Жаркое лето в приступе безумия (какой год, такое и безумие) обрушилось на город мощным ураганом. Деревья, ветки, рекламные щиты – все пошло в ход, чтобы разогнать горожан по домам и напомнить им, кто здесь главный. К вечеру ветер почти стих, оставив после себя мрачноватую акварель из потускневших серых туч без единого просвета. Август, не добравшись до финиша, уступил место почему-то сразу октябрю и, судя по прогнозам синоптиков, возвращаться не собирался.
Сменив футболку сразу на джемпер и ветровку, Владислав по причине безоблачного состояния души нисколько от этого не страдал.
Дождь и холод не мешали его счастью.
В воскресение, после того как они с Варей навестили деда, который как раз непогоду заметил и чувствовал себя не очень хорошо, отчего довольно быстро с ними распрощался, Владислав, имея тайный замысел, свернул с трассы совсем в другую сторону. Варя его маневра не заметила, потому что окрестностей не знала, да если бы и знала, то готова была ехать с ним в любом направлении.
— Зайдем? — предложил Влад, остановившись возле знакомой деревянной часовенки с шатровой звонницей над крыльцом, но сделал вид, что это случайный порыв, спонтанное движение души.
— Запросто! — согласилась она, не боясь ни ветра, что стащив у тучи ледяные брызги, поджидал ее за пределами машины, ни приближающихся сумерек, ни деревянной скульптуры разбойника, закованного в цепи, что виднелась в проеме калитки.
Покрутив головой, Влад смотрителя не увидел, но раз дверь в часовню открыта, значит, можно войти. Взяв Варю за руку, Владислав увлек ее вовнутрь, там уже тихо звучала церковная музыка, а маленькие окошки в ярких витражах создавали праздничное настроение.
Они долго всматривались в лики святых, наслаждались игрой света от горящих свечей, потом сидели на лавочке и перебирали листки с отпечатанными на них молитвами, забыв о времени и суете.
— Как тут красиво! — шепнула Варя, — и спокойно, и немного таинственно… Просто сказка какая-то!
Влад подглядел: Варя выбрала для себя ту же молитву, что и он тогда на Пасху.
«Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты един ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить Тебя. Отче, даждь рабу Твоему, чего я сам просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения: только предстою пред Тобою…» — эти слова он уже знал наизусть.
Оставив лавочку, Варя подошла к распятию. И задумалась. Он ей не мешал, зная точно, что легкий озноб от дыхания Вечности уже коснулся ее души, даруя покой и что-то еще, чему он так и не нашел названия.
— Влад, а мы вместе, это кто? — Варя посмотрела на него растерянными глазами.
— Путники, наверное. Путники, вернувшиеся Домой, — ответил Влад, и сам удивился, никогда прежде эта мысль не приходила ему в голову.
Скрипнула тихо дверь и в часовню заглянул смотритель.
— Здравствуйте, — сказал он, чуть улыбнувшись, — вижу, что вам у нас понравилось. Если хотите, можете подняться на колокольню, позвонить в колокола.
— Позвонить в колокола?! — не поверила Варя.
— Почему бы и нет…, — ответил смотритель и, подмигнув Владу, добавил, — самое время.
***
Торопясь приблизить будущее – завтра Варю с новорожденным сыном выпишут из роддома, – Владислав полночи не спал, вглядываясь в холодную ночь за окном. Лили неподвижно сидела рядом, лишь обмениваясь с низко висящей полной луной многозначительными взглядами.
Обе они все про него понимали.
Но путь еще не пройден.
Они видели, как он, сметая слой за слоем устаревшие ленивые мысли с поверхности своего «Я», еще путался в паутине из ложных направлений, чужих мыслей и соблазнов. Они знали, что Влад не то чтобы с удивлением, скорее, с легким недоверием, принял тот факт, что окружающий мир все-таки нейтрален, в нем нет изначального зла, как и нет добра, то есть светлым или темным его делают люди.
Они согласились с его выбором.
А состояние, когда все кажется странным, смысл ускользает, ничего нельзя объяснить, постепенно исчезнет, оставив после себя в качестве послевкусия чудесную мысль, что жизнь это игра, которую проиграть невозможно. И совсем необязательно выворачивать себя наизнанку, достаточно, отключив все звуки земной суетливой жизни, вслушаться в тихий голосок собственной души, которая не очень-то нуждается в знаниях – она и так знает все, причем с самого начала. Душе нужны чувства – бесценный опыт познания. В этом ее тайна, и чудо, и великий замысел.
А на вопрос «Кто я?» можно отвечать бесконечно.
И в Бесконечности.