Один провинциал по духу, таланту и сути начал свой новый роман со строчки: «Я пишу о том, чего не видит Бог…» Он поставил многоточие, и перед ним развернулась бездна, которую надо было заполнять человеческими надуманностями.
Литератор не верил в Бога, поэтому строчка была иносказанием. Он имел в виду написать о том, чего не видят, скажем, Лев Толстой или Гоголь. Но тогда получалось, что он мнил о себе слишком много, выходила завышенная самооценка…
Так чего же не видит Бог? Что этот человек направил свои способности на переезд в Москву, на получение достойной квартиры и не менее достойного вознаграждения?
Тот же Гоголь, будучи провинциалом, жил в столицах по углам до самой смерти, а богатое имение, принадлежавшее ему по праву, передал сестрам. Для чего? Для того, чтобы по восемь-десять раз переделывать свои творения и стать гением. Вряд ли ему это удалось бы, если бы он сначала решал квартирный вопрос, делал карьеру в учреждении и печатался по знакомству.
Что касается выдающегося графа, то он не единожды бывал на передовой и ставил жизнь под вражеские пули. Этого Богу вполне достаточно. Однако и Лев Николаевич Толстой больше переделывал, чем написал. Иными словами, выбор у великих писателей был всегда в пользу творчества, а остальное прикладывалось или не прикладывалось.
Кто-то у нас тут пишет: «Что это за Бог, если Он не врежет как следует Америке?» А разве в США нет нормальных граждан? А разве у нас нет кому врезать?
Во времена революций под каток репрессий попадают в основном весьма обеспеченные люди. У них отбирают, их убивают. Они переходят в разряд мучеников. Это не богохульство, а правда. Мы жертв репрессий жалеем, а нынешних весьма обеспеченных товарищей не любим, именуем ворами и требуем наказать…
Мы хотим иметь личного карманного Бога, чтобы Он потакал нашим взглядам и желаниям. Так не бывает.
02.06.2015