24 мая ушла по Радуге моя Шейла, солнечная абиссинская кошка. Восемь лет счастья - так немного...
Спрашивали, куда я пропал, почему не появляюсь и т.д. Не говорил, боялся сглаза, надеялся вылечить. Теперь-то уж можно. Теперь все равно.
Болезнь пришла так неожиданно и страшно, что на задний план сразу откатилось все остальное. Три недели бессонных ночей, ежедневных поездок в клиники. Обследования, неправильные диагнозы, капельницы, инъекции, постоянный катетер в лапке... Она боролась и терпела всё. Трижды ей становилось лучше, появлялась надежда и я начинал дышать. Но болезнь, отступив, возвращалась опять - и все тяжелее, больнее, мучительнее. Уже к началу второй недели в очередной клинике нам сказали, что шансов мало. Но мы с Шейлой надеялись на эти шансы до конца...
Счастливый случай не выпал. Лечение не сработало.
Знаете, она была удивительно чуткой, умной и заботливой кошкой. Очень скромной, немножко робкой и бесконечно терпеливой. Я только сейчас осознаю это - ведь уже несколько лет после того, как выросла ее дочь Шарлотта, Шейла была как бы на заднем плане. Та носилась и бесилась, ее ругали, хвалили или смеялись, а сзади всегда стояла Шейла и контролировала обстановку, не мешая. И мы так привыкли к этому - что она всегда где-то рядом, но не мешает. Она всегда была рядом с нами. И сразу приходила помурчать и потереться, когда видела, что вот сейчас можно. И встречала. Она всегда встречала, хоть с работы, хоть из поездки. Она ждала нас всегда. Однажды мы всей семьей уехали на две недели и вынуждены были отдать кошек на передержку в чужую квартиру. Так вот женщина, которая их держала, сказала, что Шарло уже через день игралась и бегала, а Шейла как улеглась в свой домик, так две недели и выходила только поесть и попить. Она ЖДАЛА. И как же она радовалась, когда мы приехали и я взял ее на руки!..
Она ждала меня всегда, лечила, сопереживала и успокаивала. Молча - она почти не мяукала, разве что во время гонок. Это совсем не абиссинский характер - ведь они воины по жизни, им постоянно нужны драки, победы... И кто бы мог подумать, что вот настоящий, самый серьезный бой - с тяжелейшей болезнью, с собственным отказывающим организмом - она будет вести так упорно, мужественно и до конца. В последние дни она была скелетом, наполненным болью. Только мордочка оставалась прежней...
Теперь она за Радугой. Она не может родиться сразу в новую, очередную жизнь из девяти - от такой боли надо отойти, это не получится быстро. Она отоспится за все три недели мучительного забытья вместо сна, отъестся настоящей любимой едой, поиграется вволю с котами и другими кошками, побегает по травке и по деревьям, которых не видела с прошлой осени... И только потом, когда совсем сгладится весь тот кошмар, что ей пришлось вынести, она захочет и пойдет в новую жизнь. И тогда она совсем забудет меня и примет нового хозяина, который будет любить ее не меньше, но окажется более умным и удачливым, чем я. А мне остались только ее фото и комочек шерсти на память. И ее боль, которая будет со мной всегда.
...Те, кто уже подумал, что ну вот развел, мол, трагедию из-за какой-то кошки - пусть нажрутся толченого стекла и поскорее освободят от себя мир. Эта кошка была лучше, чище и достойнее многих здесь. И уж точно лучше меня. Мне сейчас все равно на безденежье и здоровье, на ватников и поцреотов, на Путина и Обаму, на любой срач и грозные перспективы. Это все осталось и будет впредь...
А солнечная кошка больше не вернется.