Чудо-остров

Элеонора Белевская
    Остров этот не сразу приютил меня.. .Гостиница Свияжска разместилась в старинном, затейливой кладки здании. Живут здесь лишь реставраторы, и без особого письма из Казанского реставрационного управления гостиничный смотритель наотрез отказался селить. Я пыталась что-то объяснить: журналист, дескать,— но он был непоколебим:
  — Да хоть и министр. Мне бумагу давай! — Но все же посоветовал обратиться к директору школы-интерната В. Г. Трифонову:
  — Он депутат райсовета. Его все равно не обойдешь...
    Так я впервые столкнулась с реальным воплощением в жизнь лозунга «Вся власть Советам».
    Советы на острове— это Трифонов. Он же осуществляет всю полноту исполнительной власти, вплоть до функции отсутствующего здесь милиционера...
Его называют президентом, хозяином, комендантом острова. Он не знает ни выходных, ни отпусков. С раннего утра до позднего вечера Трифонова можно застать в рабочем кабинете, а если не застают, идут домой в любое время суток, зная: не откажет...
Владимир Григорьевич живет на острове с 1958 года. С того самого, когда Свияжск и стал островом...
    Возводилась Куйбышевская ГЭС. Под воду суждено было уйти обильным пастбищам, плодородным совхозным полям, березовым рощам. Покорители рек не исключали возможности затопления и самого древнего города (ему более 400 лет) вместе с шедеврами архитектуры, ведущими свою историю от Ивана Грозного. Во всяком случае, жителям Свияжска было предложено убраться отсюда вместе с домами, садами и огородами.  За это на семью давалось сорок тысяч (само собой, «старыми»...). 
     И заскрежетали пилы, застучали топоры по яблоням, березам, пошли бульдозеры крушить добротные бревенчатые дома...
    Но не ушел под воду Свияжск. Спасли крутые берега. Стал он островом, отрезанным от суши широким мелководьем. «Живем как на блюдечке»,— говорят свияжцы, дома которых не снесли и не затопили. (Про новоявленных островитян просто забыли...)
    Им негде купить продуктов, тем более промышленных товаров, некуда обратиться в случае болезни. На острове нет ни медчасти, ни бани, ни клуба, ни библиотеки. Кинофильмов сюда не привозят. Аптеку закрыли в прошлом году. (Правда, во время моего пребывания открыли вновь, испугавшись, видимо, стихийного бунта свияжцев).
     Продуктовый магазин часто на замке— нечем торговать; даже с хлебом здесь перебои, особенно зимой. Продавец нередко остается без лошади, и не на чем съездить на «материк». Тогда приходится шагать, утопая в сугробах, восемь километров до села Васильева.
     По утрам у единственной колонки выстраивается очередь. Тащат старухи ведра с водой целую версту. И так каждый день...
    А бывало, остров, стоящий среди неоглядных водных просторов, оставался без воды и света: линия электропередач то и дело выходит из строя.
   — У меня на глазах это случалось четыре раза,— рассказывает Владимир Григорьевич.— Столбы-то в воде стоят. Ну, и ледоход, паводок... Однажды увидел, как две большие льдины движутся к острову. Затребовал по рации катер, чтобы отогнать льдины. Катер вышел, покрутился и... пошел обратно. Капитан увидел, что ветер переменил направление, решил, что опасность миновала. А ночью льдины опять понесло к острову. Упали двадцать пять опор. Погас свет,остановились артезианские насосы...
    А не дай Бог свияжцу помереть в ледоход! Негде будет похоронить.
    Издревле российские мужики возводили прекрасные храмы, а сами жили скудно, в приземистых домишках, зато храм  был их прибежищем,служил им для общения с Богом.
    Архитектурные памятники Свияжска не принадлежат его жителям. Они лишь великолепная декорация, оттеняющая убожество их быта. На острове, где каждая дорога ведет к храму, нет ни одного действующего. Правда, последнее время по христианским праздникам в древнейшей деревянной Троицкой церкви перед иконами зажигаются свечи и раздается песнопение... Без священника служат местные старушки молебен. Не по себе становится, когда слышишь в их немощном хоре слова Нагорной проповеди: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».
    Недавно появилась надежда, что отдадут верующим собор Богоматери всех скорбящих радости  (построен выдающимся архитектором Э. Малиновским в 1906 г). Церковь берет на себя расходы по его реставрации. Но сколько этому решению предшествовало мы¬тарств!
    Верхне-Услонский райком КПСС провел настоящее расследование по ходатайству верующих: секретарь райкома Ф. Янтькова ходила по домам и допытывалась, кто подписал и почему. Узнав, что среди подписавших есть воспитательница школы-интерната, возмущалась: какое, мол, она имеет право «работать с детьми»...
     А пока жаждущие духовного единения свияжцы ходят в Троицкую церковь, что строилась еще при Иване Грозном. (Сейчас она филиал Казанского художественного музея.) Отступая, войско остановилось здесь, на Шайтан- горе, и царь приказал построить на этом месте крепость. В Угличе рубили для крепости церковь и переправили сюда на плотах. Собрали без единого гвоздя... Обо всем этом рассказывает туристам Алексей Павлович Воздвиженский, старожил Свияжска, смотритель Троицкой церкви. И чувствуется, что для него Иван Грозный не просто исторический персонаж, а личность глубокочтимая...
     Завоевав Казань, Иван Грозный решил для укрепления своих позиций создать на Шайтан-горе оплот православия, и в 1555 году по царскому указу была направлена в эти места артель псковских мастеров-белокаменщиков во главе с церковным и городовым мастером Постником Яковлевым и каменщиком Иваном Ширяем. Постник Яковлев — один из создателей московского знаменитого храма Василия Блаженного — и строил Успенский собор священного монастыря...
     В монастыре нынче психиатрическая больница. От нее стеной отгорожены два храма— белокаменное чудо псковского зодчества Успенский собор и Никольская церковь, построенная той же артелью. Воздушный храм, будто написанный на небесном полотне, открывается взору сквозь проем в массивной монастырской стене.
    Здесь прежде помещалась тюрьма— сначала для политзаключенных, потом для уголовников. Позже— овощной склад...
    Некоторые архитектурные памятники Свияжска были взорваны, на их месте утрамбованные временем горы строительного мусора. И нелепо торчит тут приземистый «посеребренный» бюст Ленина, обращенный к черным глазницам полуразрушенных кирпичных построек некогда процветающего купеческого городка. Местный педагог с гордостью сообщила мне, что это один из первых памятников Ленину в Поволжье.
    На фасаде вспомогательной школы-интерната выцветшие лозунги: «Слава свершениям Великого Октября», «За наше счастливое детство, спасибо, родная страна».
    Интернат только что отремонтировали. Свежепокрашенные стены сверкают железной лазурью, пол — красной охрой. На массивные старинные стены краска нанесена без шпаклевки, как Бог на душу положит. Казармой веет...
   -Слава Богу, что такую краску достали. Выбирать не приходится,— говорит Владимир Григорьевич.— Наши девчонки сами красили. Больше некому. Рвало их от этой нитроэмали... Выскочит на двор, потом опять идет красить... А что делать?
    А рядом «колдуют» реставраторы над изысканнейшей гаммой фресок, над секретами старинной кладки: им не до интернатовских интерьеров — работают для музея, для плана, для вечности...
   Это прекрасно, но неужто через четыре века мы можем только с огромными усилиями частично воссоздать то, что строили наши предки, а детям нашим жить и расти в окружении «казарменного» порядка и блеска. Где она, эстетика быта, несущая на себе черты эпохи, черты национального стиля? Что добавило наше время к бессмертным творениям древних зодчих? Бездарную скульптуру, бессмысленные лозунги, битое стекло и мусор, которым усеяны берега, забиты овраги.
    И все же мне довелось увидеть на острове современные произведения искусства, достойные великих традиций прошлого: сцену клуба школы-интерната украшало полотно, органично соединившее в себе древнерусские и западноевропейские традиции. Тот же почерк, тот же сдержанный цветовой строй, несущий в себе энергию современного восприятия, угадывался в нескольких небольших картинах, авторы которых — две студентки Казанского художественного училища.
    Трифонов удивился, когда я сказала ему об этом. В искусстве он признает себя профаном, но зато за тридцать лет островной жизни стал профессиональным аграрником. При интернате (сами ребята создали!) — единственное на острове подсобное хозяйство с растениеводством и животноводством. Есть и стадо коров, и лошади, и трактора... Все это не только для школьников, но и для всех свияжцев.
...Летом интернатских детей забирают родственники. Остаются «безродные». Их рабочий день, как и во время учебы, начинается в половине шестого утра. Дети идут доить коров. Потом работают в огороде.
   Владимир Григорьевич справедливо считает, что сельские дети должны уметь все — и корову подоить, и лошадь запрячь, и крышу починить. Его воспитанники учатся быть хозяевами на земле, понимать и любить животных, жить в согласии с природой. Большинству это удается, несмотря на «приговор» медико-педагогической комиссии (здесь в большинстве умственно отсталые, олигофрены...). А по окончании интерната уезжают его выпускники в город поступать в ПТУ.
   -Училища с удовольствием берут наших детей. Это теоретические предметы им с трудом даются, а к практическим они с интересом относятся,— говорит преподаватель швейного дела Галина Ивановна Гибалова.
   Она показывает мне симпатичные сарафанчики, юбочки, сшитые ее ученицами... Увидела я и художественное творчество детей — рисунки, поделки из дерева, соломки, аппликацию, вышивки, макеты. В них есть и выдумка, и старание, и фантазия. Особенно поразила коллекция «археологических находок, собранная на острове.
    Конечно, я не берусь судить о правильности диагнозов, и все же меня заставляет задуматься такое вот определение олигофрении: «С правовой точки зрения человек является олигофреном, когда он не в состоянии заботиться ни о себе, ни о своих делах и не в состоянии этому научиться, а нуждается для своего блага и для блага общества в надзоре, контроле и уходе». И далее: «Некоторые дети зачисляются в категорию слабоумных лишь вследствие того, что они не подходят под определенную школьную программу» (Клеменс Бенда. «Клиническая психиатрия»).
...В школе-интернате обучается 120 детей, в общеобразовательной восьмилетке — только 30.
   Мне приходилось наблюдать, как направляются во вспомогательные интернаты с соответствующим диагнозом одаренные дети без всякого учета их способности к художественному творчеству. А способность к творчеству, как доказано специалистами, не свойственна олигофренам.
    Когда я зашла к директору ин¬терната попрощаться, он показал мне только что прибывшие из Казани циркуляры, касающиеся перестройки вспомогательной школы. Предлагалось на усмотрение педсоветов несколько вариантов. В том числе и такой: организовать на базе школы-интерната производственное обучение с тем, чтобы по окончании учебы воспитанники получали специальность и рабочую квалификацию...
Одновременно с этим циркуляром из республиканского Минпроса  пришло предписание перевести всех детей-сирот, не имеющих родителей, из свияжского в казанский интернат.
    Владимир Григорьевич не со¬всем уверенно сказал:
      — Наверное, это правильно...
      — А кто же будет летом коров доить?— вырвалось у меня.
      — Ничего, учителя подоят... Хотят молока, пусть работают.
     Конечно же, меня больше заботила судьба детей, нежели коров. Как легко, росчерком пера решается их участь. Никто не интересуется, хотят ли этого сами дети. Надо ли их отрывать от земли, от этого простора, от интерната, ставшего для них семьей, переводить в город, где велика преступность среди подростков, где они не защищены от жестокости и насмешек ребят, чувствующих себя хозяевами?
   ...Вспомогательная школа-интернат и психиатрическая больница— единственные «кормильцы» жителей острова. Только здесь они и могут заработать себе на пропитание. Что ж, это тоже в наших традициях, когда прекрасные памятники природы и архитектуры служат приютом скорби: Соловки, Валаам... Свияжск — в этом же ряду.
    Остров — место  паломничества туристов. Летом почти каждый час к его берегу причаливает «ракета» с экскурсантами. На пристани и заканчиваются для них все  блага цивилизации. Негде даже воды напиться, разве только из той же единственной на весь город колонки...
    В прошлом году здесь побывало около пятидесяти тысяч человек. Но ни копейки от их посещения не пошло ни на благоустройство острова, ни на нужды его жителей. Ни даже на постройку киоска, торгующего водой, коржиками, сувенирами. Когда американские туристы очень проголодались, их гиды направились к Трифонову с просьбой продать пару буханок хлеба...
    В отдаленной перспективе Свияжск планируется превратить в туристский Эдем, построить соответствующий комплекс, вывести с острова психбольницу и интернат.
Но планы эти при нынешнем строительстве и финансировании могут осуществиться лет этак через двадцать... Не раньше.
   Ну, а пока «чудо-остров» во всем своем природном великолепии - для жителей убог, скорбен и... все одно — любим ими. Это их земля, их отечество. Больных и здоровых, сирых и согретых домашним теплом...
  -Мы как Ноев ковчег,— говорит «президент» острова Владимир Григорьевич Трифонов.— Но куда вынесет нас? Где та гора Арарат?..

    Очерк опубликован в журнале "Смена" в августе 1991 г.
    Рис. Тани Касаткиной, 9лет.