I (С.Г.)
Я согласен бегать в табуне –
Но не под седлом и без узды!
В. Высоцкий
Я не люблю навязываться людям.
Но я к ним привязан,
Как лошадь к стойлу,
Лишь потому, что им обязан
За хлеб и пойло.
Я не могу молчать, я чувствую до дрожи
Чужую боль, их рабский липкий страх…
Повсюду – обезличенные рожи
С тоской и обреченностью в глазах.
О, если б знали вы, как трудно в табуне
От воли вольной отрекаться впредь,
Когда душе, сгорающей в тебе,
Огнём свободы суждено гореть.
Когда друзья твои с покорностью овец
Встречают новый день с надеждой в мутном взоре,
И жизнью не надломленный юнец
С тобою сходится в неравном споре.
Что доказать?.. Кому?.. Зачем?.. Я жив...
Пусть этой правды трогать мы не будем.
Своею жизнью жизни не прожив,
Я не люблю навязываться людям.
II (С.Г.)
***
Горел закат, пылали небеса,
Густая ночь спускалась на востоке.
День медленно, но верно угасал,
Храня в себе сомненья и пороки.
Я ждал Её – ту, что наводит страх
На все умы: и добрые, и злые,
Что всё живое обращает в прах
И тленом рушит стены вековые.
Она одна, не ведая преград,
Проходит сквозь засовы и запоры.
Забрав своё, не возвратит назад –
Она глуха к мольбам и уговорам.
Её опустошённые глаза
Пронизывают времени безбрежность.
Покорных ждёт дорога в небеса,
Мятежных – вечный сон и безмятежность.
---------------------
Горел закат, пылали небеса,
День угасал и таял за холмами.
До встречи оставалось полчаса,
Но время шло неровными шагами.
----------------------
… Вот и Она … Её белое платье
Медленно, медленно в танце кружит.
Нежные руки, стальные объятья;
Как же смертельно хочется жить!..
Танец таинственный снова и снова;
Облик печальный, бледность лица…
Каждого встретить в объятья готова –
Скорбный предвестник земного конца.
Я понимаю свою обречённость,
Но не боюсь беспробудного сна.
Звёздного неба пустая бездонность,
Мёртвого сердца немая весна.
Тени сплетаются траурной клетью,
Нечего вспомнить и нечего ждать…
И до утра я танцую со Смертью,
Чтобы хоть как-нибудь ночь скоротать.
III (С.Г.)
"Голый"
Спрятав под шляпой голову,
Сердце зажав в кулак,
Идёт по улице голый,
Небрежно идёт, кое-как…
Навстречу ему прохожие
Кричат, оскалив уста:
«Куда ты с такою рожею?!
Побойся, мудак, Христа!»
И всякий, кто сколь-нибудь «ведает»,
Чтоб голый не видеть зад,
Ему о грехе проповедует,
Закатив к небесам глаза.
Вскипела людская стая,
Из уст изрыгая речь…
Но вот два крыла вырастают
Из его, из сутулых плеч.
И к небу воздев руки,
Невзирая на чьё-то «хи-хи»,
Он слушает сердца звуки
И бросает в толпу стихи.
И всё, замирая, внемлет,
И слышится каждый вздох,
И каждый припасть приемлет
К стопам его пыльных ног.
И вот, уж совсем полый,
Прозрачный до синевы,
Идёт по улице голый,
Такой же бескрылый, как вы.
Идёт, поднимаясь всё выше,
Не чуя усталых ног.
И только луна над крышей –
Светильник его дорог.
IV (С.Г.)
"Мышиная оратория"
– …Позвольте, как же это вышло!?
– Да вот, сидел я у стола,
А мимо пробежала мышка
И отразилась в зеркалах…
– А дальше?
– Дальше я не помню.
Походу, мышка не причём…
Я оступился на пороге
И в дверь ударился плечом.
Она открылась… На пороге
Стоял четырнадцатый год.
И чувство смутное тревоги,
И серебристый небосвод.
Тогда дорогой отчужденья,
С которой ныне не свернуть,
Я, преисполненный сомненьем,
Отправился в далёкий путь.
Я шёл, ступая горделиво,
И всё казалось мне, что вот…
Я просто и неторопливо
Пройду четырнадцатый год.
Но грянул выстрел у дороги,
Кромсая в клочья тишину…
И кровью умывались Боги,
Провозгласившие войну.
И обезумевшее время
Плясало около меня,
И падали на землю тени
Окаменевшего огня….
– А мышка!?
– С мышкой было проще…
Она смотрела из окна
На то, как освещает рощи
Невозмутимая луна.
Когда ж вернулся я с прогулки,
Себя и этот мир казня,
Везде – в дворах и переулках –
Мышиная была возня…
V (С.Г.)
"Ода дробильной машине"
Спит дробильная машина
(Вечер тих),
Изваяньем нерушимым
Вечности.
Стелет мягкие постели
Тишина.
Птицы к югу улетели,
Лишь она…
– Стоп, машина! Стоп, машина! –
Слышен крик.
В небо мощная пружина
Напрямик.
Будто сотни тысяч песен
За одну
Разорвали в клочья
Тишину.
Тишина сменилась треском,
В стенах дрожь;
Время режет на отрезки
Острый нож.
В ржавых лапах сновидений
Брезжит свет…
Стоп, машина!..
Стоп, машина!..
Нет! Нет!..
За окном поют метели –
Заметают города.
В тёмном чреве колыбели
Спит далёкая звезда.
То блеснёт, то вновь погаснет –
Заблуждение.
Будет праздник, светлый праздник
Возрождения…
Грянут трубы марш протеста,
И тогда…
Революция, Маэстро!!!
Да!.. Да!..
День за днём уходит вечность
В царство сна.
Безвозвратность, бесконечность,
Лишь Она…
Механический Маэстро,
Близок час,
Грянут трубы марш протеста –
Джаз!..
VI (В.Д.)
"Пляс"
Оскалились чёрные зубы крестов
На красной промежности родины.
Смеётся, играет монгольская кровь,
Танцуют рабы, как свободные.
Пляс! Пляс! Пляс! Посмотри:
Летят, словно яблоки, головы.
Танцуем снаружи, танцем внутри
По поводу и без повода.
Пляс, пляс. Сыпь, гармошка, псалмы,
Ползи прочь, тоска подколодная!
Стучат барабанами кесарю лбы,
Танцуют рабы, как свободные.
Пляс! Пляс! Пей, Миколка, пляши,
Маши топором, рычи волком.
Вчера был без пальцев – сейчас без руки,
А всем, в общем-то, побоку.
Пляс на костях, спас на крови…
Спасся – пляши, ****ь, без продыху.
Бесцельные звёзды погасли внутри?
– Да всем, в общем-то, похую.
Пляс, пляс, пляс на костях,
Так и никем не целованной,
Чьи грёзы уплыли венками в моря,
А песни рассыпались по ветру…
VII (В.Д.)
"Ванга"
Она возвратиться за полночь
В привычный уже полумрак,
И, тенью кружа, точно обруч,
Начертит на зеркале знак.
Нелепо вскричат половицы.
С початой бутылкой вина,
В руке две зажатые спицы...
(Другая, как вечность, пуста).
– Осколки разбитой кометы.
Не в зеркале – близнеце
Завьются чернильные ленты
На бледно-бумажном лице.
Как только пронзительно-алым
Наполнят свой ковш небеса,
Она прокричит: «Так и знала!», –
Выкалывая себе глаза.
VIII (В.Д.)
"Ноябрь"
Ни звезды, ни тепла, ни крика.
Так приходит ноябрь. Ночами
Ты сидишь у окна. Чуть тихо,
Колыбель своих дрём качая.
Неподвижна в свечении тусклом.
Под точёнными в ночь бровями,
Взгляд течет, точно нерест руслом,
В старый сад в покосившейся раме,
Где луны серп щербатый лижет
Его тень, в такт ветвям качаясь.
Он всё ближе подходит и ближе
И всё чаще тебя замечает.
Как давно он ушёл на рассвете?!
Окропив первый снег вишнёвым.
И теперь его смех, как ветер,
И теперь каждый вечер тёмный.
Но однажды, дождём ли, стужей,
Он тебя отженит от плена,
И закружит, ой. как закружит,
Раскидав потроха по стенам.
IX (В.Д.)
"Засыпан город мёртвою листвой"
Засыпан город мёртвою листвой,
И неба жёлтый глаз чихает сажей.
Сегодня вечер чёрный и пустой,
И завтра будет так же.
Как много уже в вечность пало звёзд,
Я даже понемногу забываю,
Что может по-другому, и всерьёз
Немая роль, которую играю
В плохом кино. Но Ночь обволокла
Картонные дома, зажглись софиты,
Симфония разбитого стекла
Звучит из проходных и общепитов.
И вспоминать о прошлом, о тебе
Бессмысленно. Без сожалений,
Внимая умирающей листве,
Ползут по тротуару только тени.
Тогда, в одно мгновение ресниц,
Дни вёснами упали в океаны,
И каждый слог, и каждый стих
Стал недожёванною раной.
Засыпан город мёртвою листвой,
И неба жёлтый глаз чихает сажей.
Сегодня вечер чёрный и пустой,
И завтра будет так же.
X (В.Д.)
***
Звёзды сгорели, сны кончились,
Кажется, падают замертво
Стрелки часов. Одиночество
В серые дни вмёрзло натвердо.
Четверо выпили стоя, и
Четверо несли пустое,
И выбирать то не стоило –
Выбрали нам уже стойло.
Пальцы танцуют за ширмою,
И не осталось сомнения
Среди людей и подобных им
Ты стал чужим сновидением.
Жизнь, как похмельный озноб,
Нищей на паперти возится.
Праздничный стол, или гроб,
А выбирать-то приходится!
Сонная близость земли,
Шёпотом губы щекотятся:
Раз, двадцать семь, тридцать три...
Звёзды сгорели, сны кончились.
XI (С.Г.)
"Маленький человечек"
Вы большие люди…
Я – маленький человечек.
Я вижу, как солнце опускается за горизонт,
Но у меня есть зонтик,
Я знаю – будет дождик…
Я – маленький человечек.
У вас так много в запасе слов,
Чтобы выразить ими то,
Что в словах не нуждается.
А я не могу объяснить,
Зачем я пришёл в этот мир,
Если мне нечего ему сказать.
Вы знаете так много…
Я же помню только шелест листьев и пение ручья.
Я глупый, сентиментальный человечек,
Но у меня есть целый мир,
И я могу прижаться к нему щекой
(Он очень тёплый).
Когда я вижу, как заходит солнце,
То мне кажется,
Будто кто-то зовёт меня…
Но я не знаю своего имени,
Я никогда не видел своего лица.
Может быть, мне это лишь слышится?..
У вечности есть два начала…
Никто не помнит, что такое – вечность…
В мире есть книги, которые читают с конца,
Но кто знает, где кончается начало?
И потому всё, что имеет смысл в этой жизни,
Это мой зонтик.
XII (В.Д.)
"Летняя вечерняя"
Такая странная пора,
Когда за чёрной ширмой вновь
Скандалит ранняя луна
И проливает свою кровь.
Когда копытами в лесах
Стучит звенящий лета зной,
И струны ветра в небесах
Играют праздничный отбой.
Когда постылые слова
И поцелуи, точно плен.
Но не огонь – теперь вода
Бежит по скользким устьям вен.
Когда, качнувшись в небе, мгла
С луной вступает в вечный спор
И говорит: «Пора! Пора!..» –
Свой оглашая приговор.
И замолкает сонный лес.
Осколки дня скрывает даль.
Уже не жаль чужих небес,
И ничего ему не жаль.
Лишь пригубив багряный хмель
И трав сухих надев венец,
На нерасчёсанной земле,
Уставший, ляжет спать мертвец.
XIII (С.Г.)
***Молчание***
Вечер цветком распустился на глади уставшей земли…
Молчание.
Воздух наполнился запахом трав и цветов…
Молчание.
Ветер уснул на ветвях осторожных осин…
Молчание.
Ивы у берега косы склонили к воде…
Молчание.
Всплеск на поверхности зеркала сонной реки…
Молчание.
Тихо о чём-то шептался прибрежный камыш…
Молчание.
Вскрикнула птица, и крик её в мраке вечернем затих…
Молчание.
Где-то вдали прогремел торопливый мотор…
Молчание…
Свинцовая окалина неба, упавшая за горизонт,
вспенилась над его поверхностью стаей лёгких облаков…
И кто-то рядом сказал: «Давай ещё помолчим…»
XIV (В.Д.)
***
Куда уходит всё, скажи?
– Ты промолчишь, и ветер вмиг
Погасит алый солнца блик.
…Над пропастью во ржи.
На сцене ежедневных драм
Танцует бездна пустоты.
Горят картонные мосты
Под звуки новых фонограмм.
И всё уходит, день за днём
Теряет смысл и цель исток,
Стареет каждый лепесток
В саду всех судеб и имён.
К устам прижатая ладонь
Не остановит боли крик,
И увядания огонь
Вершится каждый миг…
XV (С.Г.)
***Цепи на снегу***
За окном кружила последняя мартовская вьюга.
Третьи сутки подряд снег, не переставая,
Падал тяжёлыми хлопьями,
Укрывая белым покрывалом всё вокруг.
Метель людей скрывала лица,
Вершила свой набег.
На водоём слетались птицы,
Клевали мокрый снег.
Я стоял у окна, и мне казалось,
Что эта белая стена снега
И эти спешащие укрыться от метели люди
Суть лишь моего воображения.
Домов терялись очертанья,
Летело время вспять,
Метель стирала расстоянья…
Я силился понять:
Что мог значить теперь этот снег в моей жизни?
И почему эти белые хлопья
Вызывают во мне все те чувства,
Которые, я думал, никогда уже не вернутся…
Когда-то думал я: в преддверье
Весны грядущих лет,
Что в этом мире нет сомненья,
Метели места нет.
Но в пелене мутнели лица,
И пятнами на снег
И день, и ночь слетались птицы,
Топтали белый брег.
На четвёртые сутки метель закончилась,
И птицы, поднявшись на крыло,
Покинули своё пристанище под моим окном,
Всё также смотрящим на мрачную набережную одетого в гранит городского канала.
На льду канала остались лишь птичьи следы,
Сплетённые в причудливые,
Выделяющиеся на грязном, подтаявшем льду узоры,
Напоминающие кованые тяжёлые цепи.
Их голоса умчались в степи,
Кружили на лугу.
Но долго оставались цепи
На мартовском снегу.
XVI (В.Д.)
"Дом на костях"
Как и прежде, пахнет сеном
В доме на костях, и вечер
Расставляет тени к стенам.
Я давно здесь не был… Вечность.
Миг… Как мало значит слово.
В тишине мне так отрадны
Ветра гул и скрип засовов,
И поющие цикады.
Антрацитовое небо,
Звёзды вместо ламп, усталость.
Что моё здесь, что не где-то
Кем-то раньше повторялось?!
Те же тропы, те же ямы,
Та же бездна дней холодных.
Только дом всё так же явен.
Я давно здесь не был. Сколько?..
И спускаюсь по оврагам,
И бегу в луга, как в детстве,
Где травы шум под ногами,
Где костры хрустят в полесье.
И сгораю… Не согреться
Миру ёлочной иголкой.
Я оставил своё сердце
В новый год под этой ёлкой.
Как и прежде, пахнет дымом
Ночь, и мёрзнет ключ в руке.
И луна свечой тоскливой
Тихо молится реке…
XVII (В.Д.)
"Одиссей"
Всё было зря, повсеместно,
...И даже в знаке вопроса –
Только точка, кривая и место,
Где стих обращается в прозу.
И вместо чернил – белое ничего.
И в небе огни, но далеко.
Ведомый на убой в стаде,
Ты думаешь, что одинок?
Но жизнь – только прочерк в тетради,
А время не больше, чем срок.
И по бокам стоят двое –
Убийцы убийц,
И всё, что ты знаешь – другое.
Ты даже не знаешь их лиц.
– Всё видит дыра Полифема:
И ночь, пустоту, и родник.
А всё, что ты знаешь, дилемма,
И слово не меньше, чем крик.
Спит море у ног бренной земли,
И в доках давно уж гниют корабли.
Взлетит уходящая птица
В другой чертог,
И новой звездой загорится
Белое ничего.
прим. (С.Г.)-- Сергей Граф
(В.Д.)-- Владимир Дудышев