Симона.
Мы с Симоной сидели в закутке, нас освободили от школьных занятий. Надвигался праздник, и мы должны были поставить сценку по мотивам итальянской сказки. Для меня это был повод отлынивать от учёбы, а Симона самоутверждалась.
Из бедной семьи, её мать портовая проститутка и об этом знал весь город, а бабушка - дворничиха. Симону презирали, особенно девчонки, и в первую очередь за ту необыкновенную красоту, которую Природа обделив других, отдала этой парии.
Мы учились в шестом классе, но Симона сформировалась гораздо раньше, чем её сверстницы и выглядела, как куколка. От природы вьющиеся белокурые волосы, чёрные, блестящие глазища в опахалах густых ресниц. Вытянутые, как снарядики груди, с тонкой талией и красивыми длинными ногами. И даже то, что на ней была поношенная одежда, только сильнее подчёркивало её красоту.
Училась она посредственно, была нагловатой и хамоватой, но я-то знал, она за этим скрывала свою ранимую и тонкую душу. Она рано, не только созрела, но и повзрослела от той жизни, которая её окружала.
Мы часто с ней пересекались на приморском бульваре. Я сбегал с уроков, а она, убегая от обиды и несправедливости одноклассников. Старшеклассники к ней относились, как к шлюхе только потому, что её мать была проституткой, а одноклассницы её просто ненавидели.
При встрече она, не стесняясь, ругалась так, что даже мне иногда становилось не по себе. Я для неё был отдушиной: иногда, когда мы сидели у кромки моря, она разрыдавшись, прижималась ко мне. Мне её было жаль, и несправедливость окружающих ранила саднящей болью.
Я из бедной семьи матери-одиночки, по полной программе испытывал то же самое, что и она. Девчонки презрительно смотрели на меня: в своей поношенной, разношёрстной одежде я был не белой, а скорее серой вороной. За низкую успеваемость меня пропесочивали в классе, не скупясь на эпитеты. И самое мягкое было - дебил.
Да, я учился отвратно, но из библиотеки не вылезал и к шестому классу перечитал и Цвейга и Мопассана, Флобера и Гоголя, Тургенева и Паустовского. Мои интересы были разнообразны: от астрофизики, биологии, до химии и географии, но мой внутренний мир никого не интересовал. И то, что я знал, учителей нисколько не волновало, их волновали только выполненные уроки и домашние задания.
Смешно, но именно мы, единственные, согласились участвовать в постановке этой сказки, где я играл дьявола пустыни Фарфарелло, а Симона несчастную заблудившуюся бедную девочку. При этом - это была интересная постановка театра теней. Мы только озвучивали и передвигали картонные фигурки, за экраном отражавшиеся тенью на белой промасленной бумаге. Другие ученики посчитали для себя ниже их достоинства выступать в столь нелепой постановке.
Симона слушала мой текст, поправляя там, где я ошибался.
-Всё, Серёжа, давай передохнём.
Маленькое оконце на уровне головы взрослого человека тускло освещало этот крохотный закуток. Свет падал на ноги Симоны. Она, приподняв ноги, согнув в коленях, уперлась ими в батарею. Её старенькое платьице сползло, обнажая верх её чулок. Она перехватила мой взгляд, не стесняясь, ещё больше открыла свои ножки в настоящих капроновых чулках. Понимая мой незаданный вопрос, сказала.
-Я не ношу колготки по одной причине, если они порвутся их не заштопать. А капроновые чулки можно, моя мама меня научила, как поднимать сбежавшие стрелки специальным крючком. У меня нет такой возможности покупать новые колготки.
Она вытянула ножку, показывая, как она подняла затяжку на чулке. Горько так произнесла.
-Я так устала от нищеты и впереди мне ничего не светит. А я не хочу, я так не хочу себе будущего, как у моей мамы. Знаешь, я так жалею, что Бог, дал мне такую внешность. Даже взрослые мужики видят во мне малолетнюю шлюху. Иногда стою в порту на пирсе и думаю привязать к себе кирпичи и броситься в море.
-Симона, ты что, выбрось из головы такие мысли!
Я потрясённо смотрел на Симону.
-Жизнь, какая она бы не была - Жизнь. Понимаешь, ты испытываешь боль, обиду, несправедливость, но ты живёшь. А умрёшь, ничего этого не будет. И потом разве своей смертью ты, что-нибудь, докажешь? Нет Симона, разозлись не на окружающих, на себя. Ты можешь, ты меня слышишь, ты можешь изменить свою жизнь. Люби себя в данной тебе жизни.
-Знаешь Симона, хочешь, я тебе помогу учиться.
Она звонко рассмеялась.
-Ты мне поможешь?
-Ты же двоечник.
Я покраснел, хотел обидеться, но она это сказала, просто констатируя факт.
-Симона, я не дебил - поверь мне, мне просто в школе неинтересно. Наша химичка не знает даже, как называются лабораторные приборы.
Симона, перебивая меня.
-Мы же ещё не учим химию.
-Я видел и слышал, как она чертыхалась, готовясь к предстоящему уроку. Практические занятия для неё, божье наказание. Поверь, она по запаху даже не сможет отличить азотную кислоту, от серной или соляной.
-А ты, что, можешь? - удивлённо спросила меня Симона.
-Да, Симона, могу, у меня есть небольшая лаборатория на чердаке и я там провожу опыты.
Симона так и сидела с задранным подолом платья и меня впервые взволновали её ноги в туго натянутых чулках, я даже видел её чёрные трусики, и меня это так поразило. Я не выдержал, краснея, запинаясь, обращаясь к Симоне.
-Симона, прикрой свои ноги.
Она внимательно посмотрела и спокойно так, не стесняясь, сказала:
-Серёжа, я тебя возбуждаю — да?!
Я отвернулся, пробурчав - ты очень красивая Симона.
-Ты хороший Серёжа, ты единственный кто смотрит на меня, как на друга и не слушай тех, кто тебя называет дебилом. Это не ты, а они дебилоиды. Ты мой верный Фарфарелло.
Она неожиданно встала и погладила меня по щеке.
-Ты, правда, хочешь мне помочь в учёбе?
-Да, Симона. Только знания и окончание института или университета, нам дадут возможность чувствовать и быть полноценными. А так нас всю жизнь будут клевать.
Симона жадно смотрела мне в глаза, внимательно меня слушая.
-Ты с младых лет на своей шкуре испытала и испытываешь всю несправедливость человеческого ханжества, зависти и той социальной пропасти, в которой мы с тобой находимся. Ты очень пластична и музыкальна, и с твоей внешностью ты можешь стать известной актрисой.
Симона радостно засмеялась.
-Серёжка, ну ты даёшь, ты и правда, так думаешь?
-Важно, чтобы ты сама в это поверила, и шла к этой цели.
Симона задумалась, потом тихо заговорила.
-Они идиоты тебя называют дебилом, а ты так умно говоришь, подбираешь такие слова.
Остановилась, смотря мне в глаза, прошептала.
-Я согласна, только где мы будем с тобой заниматься.
Она покраснела, пробурчав - только не у меня дома.
-Симона, это не проблема, можно у меня дома или в библиотеке, или на природе.
Наш номер был отмечен, как один из лучших, и это сказали представители из РОНО, чем страшно разозлили наших одноклассников. Но мне их зависть и злость была по барабану.
Странно, но я так втянулся, помогая Симоне, что, заканчивая восьмой класс, из двоечников перешёл в хорошисты, а Симона и вовсе стала отличницей, она была более прилежной, чем я.
Любви одноклассников и учителей мы оба не приобрели, но многие умолкли. И только едкие, грязные, фразы типа - «дебил втюрился в шлюху» напоминали о том, что ничего не изменилось.
На лето Симону отправили к родственникам в Краснодарский край, и я без неё скучал. Правда, я это лето вкалывал, мама меня устроила к знакомому мужику, и я с ним заливал бетоном оградки на кладбище. Работа была очень тяжёлой, таскать бетон в гору в вёдрах работа не из лёгких. Но я не роптал, и за лето заработал приличные деньги.
В девятый класс, я шёл впервые в новом костюме и рубашке, и новых туфлях. На школьной линейке появилась Симона, и я замер, она так изменилась: это была не маленькая девчонка, а невероятно красивая высокая девушка. Все вокруг зашушукались, с завистью смотря на Симону и хотя она была скромно одета, это не мешало выглядеть лучше всех. Симона увидела меня, и в её глазах был такой восторг и радость. Она направилась ко мне ни на кого, не обращая внимания.
-Здравствуй Серёжа, как я соскучилась по тебе.
Я растерянный и в тоже время счастливый ощущал её жаркий поцелуй на щеке и её объятие.
-Я так ждал тебя, Симона.
Вокруг заулюлюкали, но нам было не до окружающих, мы смотрели в глаза друг друга, подмечая все изменения в нас.
Через неделю, как начался учебный год, Симона не пришла в школу. После уроков, я пошёл к Симоне домой. Хотя не любил к ним приходить из-за вечно полупьяной матери Симоны. Ни бабушки, ни матери Симоны дома не было. Соседи сказали, что мать всю ночь пьянствовала, приведя, домой двух матросов и под утро ушла вместе с ними, а Симону они не видели. Я ещё раз позвонил в дверь. Не знаю, что меня заставило, но я нажал на ручку двери, она оказалась незапертой.
Я кричал, как ненормальный: моя Симона висела в петле с побоями на лице. Верёвка была привязана к крюку, на котором болталась одинокая лампочка. На мой крик прибежали соседи со двора и громко запричитали.
Я плакал навзрыд, читая записку, Симоны.
«Серёжа, я больше жить не хочу, меня обесчестили, а моя мать пьяная хихикала, не защитив меня. Я знаю, ты единственный, кому я дорога, и ты ко мне придешь, волнуясь за меня. Прости меня, прости, я тебя очень люблю, прощай».
У меня подло украли мою Симону, я впервые почувствовал такую пустоту в душе. В первый и последний раз подумал, что мне больше незачем жить.
И только мама поняла меня, не увещевая, горько плача сказала.
-Ты должен жить во имя Симоны, пусть она будет тебе путеводной звездой.
7 сентября 2011