Леганов! Чулков! Останьтесь… Петр, нужно позаниматься с Сашей, у него плохо практически со всем материалом…
Ребята серьезно смотрели на Татьяну Ильиничну и согласно кивали головами.
Татьяна Ильинична вдруг почувствовала нарастающий кайф. Инстинктивно сжав ноги, ощутила ритмичные судороги внизу живота.. Она резко покраснела, губы ее сразу распухли. Наклонив голову и прикрыв лицо руками, чтобы скрыть, как оно изменилось, Татьяна Ильинична сладко кончила.
И тут же в ужасе подумала:
- Всё… Я сексуальный маньяк… Интересно, бывают ли женщины -сексуальные маньяки?..
Татьяна Ильинична подняла голову и внимательно посмотрела на ребят, как бы отыскивая, что в них могло вызвать… Не заметили, слава тебе…
- Ладно, идите. Не забудь, Петя, пройти с ним параграфы с двадцать пятого по тридцатый. Буду спрашивать.
- До свидания, Татьяна Ильинична – дуэтом.
Как ни странно, в отличном настроении Татьяна Ильинична упругой походкой - от бедра, от бедра – идет по коридору.
- Здравствуйте, Татьяна Ильинична!
- Здравствуйте, девочки! – какие милые!
- Татьяна Ильинична! Добрый день! Вы не забыли принести мне Кононова?
- Принесла, принесла, Геннадий Петрович, пойдемте в учительскую.   - Как вы прекрасно выглядите, Танечка! Даже мне, старику, приятно пройтись с такой очаровательной дамой!
- Ну что вы, Геннадий Петрович! Какие ваши годы! Мне тоже приятно.
Обитая старым, черным дерматином и обильно утыканная кнопками под медь дверь в учительскую  грохнула за спиной.
На Таниной сумке лежит листок бумаги в клетку, покрытый каракулями географички Леночки. Это потом.
Достала из сумки увесистый том Кононова и протянула Геннадию Петровичу.
Какой милый старик! Поцеловал руку.
Влетает Леночка и, широко раскрыв свои и без того большие круглые глаза и бысто-быстро хлопая своими длинными, густо накрашенными ресницами, говорит громко, горячечным шепотом:

- Он – кто? Твой любовник?
- Кто ?
- Ну этот,... Алексей.
 - Не понимаю. Объясни, пожалуйста…
 - Да я тебе написала!...
 - Ах, да.
Татьяна Ильинична берет записку. Читает.
 «Танька! Тебе звонил какой-то сумасшедший Алёша и сказал, что хочет, чтобы ты об этом узнала скорее».
Слова «узнала», «Алёша» и «скорее» жирно подчеркнуты.
- Когда он звонил? – Сердце замерло…
- Минут десять назад…
 - Почему  же он сумасшедший?
 - Голос у него был такой, как будто он тебя сейчас… трахнет. Ой, извини, если что не так сказала…
 - Леночка! Это приятель моей мамы.
 -  Да? Леночка немного успокаивается, перестает напирать грудью и таращить глаза. – А почему просто Алеша? Он что - молодой приятель твоей мамы?
- Ну… Я не точно выразилась. Это один бывший ее ученик… По делу.
Таня радостно улыбается. Любит…
Сотовый  в сумке тихо звякнул  :).