Рамзес-ХХ и другие - шорт-лист Время драмы

Александр Балашов



РАМЗЕС-ХХ И ДРУГИЕ



Комедия в 3-х действиях


Действующие лица
Баташов   -   молодой журналист
Хрусталёв   - коллега  и друг Баташова
Зубов   – главный редактор  городской газеты
Наташа – сотрудница газеты
Петухов -  фотокор редакции   
Дружинин – начальник подземно-дренажного  шахтного комплекса
Иванов   – глава города
Марта – студентка-практикантка факультета журналистики
Люська   – актриса  театра «Эрос»
Директор - директор ДК горняков, он же гл. режиссёр театра «Эрос»
Мух – дворник  и рабочий сцены ДК Мухометдинов
Губернатор


Действие происходит в 21 веке, на  территории магнитной Аномалии, где добывают железную руду, в   городе N.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

 Один из кабинетов редакции газеты «Городской вестник». За компьютером работает Баташов. За столом напротив него Хрусталёв пьёт пиво и листает глянцевый журнал.

ХРУСТАЛЁВ. Всё врут календари...
БАТАШОВ (между делом). ...И все журналы то ж.
ХРУСТАЛЁВ. Красиво врать - не запретишь. Свобода слова, свобода выбора. (Отрывает глаза от глянца). Чего ты там строчишь, Сашка?
БАТАШОВ. Информацию в номер. Кто владеет информацией, тот владеет и миром.
ХРУСТАЛЁВ. Чушь собачья.  Как все красивые фразы – враньё.
БАТАШОВ. Может, и так... Мысль произнесённая – уже ложь. А уж  опубликованная – подавно... Но, Лёва, коль мы в отделе новостей, то должны добывать эти новости любой ценой.
ХРУСТАЛЁВ.  Ложь во спасение? В марте на нашей Аномалии ещё зимняя спячка. Новости-и!.. Ау-у! Где вы?.. (Прислущивается).  Нетути  новостей.  В провинции, уважаемый  Александр Сергеич, отсутствие любых пореформенных  новостей – уже хорошая новость.  Разве об этом мы с тобой, Санька, мечтали в универе?
БАТАШОВ. Не хандри, Лёва. Тебя в детстве мамка не ушибла?.
ХРУСТАЛЁВ.  А что, думаю, что ушибла. Именно с тех пор и от меня, как  и от судьи Тяпкина-Ляпкина,  немного водкою  отдаёт... (Бросает пивную банку в корзину для бумаг). Не пойму я, Сашка, как тебе ещё не обрыдло заниматься этим новостным обзвоном!... (Передразнивает). Скажите, девушка, и сколько сегодня добыли железной руды, загрузили окатышей  и выгрузили аглоруды? Так, так... Да ну!.. Зашибись! Спасибочки. Три-четыре обзвона  - и новости Аномалии сляпаны... Новости без новостей.
БАТАШОВ  (не отвлекаясь от работы за компьютером).   Три вопроса. Только три вопроса, как нас  учили на журфаке: ЧТО? ГДЕ? КОГДА? Что такого этакого случилось на нашей Аномалии вчера или  - даже лучше – сегодня? Собака укусила главу города? Это не новость. Новость, когда глава укусит собаку!  Понимаю, Лев Николаич, что читатель ждёт именно такую новостную сенсацию, а не кубометры и тонны добытой руды. Руда, которую на Аномалии уже добывают и отгружают полвека, давно новостью не является...
ХРУСТАЛЁВ. Конечно, когда мы ехали в этот город, многое не так виделось... На расстоянии всё видится романтичнее... (Потягиваясь всем телом). Центральная пресса опять завела шарманку об увеличении пенсионного возраста. А я так думаю, что на Аномалии нам с тобой не суждено будет дожить до «заслуженного отдыха». И это единственный шанс государства  не обанкротить пенсионный фонд. Ты только подожди...
БАТАШОВ  (ёрничая, поёт). Я ждать тебя, пенсия,  всю жизнь готов... Да тираж газеты катастрофически падает... Газета умирает первой. И это будет последней новостью.
ХРУСТАЛЁВ. Двойной новостью – первой и последней.  Кому охота читать об одном и том же? Иванов в который раз на главу баллотируется?.. Все и без нашего вранья знают, какой он незаменимый мэр.
БАТАШОВ. Незаменимых мэров не бывает. Даже в кепках...
ХРУСТАЛЁВ. Вот растерям последних подписчиков, и пойдём с тобой солнцем палимы... Со своей, дырявой, кепкой в руках... Вот тебе и тонны руды, кубометры вскрыши и  ангелоподобные кандидаты на пост главы и депутатов городской думы...(Брезгливо отшвыривает от себя подшивку городской газеты).
БАТАШОВ. Правый должен улыбаться, а не гневаться.
ХРУСТАЛЁВ. Станислав Ильич? Главвред?.. Угадал?
БАТАШОВ. Сенека Младший.
ХРУСТАЛЁВ. Мы сеем, как написано в Библии, а жатвой завладевает другой... Так ежели нет новостей, их нужно придумать.
БАТАШОВ (не отрываясь от работы).  Правда. Ничего, кроме правды.
ХРУСТАЛЁВ. Вижу тебе усердие не по разуму дано... Зря корпишь над новостями, давно новостями не являющимися.  Но строчи, строчи, курилка...  (Цитирует Филатова):

Хороша ль, плоха ли весть, -
Докладай мне всё как есть!
Лучше горькая, но правда,
Чем приятная, но лесть!

БАТАШОВ (подхватывая):

Только, если энта весть
Снова будет – не Бог весть,
Ты за эдакую правду
Лет на десять можешь сесть!..


В кабинет новостного отдела входит Наташа.


НАТАША (капризно). Опять до вас невозможно дозвониться!.. Отключили телефоны, паразиты. Пиво, наверное, сосёте?  Ильич  на планёрку кличет.
ХРУСТАЛЁВ. Прогноз погоды?
НАТАША. Мрачен, аки тьма египетская.
 БАТАШОВ. И зачем мы  Ильичу понадобились, Натусь, а? Мы не сеем ветра, чтобы не пожнать... пожнуть, короче, чтобы не поужинать потом бурь.
ХРУСТАЛЁВ.  Всего год провинциальной газетчины – и прощай, великий и могучий!..
НАТАША. Не собачьтесь, господа сочинители! Шеф гадает, кому какое-то суперответственное спецзадание подсунуть.   
БАТАШОВ. Вот бы и напросилась на подвиг!..
НАТАША. Я на этот месяц подвиг не планирую.
БАТАШОВ. А хочется? По глазам вижу, ох, как хочется, Наташка! Мочи прямо-таки нету... Тебя хлебом не корми, дай плохую весть в отдел новостей принести!
НАТАША. Да я, да я... Вы в самом дальнем кабинете, на отшибе, а ответсекретарь всегда под рукой у шефа. Наташа то, Наташа это, Наташа, чем первую полосу будем забивать?!. Мне уже давно пора  на грудь вешать медаль «За боевые заслуги».
ХРУСТАЛЁВ (в сторону). Лишь бы не «За половые услуги»...
НАТАША. У меня характер не гибкий. Мягкий, но совсем не гибкий. Боюсь, когда-нибудь да сломаюсь, как прутик на ветру... Идите же, дубины стоеросовые! Ильич, небось,  заждался. Влетит-то мне... Девочке для битья.
ХРУСТАЛЁВ (декламирует):

 Ты, Натусь, того, не трусь!
Образуется, Натусь!
Сполню царское заданье -
И целёхоньким вернусь!

НАТАША. Храни вас Бог, Лев Николаевич, пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь... А вот твой великий тёзка, Лёва, не боялся спорить с власть предержащими.
БАТАШОВ. Не корректное сравнение с матёрым человечищем. (Поёт): «Дай рвущемуся к власти навластвоваться власть...».
ХРУСТАЛЁВ (собирая в сумку какие-то бумаги). Ни один пророк не приемлется в своём отечестве...
НАТАША. А вы куда, журналист  Хрусталёв? Главвред предупредил, чтобы собрала вас на  экстренную планёрку.
ХРУСТАЛЁВ (глядя на часы). Совсем забыл, Натуся, дорогая моя девочка!  Совсем забыл – у меня через десять минут встреча с очередным кандидатом в депутаты... Или депутатом в кандидаты? Однохренственно! Постараюсь через час занять своё постылое место за компьютером, чтобы информировать население, но... Что получится, то и получится. Загад не бывает богат.  (Гладит Наташу по волосам).  Только не изображай из себя Ярославну.  Не надо, не надо слёз расставаний, Натали! (Чиркает зажигалкой, прикуривая). Видишь, уже   сжигаю за собой все  мосты! Сгораю и исчезаю в никуда... Как всякая порядочная  нечистая сила.


Хрусталёв поспешно уходит


НАТАША (вопросительно глядя на Баташова). Ну, тогда, господин Баташов, пожалуйте вы от отдела новостей к Ильичу...
БАТАШОВ (со вздохом). Передайте Ильичу, нам заданье по плечу! Тихо! Слышишь? (Прикладывает ладонь к своему сердцу). Это, Наташка, пепел сожженных мостов Хрусталёва стучит в моё сердце.
НАТАША. Дурак твой Хрусталёв! Бессердечный дурак... Когда год назад я узнала, что к нам на работу приедут два выпускника московского вуза, мне, Саня, сон приснился...
БАТАШОВ. В руку?
НАТАША. Что – в руку? Сон, говорю, приснился. А во сне, ты не поверишь, всё-всё, что произошло между мною и Лёвой...
БАТАШОВ. А что, собственно, произошло?
НАТАША. Я беременна...
БАТАШОВ. Как пелось в одной старой песне: «но это временно».
НАТАША. Тебе, Сашка, смехуёчки, а я рожать решила... В будущем, конечно. Когда срок подойдёт.
БАТАШОВ. Та-а-к... А Хрусталёв знает?
НАТАША. Узнает. Когда срок подойдёт. (Достаёт мобильник, смотрит на часы). Давай, Сашка, к главвреду на планёрку! Лёва, сам знаешь, сегодня  в редакции уже вред ли появится.


КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет главного редактора городской газеты.
 
БАТАШОВ (переступая порог).  Вызывали?
ЗУБОВ (не поднимая от писанины головы). Откуда ты, прелестное дитя?
БАТАШОВ (кивая на дверь). Оттуда...
ЗУБОВ. Ты садись, художник слова, от слова «худо»... И отвечай руководителю газеты членораздельно: откуда ты?
БАТАШОВ (пожимая плечами). Да всё - оттуда... Извините, конечно, за прямоту.  Как и все...
ЗУБОВ (передразнивает). Как и все!... (Водит носом).  Всё пиво дуете? В рабочее время... А это алкоголь, между прочим.
БАТАШОВ. Дума ещё закона не приняла. Значит, нет полной ясности у народа: алкоголь ли пиво или любимый народом напиток? А грех не вменяется, когда нет закона.
ЗУБОВ. Этому  теперь вас в ваших «универах» учат?
БАТАШОВ. А раньше этому не учили, что ли?
ЗУБОВ. Раньше родину, отечество учили любить.
БАТАШОВ. В России часто путают «отечество» с «вашим превосходительством»...
ЗУБОВ. Сам придумал?
БАТАШОВ. Приписывается одному губернатору...
ЗУБОВ. Это, интересно, какому же?
БАТАШОВ. Тверскому.
ЗУБОВ.  Зеленину, что ли?.. Врёшь, Баташов, как всегда. Нет у нас нынче таких безответственных губернаторов.
БАТАШОВ. Был такой губернатор в Твери. По фамилии Салтыков-Щедрин.
ЗУБОВ. Так это когда-а было-то!.. Ещё при дремучем  царизме. Когда свободой слова и не пахло...
 БАТАШОВ. Сейчас зато слово пахнет...
ЗУБОВ. Ладно демагогию разводить. Вы там с Хрусталёвым, того... кончайте  в рабочее время пиво сосать. Вот признает дума пиво алкоголем, тогда я вас без выходного пособия  за дверь выставлю... Кстати, а где Лев Николаевич?
БАТАШОВ. Толстой?
ЗУБОВ. Хрусталёв Лев Николаевич, этот нигилист хренов? Господи, и зачем я вас только взял в штат редакции! Где твой коллега, Баташов?
БАТАШОВ. Интервью у какого-то кандидата берёт. Выборы на носу...
ЗУБОВ. Ладно, пусть берёт.... Для кого-то выборы кампания политическая, для нас – сугубо экономическая. Знаешь, какие дыры в бюджете газеты?
БАТАШОВ. Знаю.
ЗУБОВ. Тогда молчи в тряпочку, коль знаешь.
БАТАШОВ (с обидой).  Я и молчу, Станислав Ильич. (После паузы). Или можно – просто Ильич?
ЗУБОВ. Да минует меня чаша сия... И вообще: никакой политики! Сейчас даже новости без политики придумали. Не в моде она в наших СМИ. Без неё проще.
БАТАШОВ. Святая простота...
ЗУБОВ. Что? К чему это ты?
БАТАШОВ. «О, святая простота!» - воскликнул Ян Гус, увидев, как какая-то старушка заботливо подбрасывает в его костёр вязанку хвороста.
ЗУЕВ. Хватит политизации! Во-о она у нас где! Во-о!.. Страна устала от политики. От критики, самобичевания и прчей фигни! Понял, Баташов?
БАТАШОВ. Понял, Станислав Ильич! Пока мне рот не забили глиной, из него будет слышатся только благодарность!
ЗУЕВ. Вот правильные слова! Ведь можешь правильно сочинять, когда захочешь, Баташов. Ласковый телёнок двух маток сосёт... Понимаешь?
БАТАШОВ (кивая). Не понимаю...
ЗУЕВ. Ты у нас прямо, как болгарин какой-то: киваешь, а говоришь, что не понимаешь.
БАТАШОВ. Нет, понимаю, конечно... Но не совсем...
ЗУБОВ. Понимаешь, когда вынимаешь. (Пауза).  Ты, как в старые добрые времена говорили,  молодой специалист, Баташов?
БАТАШОВ. Ну...
 ЗУБОВ. Пальцы гну! Молодые специалисты, как нас раньше, в светлом прошлом, так сказать, учили, должны быть под  надёжным крылом старших товарищей. Я уже заведующим партийным отделом был, когда ты ещё пешком под стол ходил, Александр Сергеевич...
БАТАШОВ. Неужели партия «Единая Россия» уже тогда существовала?!.
ЗУБОВ. «Есть такая партия!» - как образно писал великий поэт. Была... Не менее великая, между прочим, чем нынешняя... И тогда уже было так: ежели не член, то ни городом тебе, ни тем более областью не руководить! Только членам доверяли! Всё как сейчас. Мда... Ладно, Баташов,  давай начистоту!
БАТАШОВ. Попробуем...
ЗУБОВ (загадочно). Ну – как?...
БАТАШОВ. Что – как?
ЗУБОВ. Как, спрашиваю: быт не заедает?
БАТАШОВ. Быт? Нет, не заедает. Цена только... того. Хозяйка квартиры грамотная попалась, раньше в горадминистрации работала.
ЗУБОВ. Так это хорошо, что грамотная.
БАТАШОВ. Хорошо-то хорошо... Да ничего хорошего. Постоянно делает поправку на  рост инфляции в нашем аномальном регионе...
ЗУБОВ. Баташов! Я же сказал: никакой политики! Лучше про секс, про педиков, педофилов, маньяков аномальных... Политика не катит, как ты иногда выражаешься. Не катит. Отвлечь от неё народ требуется. А не то и политизированная кухарка  в Госдуму полезет... А туда, сам понимаешь, только по особым партспискам. И это справедливо. Не каждого ж апостол Пётр в рай пропускает...
БАТАШОВ. Далеко не каждого...
ЗУБОВ. Понимаешь, когда  жизнь заставит понимать... Оглянись вокруг, непризнанный гений! Сколько песен и тем!
БАТАШОВ. Дайте тему. Точку опоры. И я переверну мир с  головы на ноги...
ЗУБОВ. Твоё?
БАТАШОВ. Что?
ЗУБОВ. Выражение.
БАТАШОВ. Только хвост.
ЗУБОВ.  И хвост неплох... Совсем неплох. Потому и даю тебе наводку...
БАТАШОВ. На водку? А сами пиво запрещаете пить...
ЗУБОВ. Да не на водку, а наводку! Навожу, так сказать, на тему...
БАТАШОВ (раскрывая блокнот). Имеющий уши да слышит...
ЗУБОВ.  Ты, художник  бульварного слова, не ёрничай... Мне твои привычки институтки, мягко говоря, не по душе...
БАТАШОВ. Простите, Станислав Ильич, больше не повторится.
ЗУБОВ. Сто двадцать пятое серьёзное предупреждение, как говорили китайские пограничники в бытность моей комсомольской юности... Ну, хорошо, хорошо...   Отвлеклись мы с тобой. На политику.  Куда ж без неё? Ладно. Поговорили – и забыли. Тут мне с ГОКа звонили...
БАТАШОВ. Откуда, простите?
ЗУБОВ. Из дирекции горно-обогатительного комбината.  Так вот, их пэдэка,  то есть подземно-дренажному комплексу, полтинник исполняется. Юбилей, словом. Нужен добротный материал на полосу. Усёк, Баташов?
БАТАШОВ. Усёк, Станислав Ильич. Усёк. А этот  ПэДэКа, то есть подземно-дренажный комплекс, чем занимается в железорудном карьере? Напомните, пожалуйста...
ЗУБОВ (качая головой). Эх, пенкосниматели, пенкосниматели... Золотая  молодежь... Ничегошеньки вы глубоко не знаете и знать не хотите. А знания –  сила. Раньше на всех заборах было написано. Эх, Сашок, Сашок... Живёшь на Аномалии, а знаний с вершок...
БАТАШОВ. Я не волшебник... Я только учусь.
ЗУБОВ. В педека бригады проходчиков, образно говоря, подземные дороги для воды прокладывают.  На глубине в метров сто шахтёры штреки сбивают, чтобы закольцевать подземными каналами весь железорудный карьер. Иначе карьеру – труба.   За неделю эта  ямища превратится в болото. Техника утонет, ГОК остановится... Ясно, что такое ПеДеКа?
БАТАШОВ. Ясно.
ЗУБОВ. А коль так, бери  машину и  фотокора Петухова и  с места – в карьер!
БАТАШОВ. И пока не забили мне рот глиной...
ЗУБОВ. Золотые слова!
БАТАШОВ. Юбилейный материал на полосу, значит... Еду в карьер делать карьеру.
ЗУБОВ.   Сенека Старший? Или всё-таки сам придумал....Ладно, ехай!  Постой, постой... Ты не знаешь, что я забыл?
БАТАШОВ. К своему стыду, нет.
ЗУБОВ. Так, будем вспоминать вместе... Тираж... Да-да, он, как  старый хрен, всё падает и падает...
БАТАШОВ. Предлагаете купить  «виагру»?
ЗУБОВ. Будем поднимать подручными средствами.
БАТАШОВ. Тут  не руки, тут только чудо спасти может...
ЗУБОВ. Вот и сделай его.
БАТАШОВ. Кого?
ЗУБОВ. Чудо, естественно.
БАТАШОВ (после паузы). Вы мне льстите, Станислав Ильич. Я  не святой и не чудотворец.  Я на работе пиво пью... Иногда.
ЗУБОВ. Знаю. Но чудо за тобой. Иначе – уволю за профнепригодность. Как аномального журналиста.
БАТАШОВ. Может, будут какие-то  просьбы будут? Личного, так сказать, характера...
ЗУБОВ. Ничего личного! Прежде думай о родине... Ах, да! Эклер проклятый, дырявая башка... Дружинин там свои пруды зарыбил. Попроси его рыбки прислать...
БАТАШОВ. А много ли прислать? Пудов этак пять или шесть?
ЗУЕВ. Да всего-то мешок, другой... В счёт, так сказать, предоплаты. Карпики там, толстолобики... Словом, сор всякий...


Пауза.

ЗУБОВ. Что скис, старичок?
БАТАШОВ. Нет, мне, конечно, всё равно: что борзыми щенками, что толстолобиками...
ЗУБОВ. Цыц, пенкосниматель! Для Дружинина это лепта вдовицы. А для меня свежая уха. А ты унижаешь своей подозрительностью... Редактору нужно верить. Он твой ум и, если хочешь, то и твоя совесть. И эта... честь тоже.
БАТАШОВ. Простите, я не хотел  унизить вашу честь... Сравнение-то – гоголевское.
ЗУБОВ. Ладно, ладно... Мы с тобой разные университеты проходили.  Проехали? Чего молчишь?
БАТАШОВ. Прилип  к гортани мой язык, как написал бы Шекспир.
ЗУБОВ.  Вот повезло мне с  доморощенными шекспирами!.. Ладно, я Петухова об этой  плёвой просьбе скажу, чистоплюй! Пусть мешок  из гаража захватит. Или лучше – два.
БАТАШОВ (иронично).  Для толстолобиков?
ЗУБОВ.  Не только. И для карпиков тоже.



КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Кабинет начальника ПДК.  Неожиданный для типового кабинета  интерьера: на многочисленных  стеклянных  полках – кости доисторических животных. В кабинете Дружинин, Баташов и Петухов.


ЖРУЖИНИН. Ну, сколько километров под землёй протопала пишущая и снимающая братия? Увековечили для истории сбойку штреков между пятой и шестой шахтами?
БАТАШОВ (устало). Порядок, Иван Иваныч. Спасибо за радушный приём.
ПЕТУХОВ (картавя,не выговаривая «р»):  За Хлеб-соль, мягко говогя.... Фигугально выгажаясь то есть.
ДРУЖИНИ. Простите, как выражаясь?..
ПЕТУХОВ. Фиг -у- гально!
ДРУЖИНИН (пытаясь подавить смех): Вам бы не в газете, а на телевидении работать...
ПЕТУХОВ. Габотал. Не понгавилось, фигугально выгажаясь.
ДРУЖИНИН. Впрочем, у каждого из нас свои тараканы.
БАТАШОВ. Безусловно, свои. Но вернёмся к нашим баранам. (Достаёт диктофон, блокнот). Фоторепортаж будет точно. Материала хватит. И всё-таки позвольте несколько вопросов дилетанта.
ДРУЖИНИ. А я думал, у матросов нет вопросов.
ПЕТУХОВ. Мы не матгосы.
ДРУЖИНИ. Что он сказал? Переведите, пожалуйста.
БАТАШОВ. Непереводимое идиоматическое выражение. Мы вас не утомим...
   ДРУЖИНИН. Три часа под землёй, в гидрокостюмах, под шум воды и буровой машины... Впечатляет? Должно впечатлить и читателей вашей газеты.

Начальник ПДК достаёт из сейфа бутылку коньяка, тарелку с ломтиками лимона.

ПЕТУХОВ (возбуждаясь). Очень, очень впечатляет! Я, можно сказать, на Аномалии годился, а к шахтегам попал впегвые...
ДРУЖИНИН. Мы не шахтёры...
ПЕТУХОВ. Понимаю, понимаю. Гогняки. Да?
ДРУЖИНИН (обидчиво). Почему – говняки?
БАТАШОВ. Перевожу: не говняки, а гор-ня-ки.
ПЕТУХОВ. Вот именно – гог-ня-ки.
ДРУЖИНИН. Пишите (пауза)  «проходчики». Мы же штреки проходим под землёй, в железистом кварците. И тут ни отбойными молотками, ни чем другим, кроме бурения и закладки в шурфы  взрывчатки, эти пласты ничем другим не возьмёшь. Так что – проходчики...
ПЕТУХОВ. Пгоходчики... Слово-то какое, заковыгистое... Нет, всё-таки – «гогняки» лучше. (Листает на дисплее фотоаппарата  только что отснятые кадры). Это кто?
ДРУЖИНИН. Это и есть сам бригадир Приходько. А это его ударная бригада. Это машинист бурового станка. Это взрывники... Прекрасные снимки. Можно сказать, исторические... Представляете крепость наших пород:  направленный взрыв не больше двух метров кварцита берёт. И так метр за метром, день за днём, но окольцевали-таки весь карьер.
ПЕТУХОВ.  А давайте, Иван Иваныч, я вас сфоткую!
ДРУЖИНИН. На памятник, что ли? Не рановато ли?
ПЕТУХОВ. Помни о конце...
ДРУЖИНИН. Я о нём никогда не забываю.
ПЕТУХОВ.  Я не о том конце. А сфоткаю я вас на доску почёта в нашей газете.
ДРУЖИНИН. Ну, фоткуй на здоровье, коль так. Интересное слово. Надо запомнить.
ПЕТУХОВ. Пгофессиональный жаггон...
ДРУЖИНИ. Не понимаю.
БАТАШОВ. Профессионализм.
ДРУЖИНИ. Понимаю. Сейчас много слов откуда-то к нам залетело... Вот скажите, ребята,  что такое «гламурный»? По телевизору каждый день слышу, а что такое – не понимаю.
ПЕТУХОВ (делая серию снимков). Это то, что блестит, но не золото...
ДРУЖИНИН. А что?
БАТАШОВ. Ну, как бы вам объяснить попонятнее... Это не золото, а ярко украшенная на потребу последнему писку моды безделица... Вещь. Или весь человек...  Э-э, словом...
ПЕТУХОВ.  Говно, короче.
ДРУЖИНИ. Ах вот как!.. Значит, когда говорят, что у звезды гламурная внешность – это с негативным оттенком? С запашком, так сказать?
ПЕТУХОВ. Да, да. С запашком, а не оттенком, как говогят штатные золотаги...
ДРУЖИНИН. Кто говорит?
БАТАШОВ. Золотари. Знаете, была такая профессия дерьмо вывозить.
ДРУЖИНИН. Понял. Не дурак. А за вопросы мои «детские» простите...
БАТАШОВ. Моя бабушка говорила, за спрос не бьют в нос. Судя по собранию  в вашем кабинете, простите - офисе, реликтовых костей и окаменелостей, вы  не горный инженер, а скорее  археолог или историк...
ДРУЖИНИН. Да какой там археолог!.. Так, привычка  молодости тащить всё любопытное и необычное в свою хату.  Я ведь геологический заканчивал. А привычка, как говорится, вторая натура.
ПЕТУХОВ. А откуда эти, как их – агтефакты?
БАТАШОВ (осматривая полки). Богатый урожай!..
ДРУЖИНИН. Все оттуда – из земли-матушки. До чрева земли уже добрались. Вон какую ямищу расковыряли!..  Прошли и юрский, и меловой периоды с  динозаврами и  прочими чудами-юдами... Короче, пашем, ребятушки, пашем. А невспаханный пласт урожая не даёт. А урожай – и верно – богатый. Не в каждом  краеведческом музее такие косточки доисторических монстров   сыщутся.
БАТАШОВ. И карьер  осушаете, и историю Земли изучаете... Полезное с приятным.
ПЕТУХОВ. Сколько эти  кости стоить могут?
ДРУЖИНИН. Не приценялся. Придёт время передадим в городской краеведческий. Если возьмут, разумеется, эти, как вы говорите, артефакты.
ПЕТУХОВ. Пгедлагаю выпить за это мёгтвое цагство. Не чокаясь.
ДРУЖИНИН. Что он сказал?
БАТАШОВ. Перевожу с петуховского. Он предложил выпить за эти... исторические находки.
ДРУЖИНИН Поддерживаю тостующего.  (Чокается с гостями, все пьют).
БАТАШОВ. А если бы, скажем, нашли  что-нибудь такое этакое...
ДРУЖИНИН. Что именно?
ПЕТУХОВ. Гламугное...
ДРУЖИНИН. Что он сказал?
БАТАШОВ. Ну, скажем, что-нибудь экзотическое вдруг нашли, сенсационное...
ДРУЖИНИН. К примеру?
БАТАШОВ. Ну, я на вскидку, к примеру – мумию какого-нибудь египетского фараона!
ДРУЖИНИН. Ну вы даёте, братцы! Откуда же в железной руде, в платах самого твёрдого на земле минерала кварцита, на стометровой глубине – и мумия какого-то фараона. Фараоны жили почти четыре тысячи лет назад. А пласты эти формировались миллионы и миллионы лет...
ПЕТУХОВ. Да он к пгимегу...
ДРУЖИНИН. Ну, если «к примеру»...
БАТАШОВ. Что было бы, если бы...
ДРУЖИНИН. Если бы нашли саркофаг с мумией царя египетского, то прославились бы на весь мир честной!
ПЕТУХОВ. А сколько бы стоила эта мумия?
ДРУЖИНИН. Думаю, такие артефакты цены не имеют. Они просто бесценны для  всемирной истории человечества.
БАТАШОВ. Но это была бы сенсация?
ДРУЖИНИН. Суперсенсация. Я бы сказал -гиперсенсация. Кто и когда на Аномалии египетскую мумию какого-нибудь Рамсеса находил?
БАТАШОВ. Нынче с Аномалии в Египет турист снова покатил. Крым – наш, но Египет дешевле. А найди мы тут самую захудалую мумию в саркофаге, так половина России не в Египет, а к нам, на КМА, прямым ходом!
ПЕТУХОВ. Агабские Эмигаты не нефтью, тугизмом пгигастают!..
БАТАШОВ. В Египте кого мумией удивишь?
 ДРУЖИНИ.  В Египте – никого.  А мумия из саркофага, найденного в дремучих недрах Аномалии – это чудо. Потому что этого не просто не может быть, а не может быть никогда! Чувствуете разницу?
ПЕТУХОВ. Чуда очень хочется...
БАТАШОВ. Если хочется верить в чудо – верь! Кто запретит?  И чем невероятнее будет слух, тем охотнее в него станут верить.
ДРУЖИНИ. А доказательства?
БАТАШОВ. Для веры никакие  доказательства не нужны.
ДРУЖИНИН. Представляю,  что будет, если  слух пойдёт: саркофаг с мумией  Рамсеса, пусть не третьего, пусть пятого, десятого или даже двадцатого при сбойке шахт нашли!.. Кто поверит?
БАТАШОВ. Найдутся, думаю...
ПЕТУХОВ. Повегят! В МММ вегят, в любую халяву...
БАТАШОВ. Вера в чудо – в крови нашего человека. Так жизнь наша устроена...
ДРУЖИНИН. Мы рождены, что б сказку сделать былью... Так, кажется?
БАТАШОВ (думая о своём).  Слепая вера –  вот основа любой сенсационной новости.
ДРУЖИНИН.  И, заметьте, господин философ,  чем хуже, труднее, а иногда и беспросветнее  мы жили, тем охотнее  верили в чудо... Даже фильм такой сняли – «Русское чудо». И в него тоже поверили, не  выстраивая никакой доказательной базы. А зачем? Ведь – чудо! В него нужно просто верить. Вот и всё.
ПЕТУХОВ. В коммунизм, напгимег. Где каждому – по потгебности. А потгебности у нашего нагода – о-го-го!..
ДРУЖИНИН. В конце концов устали ждать чуда... Сколько же можно сидеть у разбитого корыта, призывая золотую рыбку. Устали от научных  обещаний чуда и без всяких объяснений вернулись назад, в капитализм. И теперь ждём нового чуда...
БАТАШОВ. А сегодня золотая рыбка спрашивает с экрана лохотрона: «Ну, кто хочет стать миллионером?» А ей в ответ: «Не хотим  больше быть миллионерами! Хотим быть миллиардерами!».
ПЕТУХОВ. Тут и сдохла золотая гыбка...
БАТАШОВ. И вернула бабку к разбитому корыту... Лопнул мыльный пузырь, раздутый до чудесных размеров.
ДРУЖИНИН (смеётся). Спасибо, ребята, за интересный поворот застольной беседы... (Поднимает стакан). За золотую рыбку и дай Бог ей долгих лет жизни  на недосягаемой глубине синего-синего моря.
БАТАШОВ. От корыта разбитого, как говорится,  не зарекайся...
ПЕТУХОВ. Можно чокнуться.

Чокаются и выпивают

БАТАШОВ. Спасибо вам, профессор...
ДРУЖИНИН. Я не профессор. Просто когда спускаешься под землю, многое на земле становится яснее.
ПЕТУХОВ. Пгиятно  было поговогить...
ДРУЖИНИН. Что он сказал? Переведите, пожалуйста.
БАТАШОВ. Мне кажется, что он хочет чего-то попросить у вас...
 ПЕТУХОВ. Выпьем, господа, за полный мешок! (Достаёт из кофра пустой мешок). За то, чтобы всегда стояло! Даже мешок, как говорил Чехов.
БАТАШОВ. Чехов пошлости не любил...
ПЕТУХОВ. А пги чём тут пошлость? Пустой мешок стоять не будет. И Станислав Ильич  и весь твогческий коллектив гассчитывает на вашу спонсогскую помощь в виде кайпиков и тойстоёбиков из вашего пгуда...
ДРУЖИНИН. Что он говорит? Не понимаю!
БАТАШОВ. Непереводимая игра слов. Кайпики и тойстоёбики. Две русские беды. Как дураки и дороги...
ДРУЖИНИН. Ага-ага... Понял, понял... Но ничем помочь не могу. Вчера в прудах спустили воду, а всю рыбу отправили Иванову, по его  личной просьбе... Ну, вы меня понимаете. Вот вам и «кайпики» и «тойстоёбики»... Дураки и дороги. Две вечных беды, с которыми  мы, между прочим,  научились неплохо уживаться.
  ПЕТУХОВ. Тогда выпьем за... благотвогительность. Да не оскудеет рука дающего... За невинно убиенных аппетитом гадоначальника кайпиков и тойстоёбиков!
ДРУЖИНИН. Боюсь, что скоро в их кампании окажется и золотая рыбка. Поджаренная и поданная в сметане.
БАТАШОВ. Тогда - не чокаясь!




КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

Кабинет отдела новостей  в редакции газеты. За своими столами Баташов и Хрусталёв.


ХРУСТАЛЁВ (смотрит в окно). Конец марта, а  на душе осень...
БАТАШОВ (не отвлекаясь от работы за компьютером). Весна! Выставляется первая рама... А у вас, сэр, на душе – осень... Перезагрузи свой компьютер, парень!
ХРУСТАЛЁВ (открывая форточку).   Не плохой вид.  Не купишь? Нынче всё продаётся. Даже вид из окна.
БАТАШОВ. А из вашего окна площадь Красная видна?
ХРУСТАЛЁВ. Не Красная, а площадь Свободы. В её северной части -  белоснежное здание администрации города, правее - Дворец культуры горняков... Меняю вид на вдохновенье!
БАТАШОВ. А кто там гнусавит в мегафон, мешая  мне работать?
ХРУСТАЛЁВ (берёт в руки бинокль). Думаю, это жертвы валютной ипотеки. Рубль – вверх, вниз, вниз, вверх, а долг банку – строго вверх.
БАТАШОВ. Тянет  на  десятистрочную информушку?
ХРУСТАЛЁВ. Нет, не тянет, старичок, не тянет. Шеф  не любит, когда против шерсти...Отправит в корзину, сославшись на банальность.
БАТАШОВ (не отрываясь от работы).  В чём банальность?
ХРУСТАЛЁВ. В обыденности события. Пяток учителей вышли с плакатами, скорее всего,  на несанкционированный митинг у администрации. Судя по  кривым, явно самодельным надписям на плакатах,  требуют вернуть отнятые в кризисный год надбавку... Кризис, взлёт, нормальный полёт... Двадцать лет одно и то же...  Всё течёт, в том числе и наша крыша, а для российского бюджетника ничего не изменяется...
БАТАШОВ (декламирует Филатова). «Энто как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? Мы ж не Хранция какая, чтобы смуту поднимать!»
ХРУСТАЛЁВ (подхватывая). «Кто хотит на Колыму – выходи по одному! Там у вас в момент наступит просветление в уму!».
БАТАШОВ. А сколько им пожаловано в месяц?
ХРУСТАЛЁВ. Средняя зарплата по региону.
БАТАШОВ. Где-то и когда-то я это уже слышал...
ХРУСТАЛЁВ. Бородатая новость.
БАТАШОВ. Новости – наша профессия. А где их, Лев Николаевич, прикажете брать? То не новость, это – тоже... Всё новое – хорошо забытое старое?
ХРУСТАЛЁВ. Конечно, отдел новостей может упомянуть о таком  банальном событии, как то, что я сейчас наблюдаю в военно-полевой бинокль. Ну, что-то вроде, записывай, коль не лень: «В Год литературы   педагоги нашего города вышли на площадь Свободы, чтобы напомнить городу о великой русской литературе...»
БАТАШОВ (перебивает). Не, я серьёзно, Лёва...
ХРУСТАЛЁВ (смотрит на Баташова  в перевёрнутый бинокль). Знаешь в чём весь фокус? Вот так на тебя смотришь... И ты – такой маленький, далёкий, совершенно незначительный человечек, на которого плюнешь – и то не попадёшь. А вот так (переворачивает бинокль) – и ты так близко. Почти лицом к лицу. А лицом к лицу лица не рассмотреть... И эту цитату взяли на вооружение в нашей администрации. Посмотрят в бинокль вот так – человечек малюсенький такой, почти для власти невидимый... Перевернут окуляры – фи, морды наели, а чего-то просите, требуете... Хари-то не лопнут от запросов? Чиновник, он ведь нынче образованный, с академическим образованием современного управленца. Его самодельным плакатиком не пробьёшь, на арапа не возьмёшь.
БАТАШОВ. По тебе, чиновник – враг народа?
ХРУСТАЛЁВ. Сегодня самый злейший и безжалостный.
БАТАШОВ (отъезжая на кресле на колёсиках от компьютера). Что, никак не можешь простить  думакам из городской Думы выволочку за  статью «Платье для голого короля»?..
ХРУСТАЛЁВ. Ильич дал опровержение. Спас, можно сказать... Мол, по вине журналиста Хрусталёва факты оказались непроверенными... Бредятина. Факты есть факты...
БАТАШОВ. Упрямая вещь, как утверждал другой Ильич.
 ХРУСТАЛЁВ (нервно ходит по кабинету). Только я под этим опровержением не подписывался.
БАТАШОВ. По суду бы заставили... Замах ты, Лёвка, не рассчитал. «Дозволяется Юпитеру, но не положено быку»... В провинции этот кодекс строителя рыночного общества свято соблюдается.
ХРУСТАЛЁВ. Проще всё, господин литератор. Проще, примитивнее и противнее. Во все века им нужны были такие Гоголи, чтобы их не трогали...(Пауза). Я знаю, Сашка, ты по ночам рассказы  пописываешь... Пиши, твори, выдумывай! Твои герои – виртуальны. А они – в реальной жизни. Вот где собака зарыта. Одни пописывают, другие почитывают... И все довольны.
БАТАШОВ. Бюджет во все времена пилили, пилят и пилить будут.
ХРУСТАЛЁВ. Не открывай мне Америку! Развивающемуся государству нужна не демократия, а дисциплина. Наши чиновники, депутаты, мэры, пэры и прочие слуги народа  демократию воспринимают как вседозволенность.
БАТАШОВ.  А презумпция невиновности?
ХРУСТАЛЁВ. Никакой презумпции, заявлял Ли Каун Ю. Чиновник не по средствам живёт, значит берёт взятки или ворует. Это ему принадлежит мудрая политика, искоренившая в Сингапуре  безудержное азиатское мздаимство: посади десять министров, остальные  - поймут.
БАТАШОВ. И поняли?
ХРУСТАЛЁВ. Вполне. За тридцать лет  беднейший Сингапур вошёл в тройку стран с самым высоким уровнем жизни населения. Без коррупции  как-то жить в Сингапуре стало лучше, жить стало веселей.
БАТАШОВ. Но этот Ли Каун Ю твой для чиновников не новость...Ведь наш Васька ещё со времён дедушки Крылова нравоучения внимательно слушает, слушает - и ест, ест... Никак, бедный, не нажрётся... (Задумывается). Эврика! Есть, старик, новость! Водка с 1 апреля дешевеет! Морковка, капуста дорожают, а змий зелёный становится доступней и посему  ближе к народу.
ХРУСТАЛЁВ. Из всех антикризисных мер в России эта – самая эффективная. Похоже, для наших славных чиновников другого рецепта сделать жизнь веселей  не было и нет. Одно удивляет:  не обещали,  а вот снизили цену... Водка, Саша, не бензин, где обещают, обещают - да всё никак...
 БАТАШОВ. А что, дорогой Лев Николаич, важнее: обещание или результат?
ХРУСТАЛЁВ. Обещание, конечно! Я Наташке  обещал жениться после первой нашей ночи. Если все обещания выполнять... М-да... Раскатали губы. Когда моему деду, ветерану войны, пообещали улучшить жилищные условия, он три дня праздновал. Всем своим внукам растрезвонил: вот, мол, конец пришёл моим мучениям, хоть перед смертью Васька Хрусталёв, бравший рейхстаг в сорок пятом,  теперь как человек поживёт!..
БАТАШОВ. Ну, и что?
ХРУСТАЛЁВ. Да ничего. Ждал, ждал, потом писал, писал... Не прошло и десяти лет после обещания... И всё.
БАТАШОВ. Что -  всё? Дали новое жильё?
 ХРУСТАЛЁВ.  Дали... На погосте.
БАТАШОВ. И ты деду не помог?
ХРУСТАЛЁВ. Пытался... Трижды ездил к главе того поселения, просил, убеждал, требовал... А он мне и про отсутствие финансирования, и про трудности с кадрами... Сто объективных причин нашёл, чтобы деда в завалившейся хате оставить. Да так проникновенно жаловался мне под дежурным лозунгом, что никто не забыт... Я чуть сам не прослезился его печальной доли провинциального чиновника... Обещал сделать всё, что только можно. И правда, к очередному моему приезду в посёлок даже мешок цемента деду привёз, что б ветеран в стене дыру забетонировал... Не успел солдат победы без дыры в хате пожить – помер в крещенские морозы...
БАТАШОВ. А глава – что?
 ХРУСТАЛЁВ. А что глава? Для  чиновником одним жалобщиком меньше. Главное протрубить, что никто не забыт... Да-а... Слова, слова... Звенит лишь то, что пусто изнутри. Два года уже прошло, как Василий Тихоныч помер, а открытки с факсимильной подписью к 9 мая всё приходят и приходят... Не стёрли из памяти компьютера, вот и шлют покойному поздравления и пожелания здоровья...
БАТАШОВ. Может, правда, не было у того главы возможности...
ХРУСТАЛЁВ. Желания не было. Свои-то жилищные условия, условия родственников своих он за десятилетие пустых обещаний ветерану трижды улучшал. Вот тебе, дедушка, и Юрьев день...
БАТАШОВ. Но ведь был высочайший указ...
ХРУСТАЛЁВ. Указ не про нас. И, как оказалось,  даже не про  деда моего.    
БАТАШОВ. Но ведь можно заставить...Вертикаль должна быть вертикальной! Гаркнуть сверху, кулаком по столу!..
ХРУСТАЛЁВ.  Можно, конечно,  заставить. Принудить слугу народа к исполнению своего священного долга – родине и людям  этой родины служить, а не клясться вертикали в  вечной преданности... Но с одним только  НО... Если вертикаль сама захочет это сделать.. Вот в чём вопрос. А тут даже Салтыков-Щедрин, между прочим,  бывший губернатор Твери, затруднялся с ответом: чего нашим чиновникам больше хочется – конституции или севрюжины с хреном?
БАТАШОВ. Да-а, брат Лев Николаевич...
ХРУСТАЛЁВ. Да уж, брат Александр Сергеевич...Пиво будешь? Нет? А я  ещё хлебну. (Открывает банку). А всё-таки, о чём думали наши родители, назвав тебя Александром, а меня Львом.
БАТАШОВ. Кавээнщики.
ХРУСТАЛЁВ. Твой, наверное, - да. А мой  батя человек серьёзный, без институтских замашек...Председателя колхоза на уазике возил. А вот поди ж – уконтропупил сынка. Я, честно признаюсь,  по отчеству никогда и не представляюсь. Документы подводят.  Прочитают в паспорте – «Лев Николаевич» – и тут же, как нынешние «кавеэнщики», считают своим долгом  несмешно пошутить: «Уж не Толстой, случайно?». – «Нет, не Толстой. Но совершенно случайно», - отвечаю.  А им так смешно, очень смешно  меня с  «зеркалом» сравнивать!..

Входит Наташа

НАТАША. Всё анекдоты травите? А Ильич  заждался обещанной полосы о подземно-дренажном комплексе.
БАТАШОВ (Наташе). Привет тебе, погибшее, но милое созданье!
НАТАША. Здравствуй, Саня!  Согласна только со вторым утверждением.
ХРУСТАЛЁВ.   Ты бы  не своё согласие, а пожрать что-нибудь принесла...Погибоша, аки обри!
НАТАША. В  шестнадцать ноль-ноль пятиминутка у шефа по поводу первоапрельской полосы. Ильич ждёт ваших соображений.
ХРУСТАЛЁВ. Передайте Ильичу, нам все шутки по плечу.
НАТАША. Да ну вас, приколисты... (Усаживается на стол, заглядывая в экран компьютера Баташова).
ХРУСТАЛЁВ. Девушку с  формой попес, как у  Дженни Ферлопес,   интересует совершенно неизящная словесность?
НАТАША (зевая). И скучно, и грустно... Интересно только про кости у начальника ПеДеКа.
БАТАШОВ (вставая из-за компьютера). Да, скучно, девушка, и грустно, и некому морду набить...
НАТАША. Фи, как грубо и пошло... (Принимается рассматривать свои ноги, потом ногти на руках). Зачем этот солярий, этот дорогущий салон красоты, если в нашей муниципальной дыре ни тебе нормального ночного клуба, ни даже кинотеатра «Три Д» нет, где можно было бы поп-корна погрызть с  каким-нибудь бойнфрендом... Мертвечина.
БАТАШОВ (бегло перечитывая подготовленный к печати материал). Душа чуда просит?
ХРУСТАЛЁВ. Давай я тебе на своём буке «Секс в большом городе» в сотый раз прокручу?
НАТАША. Лучше «Большой секс в маленьком городе». Нет, год культуры впустую прошёл, теперь вот год литературы начался...А что изменилось  и изменится для Мухосранска?
БАТАШОВ. Ладно вам прибедняться... А «Спящая царвена-2»? Мы были на генеральной репетиции эротического народного театра...
ХРУСТАЛЁВ. Да, Натали! Скоро наше аномальное болото всколыхнётся – первый  народный  эротический театр России  полуголую Люську в  хрустальном гробу показывать будет. Мы уже были на репетиции, даже снимки из-под полы сделали.
НАТАША. Насмотрятся в московских театрах лабуды всякой – и сюда, к нам, в чистую, с душой народной, хрустальной, как родник, в неразвращенную провинцию тянут...
БАТАШОВ. Народ к разврату готов!
НАТАША. Вы по себе, растлители душ, не судите. Искусство – дело тонкое. К нему только чистыми руками прикасаться можно. Это же – храм, господа! Храм. Соображаете?
БАТАШОВ (дочитывая свой материал).  Был храм, стал бизнесом...
НАТАША. Что вы все заладили – бизнес, бизнес, бизнес!.. Должно же быть у человека хоть что-то святое...
ХРУСТАЛЁВ. Бизнес – это сегодня самое  святое.
НАТАША, Но не на всём же его делать, бизнес ваш!
БАТАШОВ (между делом). Доказано: всё продаётся и всё покупается. Закон рынка.
ХРУСТАЛЁВ. Жена нанимает киллера для мужа-миллионера и делает бизнес на крови.
БАТАШОВ. Журналист продаёт свой талант. Или просто компромат, попахивающий дерьмом. И делает бизнес на информации, которая правит миром и даже сильными мира сего.
ХРУСТАЛЁВ. Засекреченный учёный продаёт «за бугор» госсекреты. И это сегодня  не предательство. Это, говорят нам знающие люди, - бизнес. Предательство рисковый, но неплохо оплачиваемый бизнес...
БАТАШОВ. Причём, Натусик, очень древний бизнес – предательство. Иуда, вспомни, наша боевая подруга,  историю человечества, продал Иисуса всего за тридцатку.  Потом понял, что продешевил. И повесился.
НАТАША.  Да ну вас!.. Есть же в нашей жизни  что-нибудь святое!.. Должно быть! Без этого жизнь человека – не жизнь. Понимаете... Такое  хрустально-родниковой чистоты, сокровенное, не на продажу...
ХРУСТАЛЁВ. Вот говоришь – и сама себе не веришь. Романтизм нынче не в моде. Прагматизм,  Карьера, Успех  – вот боги современного человека. И всё ради него, Золотого тельца.   Сказано же  тебе:  всё продаётся. Вопрос цены только. Продай, купи – и будешь счастлив! Чиновник, скажем,  продаёт свою разрешающую подпись. Чем выше чиновник, тем дороже товар. Так сказать, соотношение цены и качества. Солдат продаёт свою жизнь в Чечне или Ингушетии. Тут те же госзакупки. Только цены бросовые. Жизнь отдельно взятого человека  в России, как и во все времена, не дорого ценится...
БАТАШОВ. Па-а-прошу без политики, как говорит наш Ильич. Пушкин! Сам великий Александр Сергеевич, не мы, щелкопёры провинциальные. Что он, Натусик, писал?
НАТАША (надув губы). Он много чего писал...
БАТАШОВ. Он уже в девятнадцатом веке узрел диктатуру рыночных отношений. Секи, подруга: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».
НАТАША. Ага!.. Вдохновенье всё-таки не продаётся. Значит, есть, есть что-то святое для человека... Не на продажу. Не на тендер или аукцион.
ХРУСТАЛЁВ.  Оставьте, девушка, моральные сентенции прошлому времени, «Бедным Лизам», наконец.  Искусство сегодня такой же бизнес, как танцы на шесте, как торговля своим телом... И театр – тоже бизнес, а не храм души человеческой. Есть театры-снобы, театры-консерваторы. А есть успешные. Нынче мера таланта – рубль. Или доллар. Или евро. Курс в кризис постоянно шатается, но суть от этого не меняется.  Если люди несут свои деньги на  зрелище, то всё остальное не важно – ни мораль, ни текст, ни скрытый автором подтекст.
БАТАШОВ. Тут уже включается подсознание. Основной инстинкт, как и чувство голода, он у всех работает одинаково: и у мэров, и у пэров. Остальное – сплошное любопытство. Поверь нам, Наташа! Мы в универе с Хрусталёвым спектакль для факультетского СТЭМа сочинили. Просто нарезали строчек из произведений Пушкина. Неплохо вышло, первое место в общеуниверситетском конкурсе «Традиция».
ХРУСТАЛЁВ (цитирует Пушкина): Как ветер песнь его свободна, зато как ветер и бесплодна: какая польза нам от ней?
БАТАШОВ (подхватывает тему из их  студенческого спектакля): Подите прочь – какое дело поэту мирному до вас! В разврате каменейте смело. Не оживит вас лиры глас!
ХРУСТАЛЁВ. Нынче и в провинции «смело каменеют в разврате». Вон в ДК горняков Пушкинскую «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях» репетируют. Назвали  эротическую постановку «Спящая царевна-2». Валерий Павлович, руководитель «Эроса» на всех местных тусовках трубит, что это не спектакль, а секс-бомба на головы обывателей. Ему бы, мол, ещё нескромный скандальчик для рекламы – отбоя от зрителей не будет.
  БАТАШОВ. Зрительский успех уже до премьеры  запрограммирован. Этот заслуженный работник культуры  Кавказских гор знает, на что ставить. Представьте себе, коллеги: у ведущей актрисы народного эротического театра сценический псевдоним – Люська  - Золотая Попка. Или Золотая Сиська?.. Ну, где-то так. Публике, впрочем, без разницы – было бы хоть что-то золотым. Золотой голос России, золотое перо, золотая сиська...
ХРУСТАЛЁВ. Лучше  – Золотая Писька. Касса будет полнее.  Чего уж  там к лицемерным смягчениям прибегать?  Русский мат и европошлость с подачи минкульта у нас  театральную кассу давно  и верно пополняют  конвертируемым рублём. И минкульт согласен, что в этом щепетильном вопросе современным режиссёрам чеховская скромность как-то не к лицу.  Называй вещи своими словами –  и к чёртям собачьим эвфемизмы! Ещё Раневская возмущалась: «Странное дело, жопа есть, а слова – нет».  Нет, братцы, сначала  - слово, а потом уж всё остальное...(Обнимает Наташу) «Увы! Язык любви болтливый, язык неполный и простой, своею прозой нерадивой тебе докучен, ангел мой».
НАТАША (закрывает Хрусталёву рот ладошкой). Замолчи, певец русского мата! Недаром тебя Львом Николаевичем кличут... (Передразнивает)  «Золотая Попка»!..Да было бы что этой девке показывать!.. Наши данные (оглядывает свою фигуру) нисколько не уступают Люськиным, но скромность деву украшает. И где только наш перфекционист доморощенный оторвал эту, прости Господи, порнозвезду?
ХРУСТАЛЁВ. Спроси у перфекциониста. А нам тут риторических вопросов не задавай.
НАТАША (пропуская слова Хрусталёва мимо ушей):   На каком вокзале  наш заслуженный деятель культуры нашёл эту дешёвку, которая приводит в восторг безмозглых мужиков?!. Не хочу  слышать ни про её  золотую, ни про серебряную...  Ты слышишь меня, Лёва? Ты слышишь?!.
ХРУСТАЛЁВ. Когда кричат люди, их не слышат. (Сам срывается на крик).  Дай же, наконец,  Сашке закончить нетленку, а мне спокойно допить пиво!..
НАТАША. Грубиян! (Достаёт платочек, шумно сморкается).  Ты, бесчувственная скотина, ранишь мне душу, судьбою вверенный мне дар...
БАТАШОВ (не отрываясь от работы на компьютере): Какая боль, какая боль!...  Лёва  - Наташа: пять ноль!
ХРУСТАЛЁВ. А ты, Натали, не сопи, а  приходи, как стемнеет, на сеновал... Будем твои нервы лечить.
НАТАША (прячет платочек).  С кузнецом, разумеется?..
ХРУСТАЛЁВ. Что – с кузнецом?
НАТАША. Приходить-то?
ХРУСТАЛЁВ. Зачем нам кузнец? У нас свой имеется. (Кивает в сторону Баташова). Сашка обещает к 1 апреля сковать маленькое провинциальное чудо. А мы будем присутствовать при его рождении. Идёт?
НАТАША. Чудо – это опять море пива и тазик креветок?
БАТАШОВ. Ты предпочитаешь раков?
ХРУСТАЛЁВ. Я тебе потом как-нибудь скажу, как она предпочитает...
НАТАША. Дурак! Дурак, а не лечишься...
ХРУСТАЛЁВ. Не боись, дурочка.  Креветки будут с гонорара. А пока обойдёмся отечественным холестерином, что присутствует в банальной яичнице.

Баташов заканчивает работу, поднимается из-за стола с  вычитанной полосой в руках.

БАТАШОВ. Ну, братцы, я к  Ильичу! Если не вернусь, не считайте  меня коммунистом!

Баташов вкладывает готовый материал в папку и уходит.


НАТАША. (Поглаживая длинные  волосы Хрусталёва). Нет, правда, ту у меня, не Лёвушка, а  настоящий  Лев! Какая грива, царская грива, Лёва!... Тебя бы, красавчик, да в современный интерьер. Бриллианту требуется оправа... Ну, не злись, не злись, Лёвушка... Правда, у меня аллергия на вашу холостяцкую  съёмную однушку. С совмещенной ванной и туалетом.
ХРУСТАЛЁВ. Зато у нас  свобода и сексодром производства Шатурского мебельного комбината -  бескрайняя тахта, купленная хозяином квартиры   в  славное дореформенное время ещё по талону профкома. Да две раскладушки плюс клеевая музЫка. (Загибает пальцы). Да и совсем запамятовал... И ещё  китайская шёлковая ширма. Для тех, кто в любви ищет чистое, хрустально-родниковое... Любовь ведь по-твоему не продаётся?
НАТАША (целует в щёку Хрусталёва). Это не предмет купли-продажи...
ХРУСТАЛЁВ. А что же продают девочки у «Гранд-отеля»?
НАТАША. Несчастные торгуют телом... В городе свирепствует безработица.
ХРУСТАЛЁВ. Им, голубушка, даже в кризис высокооплачиваемая работа гарантирована. Основной инстинкт!
НАТАША. Основной инстинкт. Кто же против, котик... Только не в однушке или совмещенном с ванной туалете...
 ХРУСТАЛЁВ. Какая условность! И это говорит театральная натура, девушка, ищущая чистой любви! А ширма!
НАТАША. Что – ширма?
ХРУСТАЛЁВ. Ширма в нашей холостяцкой однушке. Раздвигаешь ширму – и пожалуйте, дорогие брачующиеся, в милую спаленку...
НАТАША. Дырявая тряпка из искусственного шёлка на косой раме называется «ширмой»?
ХРУСТАЛЁВ. Пусть бросит в меня камень, кто назовёт это китайской стеной. Ширма и есть ширма. Раритет. Бесценный. Нам за эту ширму один китайский мандарин хотел...
НАТАША (заканчивает фразу). ...В глаз дать.
ХРУСТАЛЁВ. Это Сашкино придание. За этой ширмой его отец с другой семьёй всю жизнь прожил. Две семьи уживались. И ничего. А что  нам нужно, чтобы достойно встретить  свое счастье. Одна пара тут, другая там, за ширмой. Ширмачи, ширмачи, ширмачи... Это звучит гордо.
НАТАША. А кто будет второй парой? Я на групповуху не подписываюсь...
ХРУСТАЛЁВ. Ты за кого  меня принимаешь, девочка? Меня - работника пера и топора! Приведёшь свою подругу. Ну, ту студенточку-практикантку. Из  горной академии...
НАТАША. А разве есть игорная академия?
ХРУСТАЛЁВ. Игра слов, дурочка. Не игорная, а горная. Ловишь разницу?
НАТАША.  Ах, из горной! Ну так бы и сказал!  (После паузы). Марту, что ли?.. Так она - будущий маркшейдер. Не наш круг, Лёва.
ХРУСТАЛЁВ (привлекая к себе Наташу). Ты ещё очень плохо знаешь всех членов моего кружка, не говоря уже о симпатиях Александра Сергеевича. Ему очень импонируют женщины умирающих профессий... Почти такие, как ты, мой драгоценный ответсекретарь и метранпаж по совместительству. Ты, душа моя, очевидно и не догадываешься, что твоя профессия когда-то звалась гордо и загадочно – метранпаж. Это паж величиной с метр... Вместе с кепкой.
НАТАША (садясь к нему на колени). Кто это – умирающая?  Я – умирающая профессия?!. Это тебе-то говорить! Тебе, кому я отдалась первой, моему...  почти первому моему мужчине... Потому что тот первый не считается...
ХРУСТАЛЁВ (целуя Наташу). Кто у вас не первый, тот всегда второй... Да, Натуся? А прилагательное «умирающая» - так это я про профессию маркшейдера... Странное сочетание. Есть в нём что-то иудейское   Марк по фамилии   Шейдер.



КАРТИНА ПЯТАЯ

Съёмная однокомнатная  комната, в которой живут Баташов и Хрусталёв. За окном – глубокий мартовский вечер.  Наташа, Марта и Хрусталёв (посредине)  лежат на огромной тахте и, хрумкая, едят яблоки.  Тихо звучит музыка. За столом, на край которого сдвинуты  две  бутылки сухого вина и яблоки на тарелке,  работает Баташов. Его лицо освещено голубоватым светом, идущим от экрана ноутбука.


ХРУСТАЛЁВ. Ещё одно, последнее сказанье... Ей, Пимен! Скоро ль летопись окончится твоя?  Сотворил чудо?
НАТАША (зевая). Санечка, готово ли твоё первоапрельское блюдо. Не томи душу. Коллегам его нужно подавать только горячим.
БАТАШОВ. Кончаю!.. Трудно перечесть...
ХРУСТАЛЁВ. Какой затяжной оргазм. И это, заметьте, вдохновенье, а не виагра.
МАРТА. Не мешайте Санечке... Мне его так жалко...
ХРУСТАЛЁВ. Жалко? Это почему, Марток?
МАРТА. Мы тут лежим, яблоки едим, а он в поте лица своего...
ХРУСТАЛЁВ. (вставляет). Клевещет... Ладно, нехай клевещет... Что-нибудь да и нам останется здесь, в злачном месте.
НАТАША. Знаете, откуда произошло это выражение – «злачное место»?
МАРТА. Откуда, Наташенька?
НАТАША. Ты не поверишь! Из заупокойной молитвы...(Водит носом). Ой, Натусик! Что у тебя за духи?
ХРУСТАЛЁВ. Этой «Красная Москва», в наследство от  номенклатурной бабушки достались...
НАТАША. Дурак! Нос, как у Гоголя... Как у карлика Носа, а не чувствуешь аромата  весеннего Парижа...
ХРУСТАЛЁВ. Не вкладывай персты свои в мои язвы.  Нос – это мой  важнейший сексуальный орган. И запомните, девушки: для мужиков самую главную роль  среди факторов раздражения чувствительности и в стимуляции сексуального возбуждения играют запахи.
МАРТА. На подсознательном уровне. Я читала...
ХРУСТАЛЁВ. Умница! Сразу видно спортсменку, красавицу и отличницу и горной академии.
МАРТА. Нет, правда, я читала... Об этом ещё с давних времён узнали женщины и превратили запах в своё грозное оружие в деле охоты на мужчину.
ХРУСТАЛЁВ (привставая на локте, с деланным восторгом глядя на Марту). Какая женщина! Какая, мама мия, женщина!.. Собе б такую...
НАТАША. Зависть – мать всех преступлений. В том числе и на сексуальной почве...  (Капризно).  Хочу вина! Хлеба и зрелищ! Кончай, Сашка, быстрей! Мочи нету...
БАТАШОВ. Так, минуточку... Всё. Точка, ру! (Откидываясь на спинку стула). Ай да, Сашка!.. Ай да, сукин сын!
ХРУСТАЛЁВ. Ну вот, милые дамы, первоапрельский пирог испечён и подаётся к столу, как вы и просили, горяченьким.
БАТАШОВ (потирая руки). С пылу-жару!
ХРУСТАЛЁВ. Читай, брат Пушкин! Читай, Баташов Александр Сергеич! Сейчас посмотрим:   сукин ли ты сын, Сашка, али так собе – перфеционист-неудачник.
БАТАШОВ (снова припадая к ноутбуку). Сейчас, сейчас... Успеете  и насладиться, и упиться.   Только чур меня, автора «Уникальной находки»! Предупреждаю перед вашими  восторженными отзывами: «Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить и в подлости оттенок благородства!».
ХРУСТАЛЁВ. «Люди, будьте бдительны!», - всякий раз говорил один великий журналист, когда преступал порог налоговой инспекции.
МАРТА. Ребята, Саша и Лёва, а что вы заканчивали? Ежели не секрет, конечно.
ХРУСТАЛЁВ. Мы из своего универсального образования секретов не делаем. Хороший вуз МГУП.
МАРТА. ЭмГеУ? Отличный универ.
ХРУСТАЛЁВ. Лучшее, Марток, враг хорошего. Мы с братом Пушки..., ну, в общем, с Александром Сергеевичем, закончили государственный университет печати. Он с красным дипломом. Я, как и мой нос, с синим. 
МАРТА. А на кого в вашем МГУПе учили?
ХРУСТАЛЁВ. Ну, как бы объяснить на пальцах?.. Это место, где готовят специалистов в области технологии полиграфического и упаковочного производства...
НАТАША. Они  - упаковщики.
МАРТА. Правда?
ХРУСТАЛЁВ. Истинная правда. Сегодня факультет журналистики нашего МГУПа выпускает исключительно идеальных «упаковщиков действительности». Вам какой ленточкой перевязать кусочек отраженной  в СМИ жизни – красной или голубой?  Завернуть в золотую или серебряную бумагу  конфетку?
БАТАШОВ (не отрываясь от дисплея компьютера): А из чего конфетка-то?
ХРУСТАЛЁВ. Вот он, сакраментальный вопрос вопросов армянского радио: из чего конфетка наша?
НАТАША. Только, умоляю братцы, без политики... «Но политИк!» - как любит повторять наш главвред.
БАТАШОВ (закончив свой первоапрельский материал-розыгрыш).  О чём шумите вы, народные витии? Будете слушать?
МАРТА. Будем, будем!
ХРУСТАЛЁВ. Исполняется впервые.
МАРТА (захлопав в ладошки). Я вся – внимание!
НАТАША. Ты сперва введи в тему. Это для печати?
БАТАШОВ. Для неё, родимой! По заказу Ильича. Всенародному  отечественному празднику – Дню Дурака – посвящается...
ХРУСТАЛЁВ. Печать, напоминают и сегодня большевики в Госдуме - это  острое оружие... Каждый автор нынче, во времена безцензурья, сам о технике безопасности заботится должен. Иначе легко получить ранение. Вплоть до смертельного. Это  современная партийная доктрина.
НАТАША. Лёва, а у  твоей партии сексуал-демократов какое оружие?
ХРУСТАЛЁВ. Я бы сказал, вчера оно было  обоюдоострым, а с тобой, Натуська, стало обоюдосладким.
БАТАШОВ (перебивая  воркующую  парочку).  Да слушайте вы, черти!
ХРУСТАЛЁВ. Женщина! Отстаньте от меня!.. Дайте, наконец, неизвестному  гению шанс стать известным.
НАТАША. Я тебе два шанса дам, только замолчи хоть на минуту...
БАТАШОВ (откашливаясь). Рубрика: «Упреждая 1-е апреля».
МАРТА. Почему – «упреждая»? Я знаю, охотники, целясь в летящих уток, стреляют на упреждение. Чуточку вперёд.
ХРУСТАЛЁВ. Откуда такие познания в стрельбе?
МАРТА. Папа охотник.
БАТАШОВ. Мои поздравления, Марток!  «Упреждая», потому что наша газета выходит в пятницу, а 1-е апреля  в этом году приходится на  понедельник.
НАТАША. А по понедельникам наша газета не выходит.
ХРУСТАЛЁВ.  И ты – умница, рыбка и птичка одновременно. Этакий мутантик симпатулик... (Баташову). Слушаем, слушаем первоапрельский прикол Александра Сергеевича в оригинальном  авторском исполнении...
БАТАШОВ. Заголовок репортажа – «Уникальная находка». Преамбула. «Впервые на территории Средней полосы России найден подобный артефакт –  саркофаг с мумией египетского фараона Рамзеса-ХХ. Гробница с уникальной  находкой  на днях обнаружена во глубине железных руд КМА, на глубине  более 100 метров от уровня моря, при сбойке штреков горняками подземно-дренажного комплекса горно-обогатительного комбината. 1 апреля уникальная находка будет выставлена для всеобщего обозрения в образцовом ДК горняков, а затем её увезут в Москву, в институт египтологии для дальнейших исследований...».
НАТАША (зевая). И много у тебя, Саша,  ещё страниц?
БАТАШОВ. Четыре...
ХРУСТАЛЁВ. Наша Натали длиннее объявлений о знакомствах ничего  в своём издании не читает. Аллергия на  любую некоммерческую информацию.  Весьма распространенная болезнь в некогда «самом читающем обществе». Так что, давай, старичок, адаптированный для девушек вариант.  Литературные изыски – не бриллианты, они  враги современных  девушек.
БАТАШОВ (обиженно). Как же, блин горелый, Толстой «Анну Каренину» Софье и гостям Ясной Поляны читал?
НАТАША. Так она уже после второй главы ходила на пруд топиться... Её пышный бант на заднице спас. А у меня такого наряда, увы, нет.
 БАТАШОВ (махнув рукой). Во всех ты, душенька, нарядах хороша... Ладной, нетерпеливые и неблагодарные мои слушатели!  Слушайте либретто первоапрельской шутки.  Её сюжетный скелет. Слушайте и не говорите потом, что не слышали, что это шутка.
МАРТА. Не говорите красиво, Саша. Мой папа, когда приходит с охоты, бывает  красноречивее Жириновского. Мама утверждает, что  словесный понос от  вынужденного вранья.
БАТАШОВ. И ты, Марта!.. (Хрусталёву). Налейте вина, поручик  Хрусталёв.
ХРУСТАЛЁВ (разливая вино по фужерам). Так что там стряслось, на Аномалии в канун 1-го апреля? Славные  аномальные горняки сбивали штреки своей подземной проходки и, как я понял из преамбулы, нечаянно наткнулись на мраморный гробик с мумией Рамзеса-ХХ. А как эта засушенная кукла в бинтах с невообразимым порядковым номером «20» попала  в пласт самого твёрдого минерала на земле – железистого кварцита, ась?
МАРТА (восхищенно). Прикольно...
БАТАШОВ.  Сразу видно отличницу! Именно – прикольно. Это же первоапрельский розыгрыш наших читателей. Ро-зыг-рыш. Есть такая передача...
НАТАША.  И у неё, понятно, своя задача. Но, замечу автору, что на Аномалии и чувство юмора немного странное,  аномальное...
БАТАШОВ. Почему это?
НАТАША. Поверьте мне, господа  гении. Я тут родилась. Я знаю. Тут смеются, когда надо плакать. И наоборот: плачут и топочут ногами, когда можно просто улыбнуться.
ХРУСТАЛЁВ. Ладно, старичок, не думай о коллеге свысока... Ты лучше ответь мне: в розыгрыше логика нужна? Ну, хотя бы элементарная.
БАТАШОВ. Нужна, господин логистик.
ХРУСТАЛЁВ. Логистик – это грузчик на современном  менеджеровском жаргоне. Скажи мне, кудесник, любимец богов, откуда на КМА взялся саркофаг с мумией никогда не существовавшего Рамзеса двадцатого?
БАТАШОВ. По моей логике парадокса... Это же шутка для Дня Дурака! Парадокс.
МАРТА. И гений – парадоксов друг... Так у Пушкина, кажется, господа литераторы?
ХРУСТАЛЁВ. Марта, время и наш Ильич всё расставят по местам. Со временем. Но какой дурак поверит в то, что египетская мумия, которой четыре тысячи лет, в саркофаге попала в недра Аномалии? На глубину в сто метров. Её что, лопатой в кварцит закопали? Нужен не только прикол. Нужна реалистическая версия.
МАРТА. А вот если какой начальник клюнет на этот прикол, то, как круглого дурака, снимать его с работы! Вот и вся версия.
БАТАШОВ. Ну, по моей версии, египетские патрошители пирамид продали мумию с саркофагом какому-либо индийскому падишаху или там  визирю. Люди всегда торговали, контактировали между собой  даже в стародавние времена. Прошли века -  и в Индию приплыл из Твери русский купец Афанасий Никитин. И тот индийский падишах  дарит ему, в знак завязавшихся торгово-экономических отношений, свою святую реликвию – мумию Рамзеса двадцатого... У сильных мира сего такие подарки в порядке вещей... Были...
НАТАША. Сейчас если подарок больше трёх тысяч рублей стоит – считается взяткой.
ХРУСТАЛЁВ. О времена, о нравы!.. Не даром я тебе подарил всю Вселенную... Чисто символически. Чтобы не посадили, как коррупционера.
БАТАШОВ. Раньше дорогому гостю дарили самое дорогое...
МАРТА. Честь, например!
БАТАШОВ. Жену, саблю и честь – никому!
НАТАША. Дальше, дальше, сказочники аномального королевства! А то у меня сексуальный голод борется с  химической изжогой от яблок из супермаркета. Мы остановились на том: дорогие подарки – это хорошо или плохо? Даришь – значит подкупаешь.
ХРУСТАЛЁВ.  Бывают немотивированные подарки. Вспомните историю государства советского. Подарил, значит, Брежневу Никсон тоже лучшую американскую машину миллионеров «Линкольн»... Как бы немотивированно.  Бывает... И падишах Афанасию мумию всучил.  Но скажи, как тот Афанасий до нашей   Аномалии дотащил того засушенного  Рамзеса, но  в каменном саркофаге?
БАТАШОВ. Проще простого. Это у меня в репортаже профессор Института египтологии  Бенкендаев  объясняет.
МАРТА. А что, есть такой институт – египтологии?
БАТАШОВ. Господи! Это же, как ты сама говорила, прикол. Тут что ни фраза, то прикол.
НАТАША. Обман народа, грубо говоря...
БАТАШОВ. Розыгрыш, а не обман.  Ясно? И, пожалуйста, с этих позиций принимайте позицию Бенкиндаева...
ХРУСТАЛЁВ. А кто это?
БАТАШОВ. Нужно было слушать весь  прикол, тогда бы не было ваших глупых вопросов.  Это доктор египтологических наук из института египтологии в Москве. Так вот, родственники Фомы Неверующего! Тверечанин   Афанасий  торговал с курскими купцами.  И в знак любви и благодарности за возможность беспошлинно торговать на курских ярмарках подарил высшему духовенству Коренной пустыни  святые мощи Рамзеса двадцатого.
ХРУСТАЛЁВ. Их всего, кажется, четыре было.
БАТАШОВ. Мать вашу!.. Это ж – при-кол! Только дурак клюнет на двадцатого!.. Сколько их придёт на выставку, городских дураков? Пять, шесть – не больше.
ХРУСТАЛЁВ. Спокойно, дружище, спокойно!  Ладно, пусть двадцатый. Но как он, точнее его высушенная мумия оказалась зарытой  в железистый  кварцит аж на 100 метров? Ты сам писал, что  сегодня взрывом в нём проходят метр или два за смену. А тогда лишь лопатой управлялись...
БАТАШОВ (раздраженно). Духовенство, всем скопом за дело взялось. От татарской орды святыню спасали. Тем татарам всё равно было что жечь – храмы, мумии... Что горело, то и жгли. Тогда взялись монахи за лопаты, как сам догадываешься... Дружно – не грузно! Усёк, Лёва?
ХРУСТАЛЁВ. Я-то усёк, а вот усечёт ли  начальство? За Ильича я спокоен. Если завтра с четвёртой снимем кулинарные советы, то с «Уникальной находкой» в пятничный  номер успеваем... Шеф за шанс поднять хотя бы на сотню-другую сдыхающий тираж, обязательно уцепится.  В противном случае, лишившись читателей, газета сама по себе тихо умрёт. А вот учредитель... Времени на согласование с Ивановым у шефа не остаётся.
НАТАША. А пусть об этом у главвреда голова болит. Без нас согласуют и перетрут.
МАРТА. Свобода – слову!
БАТАШОВ.  Риск минимальный. Я всё продумал. Тридцать три ляпа, один другого хлеще. У меня там, в  репортаже, когда электричество вырубилось, горняки себе спичками подсвечивают. Мол, что это там за мраморный гробик? Да и не взрывами, а шахтёрскими  отбойными молотками по нему долбят... Всё-таки дураков на Аномалии гораздо меньше, чем плохих дорог.
МАРТА. Может быть, поровну?
НАТАША. Тогда для кого всероссийский праздник – День дурака?
МАРТА. А этот праздник считается выходным?
ХРУСТАЛЁВ. Нет, рабочим. Понедельник – день тяжелый.
БАТАШОВ.  Боюсь, что никто, как и вы, не проколится на «Уникальной находке». На Аномалии все знают, как руду железную добывают. Там у меня несуразица на несуразице и глупостью погоняют друг друга. Когда «гробик» вытащили...
НАТАША. Какой гробик?
ХРУСТАЛЁВ. Саркофаг, голубушка.
МАРТА. Как интересно-о, Саша! Триллер прямо... С историческим уклоном.
БАТАШОВ. Когда, значит,  саркофаг на поверхность из шахты вытащили, то самый любопытный горняк взял пожарный  топорик со щита  и вскрыл гробницу. А там – золото, бриллианты!..
ХРУСТАЛЁВ. Лучшие друзья девушек. Значит, и мои друзья.
БАТАШОВ. Возможно. Короче, тот горняк ничего трогать не стал, а позвонил в милицию. И тут же на стареньком уазике прилетает сержант Шарков, который и позвонил в Москву, в институт египтологии...
НАТАША (после паузы). Не поверят!   Сержант же не дурак, чтобы золотом с камушками делиться...
ХРУСТАЛЁВ. Надо его назвать «сержантом полиции». В то, чего ещё нет, верится легче.
БАТАШОВ. Ну, а в конце репортажа профессор Бенкендаев говорит, что он, прилетев на военном самолёте, как увидел мумию, так сразу и понял: это никто иной, как Рамзес-ХХ. По скрещенным на груди рукам, мол, догадался...
МАРТА. А чем всё кончится, Саша?
БАТАШОВ. В репортаже, ты имеешь ввиду?  Последним предложением, что уникальная находка по просьбе горожан 1 апреля будет выставлена в образцовом Дворце культуры горняков с такого-то и по такой-то час. А потом Рамзеса двадцатого увезут в Москву, в институт египтологии. Для дальнейших исследований. Усекли, неандертальцы, в чём  соль?

Пауза.

ХРУСТАЛЁВ. М-да... Нагородил ты, Шурик... Некого будет с работы снимать. Не придут сановные дураки на выставку.
НАТАША. Иванов любит ленточки перерезать. В предвыборную кампанию это хороший пиарский ход.
НАТАША. Ну, вы   человека с редкой фамилией  за дурака не  держите... Он же – глава! От слова «голова». Вы читали его последнюю статью  «Как сократить дефицит бюджета?»?
БАТАШОВ. «Читали»?.. Да я ж эту статью писал. Сама знаешь.
МАРТА.  Какой вы умный, Саша! Скажите, а почему во все времена, ну, практически во все, даже при царизме,  нам  так   не везёт на правителей? Такая богатая страна, а живём плохо, вечно в отстающих... 
ХРУСТАЛЁВ. Ты же в школе училась...
МАРТА. В школе мы это не проходили.
ХРУСТАЛЁВ. Ну как же! А  стихи Некрасова? «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, Матушка Русь!».
БАТАШОВ. Нам бы не ума – ума нам хватает! -  нам бы любви к друг другу побольше...
ХРУСТАЛЁВ.  Любовь и голод правят миром.
МАРТА. А что, если бы не ваш рассказ, то прочитав «Уникальную находку» в газете, я бы обязательно поверила... На все сто! Вы, Саша, гений. Второй Александр Сергеевич в России и первый на Аномалии.
БАТАШОВ. Спасибо, Марточка. Хоть какой-то  один положительный отзыв.
МАРТА. Я в детстве даже в младших классах верила, что Емеля на печи к царю ездил. На Новый год печь эта фанерная, но с дымком из трубы, по всему городу до сего дня раскатывает. Народ свято верит в чудеса. Я в прошлом году в Крестном ходу с чудотворной иконой в Коренную пустынь ходила... Ноги убила, а на душе – легко, чисто и покойно так стало... Чудеса. Как в них не поверить, когда они  всё-таки есть.
ХРУСТАЛЁВ. Скорее, в халяву верят, чем в чудеса.
НАТАША. Это, по-моему, одно и то же. Раз, два – и в дамках. Я до третьего класса верила, что из лягушки, в определённых, конечно, условиях, может произойти царевна.
ХРУСТАЛЁВ. Пустил Иван-царевич стрелу, поймала стрелу лягушка. Ударилась лягушка  о землю – и превратилась в доброго молодца. «Самец попался», - подумал Иван-царевич.
НАТАША. Дурак ты, Лёвушка... А Сашка, чувствую сердцем, прославится своим Рамзесом.
ХРУСТАЛЁВ. Известное дело – хорошими делами прославиться нельзя.
МАРТА. Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца.
БАТАШОВ. Вот не думал, не гадал, что будущие маркшейдеры сегодня на ты с Александром Сергеевичем.
МАРТА. Вы себя имеете ввиду?
НАТАША. Обоих.
ХРУСТАЛЁВ (поёт, подражая Высоцкому). Целовалась на кухне с обоими.
БАТАШОВ. Если бы ты знала, Марточка, из какого  мусора я собрал  своего  Рамзесика...
НТАША. Конфетка вышла.
ХРУСТАЛЁВ (смеётся). Армянское радио спрашивают: «Можно ли сделать конфетку из говна?». «Можно, - отвечает армянское радио. – Но это будет конфетка из говна».
БАТАШОВ. Не вижу связи.
НАТАША. А я вижу, Лёва! Это конфетка для дурака.
ХРУСТАЛЁВ.  Глупости. При чём тут дураки? Их во все времена на Руси хватало.   Знайте, умники, что горе от ума и сегодня актуально в стране дураков. Социологи установили, что троечники, например,  в жизни гораздо лучше устраиваются, чем отличники.
НАТАША. Молчи, троечник! Я вот тоже иногда кажусь глупенькой...
ХРУСТАЛЁВ. Нет, Натали... У меня ощущение, что глупой ты не только кажешься.
БАТАШОВ. Счастливый  дурак. Это часть нашего национального менталитета.
МАРТА.   В сказках  Ванька-дурак всегда  победителем выходит.
БАТАШОВ. Тебе бы не в горную академию, а на филфак нужно было бы поступать...
МАРТА. Я хотела учителем стать. Но не престижно.
ХРУСТАЛЁВ. Это учить других уму-разуму не престижно?
МАРТА. Нет, я о другом... О зарплате.
НАТАША. Журналисты получают  на гонорар больше, чем учителя... На один «чуть-чуть».
ХРУСТАЛЁВ. Теперь я знаю, откуда слово «Гонорар». От – «гонора». Хоть триста рублей, но зато – го-но-рар. Звучит, хотя  и не звенит в кармане.
МАРТА. Но это именно эта «чуть» зачастую влияет на решение. У меня мама учительница. В школе всю жизнь за каждый час воевала.
БАТАШОВ. Ну, так уж и воевала...
МАРТА. Не верите? Тогда представьте себе поздний вечер. Из школы после собрания возвращается усталая, задумчивая учительница. Вдруг из темноты выходит мужик...
ХРУСТАЛЁВ. Ой,  как страшно!..
НАТАША. Молчи, Лёва.
МАРТА. ...Выходит из темноты, значит, мужик, приставляет нож к горлу и шипит:  «Часы давай!». Учительница отвечает «на автомате»: «Часы не отдам! Классное руководство – бери!»
НАТАША. (после паузы) Чего замолчала? Дальше...
ХРУСТАЛЁВ. Дальше смеяться, Наташенька, нужно. Улыбнись, ласточка.
НАТАША. Ну, совершенно не смешно. Ведь тот громила мог и пристукнуть в тёмном месте... На учителей сейчас активно нападают дебилы. Вон по телеку...
МАРТА. Это  просто анекдот.
НАТАША (зевает). Не в кайф мне ваши  речи и скучные анекдоты...
БАТАШОВ. Ладно... Хватит пикироваться. (Наливает вино в бокалы). Мавр сделал своё дело, мавр может и выпить... За Рамзеса двадцатого!
ХРУСТАЛЁВ. Мальбрук в поход собрался. Ну-ну, не пожалеть бы потом о рождении чуда-юда. (Поднимает бокал). Но разве я сторож брату моему? Да, брат?
МАРТА. Какой вы... умный, Саша. Мне тебя так жалко, так жалко...
НАТАША. Страсть, какой умный! Ему даже шеф говорит: «Вы, Баташов, далеко пойдёте. Если Иванов не остановит».

 Баташов  выпивает бокал и долгим взглядом смотрит в глаза Марты

МАРТА. Вы меня гипнотизируете, Саша?

Баташов молчит, продолжая смотреть в глаза девушки.

ХРУСТАЛЁВ (декламирует). Пока ещё он жив,
Пока ещё он дышит, -
Окликните его,
Пусть даже через век!...

МАРТА (делает пассы перед лицом Баташова).  Шура!.. Не бросайте своё хобби – пилите дальше. Ваши гири из золота!
ХРУСТАЛЁВ. Но – будто за стеклом –
Он окликов не слышит,
Рассеянно молчит
И щурится на снег...
МАРТА. Это -  ваше?
ХРУСТАЛЁВ (кивает в сторону Баташова). Не важно... Сейчас важен его взгляд. Говорящий  и горящий взгляд гения, заметьте...
НАТАША. Завидую, кто кайф ловит от одного взгляда, от одного слова...
ХРУСТАЛЁВ.  Взгляд красноречивее любых слов. Сорок веков смотрят на вас с высоты его пирамиды Рамзеса двадцатого! Эту фразу приписывают Бонапарту при посещении им пирамид в Египте, но имел ввиду он именно его, нашего покорного слугу Баташова.
МАРТА. И правда!..   Какой взгляд, Саша! Как  ты им управляешь?..
БАТАШОВ. Никак. Дело в том, Марточка, что взглядом управлять можно. Зрачками – нет. Так что  нелюбящая женщина никогда не обманет меня своими словами. Зрачки-то – сужены.
ХРУСТАЛЁВ. Господа партнёры! Помните, что, используя интимный взгляд в отношении потенциального сексуального партнёра, вы  утрачиваете контроль над ситуацией. То есть ваши намерения становятся совершенно ясны. Зачем лишние слова про высокие чувства, клятвы верности? Мы уже даже не дети – внуки сексуальной революции. Так что, простите, я раздвигаю ширму, очерчивая границы территории любви.

Ставит ширму у дивана, на котором остаются Баташов и Марта.
Слышится звук поцелуя.

НАТАША. Сделай и ты чего-нибудь. И ты мне сделай так, Лёва!
ХРУСТАЛЁВ. Не могу сообразить – что именно?
НАТАША. Ну, сделай хоть что-нибудь!..
ХРУСТАЛЁВ (после паузы). Хочешь руку  сломаю?




ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

1 апреля. Понедельник. В кабинете отдела новостей Баташов и Хрусталёв ждут начала планёрки у главного редактора.


ХРУСТАЛЁВ. Уж время близится, а Ильича всё нет...
БАТАШОВ (не отрываясь от чтения  пятничного номера о своим  первоапрельским репортажем, напевает себе под нос). Утро туманное, утро седое...
ХРУСТАЛЁВ (подхватывает) ...Первоапрельское и непростое...
БАТАШОВ. Типун тебе, Лёва, на язык.
Баташов что-то подчёркивает в первоапрельском розыгрыше, откладывает газету на край стола.

БАТАШОВ. Как ты думаешь, человек пять  проколятся?
ХРУСТАЛЁВ (критически смотрит на полосу с первоапрельской шуткой). Я не пророк. Спроси что-нибудь полегче... (Крутит в руках газету). Надо было бы снимок дать. Забинтовали бы куклу Барби до носа, в ящик со стразами – и крупным планом! Тогда бы клюнули...
БАТАШОВ (расстроено). Может, и поверил кто-то... Да не придёт. Во-первых, понедельник – рабочий день, во-вторых, через неделю  - выборы...
ХРУСТАЛЁВ. А выборы-то при чём?
БАТАШОВ. Так вроде бы гражданский долг исполнять нужно, а с дивана уже и  не слезается... Последние силы  граждане избиратели берегут. Уже двадцать лет как голосуют за лучшую жизнь... Терпелка-то не железная.
ХРУСТАЛЁВ.  И на пушечном лафете увезут твою мумию в институт египтологии «для дальнейших исследований» под гробовое молчание провалившегося розыгрыша городской газеты...
БАТАШОВ. Почему – на пушечном?
ХРУСТАЛЁВ. Всё-таки не рядовой гражданин – Рамзес да ещё и двадцатый!  Не переживай, старичок! Что ни делается, всё к лучшему.
БАТАШОВ.   Что там – на площади? Взгляни в окно, старик.  Мне что-то не хочется... 

Хрусталёв смотрит в окно.

ХРУСТАЛЁВ.  Подай-ка подзорную трубу, командор!
БАТАШОВ. Бинокль в твоём ящике.
ХРУСТАЛЁВ (настраивая на резкость окуляры). Кажись запружается...
БАТАШОВ. Загружается? Чем загружается?
ХРУСТАЛЁВ. Я говорю: запружается. Народом, Сашка, запружается...
БАТАШОВ. Как это? Как это?
ХРУСТАЛЁВ. А ты сам-то взгляни...
БАТАШОВ. Страшновато чего-то мне, Лёва... И плоховато. (Откидывается на спинку кресла, прикрыв глаза).  Лучше ты мне рассказывай. Так, включаю ящик... Ну, начинай же свой репортаж, Лёва...
ХРУСТАЛЁВ. Не знал, что ты страусиновой болезнью страдаешь... Кто сбил резкость?
БАТАШОВ (не открывая глаз). Ты считаешь, медвежья  болезнь лучше?  Умирать с закрытыми глазами гуманнее. Страус раз сто за свою жизнь испытывает. Как и мы... Что же ты молчишь, гад? Ну, ты же, Лёва,  практику на радио проходил... Давай, комментатор Хрусталёв!
ХРУСТАЛЁВ (возится с биноклем, затем берёт в руку сотовый телефон, как микрофон).  Наш микрофон установлен на третьем этаже здания, расположенного на площади Свободы, как раз напротив образцового дворца культуры  наших славных горняков. Метров этак триста, четыреста, пятьсот... Кому сколько хочется. Сейчас отрегулируем оптику, устраним маленькие технические дефекты... Так... С вами  будет хоть и не ваш любимчик, образчик отечественного радиохулиганства в эфире Сергей Стилавин, но так и не взошедшая  звезда кондовой  периферийной журналистики Лев Хрусталёв... ( Наконец заканчивает приготовления и  вглядывается через бинокль в окно). Ёж твою мать!.. Не прошло и десяти минут, а картина совершенно другая.  Кажется, круто,  я бы сказал,  круче крутого яйца  заваривается первоапрельская берёзовая  каша... Ёжкина мать! Как тут матушку не помянуть!
БАТАШОВ. Вы в прямом эфире, коллега... Покорректнее, пожалуйста.
ХРУСТАЛЁВ (продолжая свой репортаж голосом профессионального комментатора).  Простите, дорогие мои! Но трудно удержаться от эмоций, когда в обычный рабочий день, понедельник, волею  календаря совпавшего с большим общероссийским  рабочим, так сказать, праздником  - Днём дурака, -  увидеть нашу площадь Свободы и всё пространство у Дворца культуры, заполняемое людской массой... Народ всё прибывает и прибывает... Это значит, что городскую газету всё-таки читают. Люди же, уже разучившиеся читать при капитализме, передают сенсационную новость, что называется, из рук в руки. Вот  какой-то человек в полосатом свитере вывешивает праздничный транспарант... Это, наверное, поздравление с Днём дурака, любимейшем  истинно народном  празднике на Аномалии. (крутит окуляры). Нет, яркий плакат, к сожалению, написанный с  некоторыми орфографическими ошибками - художник явно спешил – информирует горожан об открывающейся сегодня утром выставке, - так и написано: «выстафке» мумии известного египетского фараона Рамзеса-ХХ. Выставка открывается  совсем скоро, а закончится после обеда. Билеты продаются в кассе ДК... (Баташову). Видишь, народный театр ДК поддержал твою шутку, старичок. Да-а, не перевелись ещё шутники на наших аномальных просторах! Хотя с билетами  шутки плохи, как говорил Кабзон, получая гонорар после левого концерта.
БАТАШОВ. Билеты?!. Они что там, травкой обкурились?
ХРУСТАЛЁВ. Ты, Сашка, человек не коммерческий, тебе не понять, какое это счастье для коррупционера урвать  ещё один, очередной, рубль...
БАТАШОВ. Чёрт с ними, хапугами!.. А людей-то сколько?
ХРУСТАЛЁВ. Вот, вот... Наконец-то слышу вопрос не юноши, но мужа. Человек, Шура, - мера всех вещей. В том числе и твоего Рамзеса....
БАТАШОВ. Не томи, гад, душу... Сколько дураков на площади Свободы?
ХРУСТАЛЁВ .  ...Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь... Ага, е автобус подошёл. Полным полна коробочка... Сорок восемь, сорок девять...

Баташов вскакивает, вырывает из рук коллеги бинокль).

БАТАШОВ. Господи! (Крестится). Спаси и сохрани меня, грешного...
ХРУСТАЛЁВ (свернув газету с репортажем в трубочку, смотрит на площадь, как в подзорную трубу).  Первая сотня на выставку прибыла. Но, судя по заруливающему на стоянку  автотранспорту, это только начало...
БАТАШОВ. Замолчи, говорящая голова! Сам вижу...
ХРУСТАЛЁВ. Видеть – мало...Темноватому  народу, запутавшемуся в лабиринтах партийных посулов,  надо всё объяснить. Мне со своей колокольни всё видно, ты так и знай! Иначе зачем тогда пресса? Сейчас я открою окно – и в ваши уши ворвётся шум  народа, жаждущего чуда!

Хрусталёв открывает окно, из которого в кабинет отдела новостей врывается шум толпы, чей-то возглас: «Гоните в шею! Её здесь не стояло! Говорят, билетов на всех не хватит!».

БАТАШОВ.  Закрой форточку, Лёва!
ХРУСТАЛЁВ (высовываясь в форточку). Какое время на дворе, ребята?
БАТАШОВ. Закрой, Лёва, форточку. Не сыпь мне соль на рану...
ХРУСТАЛЁВ (закрывая форточку).  Это всё-таки, старичок, лучше, чем посыпать голову пеплом... (Меняет интонацию). Итак, мы продолжаем прерванный  отцом Рамзеса двдцатого наш праздничный репортаж... Я не работаю метеорологом, потому могу ошибиться с прогнозом, но сдаётся мне, дорогие слушатели, что дело медленно, но верно движется к вавилонскому столпотворению... Но вот, пожалуй, и генеральное событие нашего всенародного праздника!.. От белоснежного здания администрации города отчаливает членовоз главы города и, несмотря на четыреста метров, отделяющих дворец и резиденцию мэра, сверкающая лаком иномарка приближается к осаждённому людьми дворцу. Так, Иванов выходит, люди почтительно расступаются перед головой города, глава всходит по ступенькам на мраморное крыльцо образцового дворца культуры горняков и что-то страстно говорит своему возлюбленному народу... Что именно – нам отсюда не слышно. Но это и неважно. Главное – говорит. И, как всегда, народ внимает.

 
В кабинет вбегает Наташа.

НАТАША.  Сашка! Успех-то какой офигенный!.. Вот-вот заорут: «Автора на сцену!».
ХРУСТАЛЁВ. Чего орёшь, дура!.. Я в эфире.
НАТАША. Сам дурак! И не в эфире, а в кефире!
ХРУСТАЛЁВ. Не смешно.
НАТАША. Сейчас будет.  Я, Лёвушка-буйная головушка,   (делает многозначительную паузу)  я беременна!..
ХРУСТАЛЁВ. А мы  (копирует  жесты  Наташи и разводит руками) нет! Ха-ха-ха!
БАТАШОВ. Да хватит вам собачиться... Тут и без вас будто кошки всю душу обос...
НАТАША. Мы всё  поняли про твоих кошек.

В кабинет буквально  врывается Петухов.

ПЕТУХОВ. Батцы, батцы!  Наш  Гамзес кегосином пахнет!.. Или   бгажкой... Пока не очень ясно.
ХРУСТАЛЁВ. Что,  опять взорвался редакционный  самогонный аппарат?
ПЕТУХОВ (перебивает).  Не до шуток, бгат, не до шуток! Я только что с площади, от ДК! Хотел снять истогический момент, да побоялся фотокамегу об голову расколют! Народу – тьма египетская! Пришли, как мы и обещали, на выставку Гамзеса двадцатого... Невничает нагод, волнуется, что билетов не хватит. Так Иванов всех  успокоил. Сказал пгинагодно, что это он, мэг гогода  и кандидат на очередной мэгский сгок, гаспогядился показать Гамзеса нагоду! Мол, потегпите чуток - и он выставку тогжественно откгоет. Только начальства из области дождаться надобно. И дал  всем своим избигателям честное мэгское слово, что  мумию нагод увидит воочию.
НАТАША.  Как это – воочию?  Иванов – что?..
ХРУСТАЛЁВ. Да ничего! Говорил я вам, что с дураками шутить опаснее, чем курить на бочке с порохом...
НАТАША. Петухов, миленький!.. Теперь же он – дурак номер один. Как он там, бедненький? Что он там?
ПЕТУХОВ. Да ничего. Стучит кулачищем в двегь двогца: откгывайте, засганцы! Я выставку своему электогату  откгывать пгиехал!
БАТАШОВ. Ну, а дальше?!.
ПЕТУХОВ. Дальше? Дальше дигектог, бледный как полотно, двегь мэгу  отвогил и  - хрясь: снова на все запогы, от геха подальше...
ХРУСТАЛЁВ. От какого ГеХа?
ПЕТУХОВ. Да не от ГэХа, а от геха... Усекла, девочка?
НАТАШКА. Ты когда волнуешься, сколько согласных не выговариваешь, Володь?
ПЕТУХОВ. Будешь обижать –  уйду в монастырь, женский, и возьму обет молчания.
БАТАШОВ.  Перевожу: от геха - от греха, значит...
ПЕТУХОВ. Ну да. Дигектог двегь ещё и лавкой  пгипёг. Для кгепости своего  духа.

Дверь кабинета с треском распахивается. Вихрем влетает Зубов.

ЗУБОВ. Ну что, допрыгались, ебиптологи, мать вашу!..  Мне Иванов из ДК только что звонил! Выходит, и голова – тоже...
БАТАШОВ. Что – «тоже»?...
ЗУБОВ. Хуже, чем (кивает на площадь) «тоже». Купился на первоапрельский розыгрыш, шутник царя небесного!.. Приехал выставку мумии Рамзеса двадцатого торжественного открывать. Народ ему жалуется. Мол, Юрий Сергеич, мы тут за вас собрались голосовать, кто в третий, а кто и в четвёртый раз, а директор ДК выставку не открывает. Помогите победить бюрократию!
НАТАША. Пипец!
ХРУСТАЛЁВ. Полный пипец, Сашка!..
БАТАШОВ. Ну, и победил Иванов...бюрократию?
ЗУБОВ. Честное мэрское слово дал народу, что костьми ляжет, а народ мумию увидит! Сказал мне с гордостью в голосе, что эта мумия царя египетского и город, и горняков Аномалии на весь мир прославит. И поблагодарил за оперативное освещение исторического события... Намекнул на премию автору корреспонденции.
ХРУСТАЛЁВ.  Дурная   примета. Бойся данайцев, дары приносящих...
БАТАШОВ. Господи, кто же знал, что в нашем белом доме на площади столько дураков!..
ЗУБОВ. Мониторить свою аудиторию нужно! Или вас там, в институте вашем, этому не обучали?
НАТАША. И в девятнадцатом веке, до Гоголя, никто не догадывался, что надзиратель за богоугодным заведением –  совершенная свинья в ермолке.
ЗУБОВ. А это-то тут при чём? Вы бросьте, бросьте мне эти исторические параллели... Сколько раз повторять: пока мы вне политики, мэр газете не даст загнуться.
ХРУСТАЛЁВ. Как утверждал классик, свежо предание, а после Рамзеса двадцатого всё ж верится с трудом.
 ЗУБОВ. Оптимистичнее, тезка глыбы и матёрого человечища! Как говорил мой покойный дедушка, живы будем – не помрём...
НАТАША. Мне страшно... Что делать? Учредителю отказаться от своего издания проще простого, а кто детей кормить будет?
ЗУБОВ. Не надо, Наташа, так мрачно. Есть оч-чень хороший шанс выжить и в новых предложенных нам обстоятельствах.
БАТАШОВ. Пойти, что ли, повеситься, написав, что прошу во всём винить только мою дурость.
ЗУБОВ. Ты мне кончай с такими настроениями!.. Я ж у вас хоть и главвред, как вы меня за глаза называете, но не дурак же совсем... Я объяснил Иванову, что, к сожалению, найденный саркофаг с мумией Рамзеса двадцатого был просто-напросто первоапрельской шуткой. Так сказать, невинным розыгрышем молодого и посему неопытного  журналиста. Но раз пошла такая пьянка, надо резать последний огурец...
БАТАШОВ. Не, лучше повешусь...
ХРУСТАЛЁВ. Ни окон, ни дверей, полна хата огурцов...
НАТАША. Да о каких вы огурцах, уважаемые коллеги?
ЗУБОВ. О спасительных огурцах. За один из них Иванов, давший честное мэрское слово открыть выставку для народа, уцепился за него, как за спасительную соломинку.
БАТАШОВ. Легче удавиться...
ХРУСТАЛЁВ. Да не гунди, Сашка! Отсюда поподробнее, пожалуйста, Станислав Ильич...
ЗУБОВ. Я связался с директором дворца культуры.  И у Валерия Палыча  рояль в кустах оказался.   Они спектакль эротический, по «Сказке о мёртвой царевне и о семи богатырях» готовят к премьере. Реквизит давно ждёт своего зрителя: гроб там хрустальный на цепях, постамент в пещере... Гроб за  саркофаг вполне сойдёт... Много мы саркофагов видели?.. Короче, этот режиссёр-экспериментатор предложил свой сценарий выставки Рамзеса двадцатого... Забинтовать статиста в бинты, типа мумию сделать из него. И в гроб! В зале затемнение, а снизу – подсветка мощная гроб на цепях, каменья драгоценные и прочую фигню освещает... У гроба на каждого посетителя – не больше трёх секунд. За час всю толпу и пропустим. Напряжение с народа снимем. И никакого тебе экстремизма! А когда народ опохмелится, в себя придёт, тогда и раскрыть карты. Мол, с Днём смеха, вас, дорогие горожане! Здоровый смех удлиняет жизнь человека. Народ наш не злопамятный, поймёт и простит, коли что не так...

В кабинете редактора повисает тишина

БАТАШОВ (свистящим шёпотом): А кто – статистом будет?
ХРУСТАЛЁВ.  Автора на сцену!
ЗУБОВ. Думаю, это справедливо.
БАТАШОВ. Нет, всё-таки пойду удавлюсь...
ЗУЕВ. Я те удавлюсь, Рамзес двадцать первый! Ты о нас, о газете, которой в Год литературы тридцать лет стукнет, подумал? А? Ты подумал, эгоист несчастный, каково это в год юбилея и за  три года до пенсии работу потерять? А?..
БАТАШОВ. Я, простите,  думаю...
ЗУБОВ. Силён ты, вижу, задним умом умом! Думай, думай. У тебя же просто нет другого выхода нет. И  выход этот именно там, где и вход: сам придумал саркофаг, сам в него и ляжешь...
НАТАША. Ваш выход, автор! Главное не комплексовать. У меня был знакомый артист областного театра, который даже очень любил покойников изображать. По системе Станиславского...
ЗУБОВ. Да идите вы со своими покойниками!.. Тут вопрос жизни и смерти. И это не гипербола, милочка. А некоторые записные  приколисты этого не понимают...  (Баташову).  А ты, раб пера, не ерепенься и укороти гордыню. Ты для власти – пустое место. Щелкопёр, как в гоголевские времена говорили. Надо будет, Баташов,  так петушком, петушком побежишь за дрожками!.. У тебя, Баташов,  прав – раз, два и обчёлся. Одни обязанности. Так что если родина прикажет, то и в гроб ляжешь!
БАТАШОВ. А родина – это кто?
ЗУБОВ. Не задавай глупых вопросов.
НАТАША. (Баташову, успокаивая): А знаешь, тебя легко под мумию загримируют –  здесь твоя худоба только на руку. Чуть желтизны добавить – и в гроб! 
БАТАШОВ (в сердцах): Лучше, честное слово, повесится!



КАРТИНА ВТОРАЯ

Зрительный зал в ДК. На сцене покачивается прозрачный гроб на цепях. В зале за  накрытым выпивкой и нехитрой закуской   режиссёрским столиком -  Иванов, директор ДК и Люська.  На сцене возится с подсветкой дворник ДК  Мухометдинов, что-то напевая под нос




ИВАНОВ (поднимает  наполненный стакан). За Рамзеса! За успех нашего безнадёжного спектакля!
Пьёт, директор ДК услужливо держит тарелку с закуской

ДИРЕКТОР. Сёмгочкой, сёмгочкой, дорогой Юрий Сергеич!..
ИВАНОВ. После первой закусываю, а вот после третьей уже нет. Не думал, не гадал, что сегодня с корабля на бал, бляха муха, попаду...
ДИРЕКТОР.  Редактор звонил, что эта мумия сию минуту уже  прибудет.
ИВАНОВ. Это хорошо. А то я   хотел уже полковнику Тихому звонить. Доставили бы мигом, милицейским приводом – и прямо в гроб. У них, ментов, не заржавеет...  Были ментами, а стали – понтами. (Смеётся). Они мастера мумий  делать. Пусть, бляха муха, как ты говоришь, прибывает... Гроб для него, я вижу, уже готов. А то я, муха бляха, слово народу мэрское давал показать людям уникальную находку. Пора и честь знать, и мумию, бляха муха, народу показать лицом, муха бляха!..
МУХ. И это хто меня  тама звала?
ДИРЕКТОР (Мухомитдинову): Сгинь, нечистая сила! (Иванову).  Вы, случайно,  писать не пробовали, Юрий Сергеевич? Слог у вас такой... тонкий, народный... Так у гениальных братьев Пресняковых герои  не говорят – выражаются  на сцене...
ИВАНОВ (перебивает): ПисАть и пИсать – слова однокоренные. Ты давай, Валерий Палыч, почётче ударения ставь.
ДИРЕКТОР. Как тонко вы в великом и могучем разбираетесь, Юрий Сергеевич! Как глубоко символично это в Год литературы в нашем городе...
ИВАНОВ.  Печать – самое острое и самое сильное оружие нашей партии. Ну, той, в которой все мы, мэры и губернаторы состоим. Я всегда руками и даже ногами был за свободу слова. Вы же меня знаете, бляха муха!.. Но свобода слова – это ответственность, брат Валерий! Это острое оружие того, кто работает со словом.
МУХ. Пластик на левый сторона гроб не хватил!
ДИРЕКТОР. Молчи, Мух, молчит!...
ИВАНОВ. Сейчас будет картина маслом, как Машков говорил. На цирлах, позеленевший от страха сюда  вползёт этот бумагомарака, этот щелкопёр несчастный и прохрипит униженно: «Вызывали?..».
ЛЮСЬКА (копируя кавказский акцент).  Визивали, визивали, красавчик!  Ложись в сексодром хрустальный  - драть будем! (Заливается смехом. Иванов недоумённо смотрит на Люську). Анекдот был такой...  Не помните, Юрий Сергеич?.. Послал Гиви за вазилином. Приходит мужик. «Вазилин?» - «Вазилин».  - «Вызывали?» - «Визивали, визивали...». (Затихает, видя неадекватную  реакцию  слушателя).
ИВАНОВ (директору). Это ещё   - кто?  Кто такая? Почему не знаю?
ДИРЕКТОР. Это Люси, Юрий Сергеевич...
ИВАНОВ.  Что за звезда балета?
ДИРЕКТОР. Люси. Звезда, как вы точно сказали, но не совсем балета...
ЛЮСЬКА (жеманно протягивая ручку для поцелуя). Звезда. Можно - порнозвезда.
ИВАНОВ. Порванная звезда, что ли?
ДИРЕКТОР (неуверенно). Порно... это... Ну, как бы... помягче сказать: звезда, но, сами понимаете, какая и где.
ИВАНОВ. Я-то всё понимаю, всё! Понял. Порно – это голые и смешные. А ты не голая. Пока... И не смешная...
ДИРЕКТОР (заискивающе).  Ведущая, извините, актриса  моего экспериментального театра «Эрос», Юрий Сергеич.  Она же – второй режиссёр. Ремейк родила  Пушкинской «Сказки о мёртвой царевне и о семи богатырях». По  бессмертным мотивам, так сказать...
ИВАНОВ. Кого родила? Какого ещё  Ремейка? Родила царица в ночь не то сына, не то дочь! Не приведи, Господи...
ДИРЕКТОР.   Браво, браво, какое знание литературы! Ремейк – это не имя  мальчика. Или девочки... Просто осовременила Пушкина. В столице все так делают. Театральная, так сказать, инновация. Это сейчас повально. В евродухе. Дух времени, так сказать. Новое прочтение классики.
ИВАНОВ. А старое прочтение уже что – никому не нужно?
ДИРЕКТОР. Новое время диктует новые формы. Сейчас новое прочтение старых страниц считается моветоном. Это современно. И рентабельно в финансовом плане.
ИВАНОВ. (Подставляет кулак к носу режиссёра). Ты гляди у меня, дорогой наш  культурный финансист! Гляди, денег на дырявую крышу у меня больше не проси! Сам зарабатывай своей эротической сказкой. Хоть задницу, хоть ещё что народу показывай, а деньги  на ремонт  мне сам вынь да положи на мэрский стол. Ты теперь, по приказу комитета по культуре, в автономное плавание переведён.  Автономным очагом культуры стал. Значит, спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих...

Кругами ходит вокруг Люськи

 ИВАНОВ. Где ты её, звезду морскую, надыбал, мышь дворцовая?
ДИРЕКТОР. Царевну мёртвую?
ИВАНОВ (на ухо):  А она, что – не шевелится в постельке?
ДИРЕКТОР. Не знаю, не пробовал, Юрий Сергеич. А нашёл я её на  курсах.
ИВАНОВ (грозно, теряя терпение):  На каких таких курсах, бляха муха? Распустились, мать вашу!
ДИРЕКТОР (заикаясь): Ук-короченного повышения...Это, повышения квалификации культурных работников курсы... Область проводила.
ИВАНОВ (манит пальцем к себе Люську): Курсы повышения сексуальной культуры?
ДИРЕКТОР (сбивчиво): Трёхмесячные культурные курсы, очное отделение... При областном университете пожилого человека. Круглая отличница, спортсменка, можно сказать, в своём деле...
ИВАНОВ. Ты ещё скажи – рекордсменка.

 Снова  обходит Люську (уже в обратную сторону), сверху заглядывает в её глубокое декольте



ДИРЕКТОР (подталкивая Люську поближе  к Иванову и похлопывая её по крутому  заду). Сами видите –  какая круглая отличница. Хоть в книгу «Гиннеса» заноси...   Сценический псевдоним – Люська - Золотая Сиська. Можно  - Золотая Попка. Как кому нравится... Гений постельной борьбы с двойным переворотом.
ИВАНОВ  А почему только одна сиська... золотая?
ДИРЕКТОР. Это условность... Театральная. Можно переименовать – Люська  - Золотые Сиськи.
ИВАНОВ. Не надо! Имя – это святое. Это раз – и на всю жизнь. (Осторожно трогает бюст указательным пальцем). Селикон?
ЛЮСЬКА. Обижаете, Юрий Сергеевич...
 ИВАНОВ. Спортсменка, значит, с переворотом?.. Гм, занятно... Двойной тулуп, тройной переворот... Или наоборот?  (После паузы).  Впрочем,   знаю, знаю,  за что петух кукушку хвалит... Уже потоптал курочку? Хотя ты, кажется, продвинутой ориентации... Тебе, режиссёр, золотые сиськи ни к чему.
ДИРЕКТОР. Золотые слова, золотые...
  ИВАНОВ. (Резко меняет  интонацию на гневливую). Вы тут, я гляжу,  все переплелись! Как змеи! Все смешались в доме Еблонских!..
ЛЮСЬКА. Облонских, господин мэр...
ИВАНОВ. Молчать, золотые сиськи! Молчать, Афродиты и гермафродиты, когда с вами глава  разговаривает!  (Сверкает глазами, катает желваки).У-ух!  Разорить бы вашу Гоморру,   этот...осиный очаг культуры (кивает на рабочего по сцене Мухометдинова, одетого в полосатый свитер)   -  да всех  на лесоповал! Или лучше в  железорудный карьер нашей  Аномалии! Там из геев и педиков быстро мужиков сделают... А то распёрла вас гордыня. Театр «Эрос», доны Пэдро (пальцем тычет в Мухометдинова) шастают по сцене! Вот встану завтра утром не с той ноги - и  уволю всех к геевой бабушке! Да без выходного пособия. И ещё премию за экономию бюджетных средств получу. Мэр Москвы, говорят, на тридцать процентов свою чиновничью армию сократил. Мы, в провинции,  в кризис тоже не лаптем щи хлебаем!..
ДИРЕКТОР (падая на колени).  Грешен, Юрий Сергеевич! Грешен! А кто не грешен, тот и бросает в меня камни. Кто попало бросает... А времени их собирать уже нет. Вот и  погряз, в вольных и невольных... Бес попутал. (Достаёт  предвыборную листовку с портретом Иванова, крестится и что-то шепчет). Грешен, ох,  грешен я, Юрий Сергеевич, как грешен, раб ваш недостойный!.. Но предан! До мозга костей вам предан, Юрий Сергеевич! Меня уволите, с кем на выборы пойдёте? А они – не за горами!
ИВАНОВ.  (смягчаясь). Ладно... Ты с карачек-то встань. Штаны на коленках запузырятся.

Директор ползёт на коленях, хватается за руку главы, пытаясь её  поцеловать. Это чем-то напоминает известную картину «Возвращение блудного сына».

ДИРЕКТОР. Газетка-то вас КАК подставила!.. Прям  накануне выборов... Под монастырь, можно сказать, подвела со своим Рамзесом двадцатым... А мы спасём. Как знали, что хрустальный гроб из прозрачного пластика пригодится... Как знали, когда Люси за «Спящую царевну-2» взялась. Уж на что Александр Сергеевич разбирался, так сказать, в пятидесяти оттенков серого, а Люси в этом деле даже классика переплюнула.
 ИВАНОВ.  Неужто   переплюнула?
ЛЮСЬКА. Кто ж его переплюнет? Он же – классик!
ДИРЕКТОР   Одна «Гавриилиада» чего стоит!.. Наш человек... Понимал, как разбудить русского медведя в зрительном зале. После «Спящей красавицы-2» буду ставить «Гавриилиаду-2». С Люси в главной роли.
ЛЮСЬКА. (Люська одёргивает блузку, опуская декольте).Классика не стареет. Будто вчера,  будто обо мне писано. Вы только послушайте! (цитирует из «Гавриилиады»:

Шестнадцать лет, невинное смиренье,
Бровь тёмная, двух девственных холмов
Под полотном упругое движенье,
Нога любви, жемчужный ряд зубов...
(демонстрирует «ногу любви»)

ДИРЕКТОР. «Нога любви» - какой образ, какой образ, Юрий Сергеич! У Люси эта самая «нога любви» шею партнёра, простите, так жарко обвивает...
ИВАНОВ (любуясь ногой звезды): «Нога любви»... Это сильно брат Пушкин сказанул... До внутренней дрожи.  Но будем честными до конца. Тут наш Сергеич без  иностранного заимствования не обошёлся...  Если «нога любви» партнёру шею обвивает, то тут, согласитесь, «Камасутрой» попахивает... (Задумывается).А «Лука Мудищев» - тоже Пушкина? Тоже сильная вещь! И с юмором, и с любовью написано. О любви к родине, к женщине, к людям вообще...
ДИРЕКТОР. Не знал, Юрий Сергеич, что вы так глубоко знаете русскую литературу! Как ковыряете-то!.. Профессионально! Белинский с Добролюбовым в гробу перевернулись. А злые языки  в опоозиционных СМИ брешут, что администрация и духовность – вещи несовместные...
ИВАНОВ. А ты, Валера, записную глупость не читай.  Слово «дух» - корень духовности. А духовность – это не только духовой оркестр вашего  образцового ДК. Читай не поганые газеты, а почаще надписи на  заборах...(Меняется в лице, глазами сверлит директора ДК). Криминальное чтиво, я тебе скажу. Вон из окна своего «мерина» на вашем железобетонном  заборе только что прочёл: «Губернатор наш - вор». Это как понимать, господин порно-режиссёр? Это что за порнуха? Ась?
ДИРЕКТОР. Простите, не доглядели... Какой-то Мудищев написал. Их нынче развелось, как мух на помойке...
МУХ. Зачем звал, насяльника?
 ДИРЕКТОР. Будьте покойны!  И спокойны будьте тоже...Замажем, Юрий Сергеевич.  Сию минуту и замажем похабщину...
ИВАНОВ (передразнивает): Замажем!.. Вмазать бы тебе, директор, заслуженный ты наш деятель какой-то там кавказской республики (что ты там забыл, в горах Кабардино-Балкарии?), хорошенько вмазать бы за такую предвыборную агитацию!..
ЛЮСЬКА (Мухомитдинову): Мух! Ведро с краской в зубы – и на забор!
МУХ. У кого запор красный, хозяйка?
ДИРЕКТОР. Дубина! Не запор, а забор... Замазать нужно губернатора!
МУХ. Отмазать? Губернатор отмазать?
ЛЮСЬКА. Вот глухая тетеря... Да не отмазать - его и без тебя отмажут – а замазать. Вор написали. А это – сущая... ложь.
МУХ ( с ведром краски в руках). А надо как?  Губернатор – не вор, надо? Ага? Понял! «Ни» чичас подрисую, насяльники! Мух  дубина, но не дурак... Мух  – не вор, Мух не губернатор...
ИВАНОВ. Поздно хватились!
ДИРЕКТОР и ЛЮСЬКА (изображая на лицах священный ужас, в один голос): Как? Неужто - уже?..
ИВАНОВ. Уже, уже... Уже распорядился насчёт этого безобразия. Моя охрана и шофёр замазали  «вора»... Получилось простодушно,  как бы от души народной: «Губернатор – наш».
ДИРЕКТОР. Гениально! Блестящая редактура, Юрий Сергеич! Какой талант  гениального литератора и патриота в вас умирает!..
ИВАНОВ (смущаясь): Насчёт литераторы – это ты, Валера, загнул малость... Какой из меня литератор? Своего «Луку Мудищева»  за свои годы любви так и не написал... А вот патриотом быть обязан! Мэр и губернатор – близнецы братья. Мы говорим «мэр»,  подозреваем...
ЛЮСЬКА (поправляет): Подразумеваем...
ИВАНОВ. Не перебивай цитату поэта! Говорим «мэр», подразумеваем «губернатора»... Короче, как у Маяковского. Где-то так...(Вздыхает). Старею, старею, Люси!.. Цитаты по извилинам расползлись... Слово «отечество» с «губернатором» путаю... 
ЛЮСЬКА. Ни слова о возрасте, Юрий Сергеич! (Берёт руку Иванова и прикладывает её к груди).Возраст – это не годы,  Юра... Это – ощущение. Вы ощущаете свои семнадцать лет? Ведь да? Да, да, Юра!..  Мы молоды. Мы целомудренны. Для нас всё, как в первый раз. Тогда ваше главное мужское сердце переполнится тестостероном и... (Вскакивает на стул). Помните, как семь добрых молодцев   приняли царевну? Я напомню, как в первоисточнике, у  самого Александра Сергеевича (Декламирует).  «И царевна к ним сошла, честь хозяям отдала».
ИВАНОВ. Честь, говоришь, отдала? Девственницей, значит, была царевна та.
ДИРЕКТОР (шутит).  Отдание чести – долг каждого военнослужащего, ха-ха... На заборе воинской части  вчера прочитал...
ИВАНОВ (резко обрывая). Не встревай в беседу с дамой, хамло невоспитанное! Знаю, зачем ты к солдатам под забор бегаешь... (Люське).  А чего ж эта Золотая  Сиська..., царевна, в общем, в гробик сыграла-то? Аль зае... заездили  девку  (смотрит в сторону Муха) семеро братьев. Целый взвод гастарабайтеров на одну... звезду. 
ЛЮСЬКА. Пушкин пишет, что сексом они занимались только по утрам. Вместо зарядки. А это, как утверждал бессмертный целитель Малахов, очень полезно для мужского и женского организмов. Цитирую наизусть: «Братья милую девицу полюбили. К ней в светлицу раз, лишь только рассвело, всех их семеро вошло».
ИВАНОВ. Вот вам и шведская семья! Круто, как выражается мой внук.  Это ж какое здоровье царевне нужно было иметь...
 ЛЮСЬКА.  От секса умереть нельзя. Я на себе проверяла.
ИВАНОВ.  Так чего ж она померла? Её, кажись, потом  королевич какой-то спас.
ЛЮСЬКА.  Елисей, не унывая, сперва к семи  молодцам  в лапы попадает, к лесным братьям. Но бисексуал проходит все  сексуальные испытания, которые ему учинила великолепная семёрка, в конце концов попадает в нору. И залезает в хрустальный гроб к спящей царевне и  овладевает  спящей девушкой... 
ИВАНОВ. А отчего просыпается-то девица?
ЛЮСЬКА. От оргазма, разумеется. У нас это кульминационный момент в  «Спящей царевне-2».
ДИРЕКТОР. Европа отдыхает!
ИВАНОВ. А конец? Конец, спрашиваю, какой у этой... евро-вакханалии с азиатским акцентом?
ЛЮСЬКА. Как у классика. Валерий Палыч чтит классика. Ни на шаг от  гениального текста. Как у  незабвенного Александра Сергеевича, Пушкина нашего: «Обвенчался Елисей. И никто с начала мира не видал такого пира».
ДИРЕКТОР. В итоге семь братьев  женятся на Елисее и его невесте, устраивая пир, своеобразную  свадебную оргию в древнеславянском стиле.
ИВАНОВ. Групповуху, что ли?..
ЛЮСЬКА. Этой коллективное действо в древней Руси называлось «пиром». Уж кто-кто, а Пушкин знал, что движет обществом.
ИВАНОВ. Что же им движет, по-вашему?
ЛЮСЬКА. Основной инстинкт, Юрочка... Можно всё-таки, я вас так  буду называть?.. Условно. Как всё в театре. 
ИВАНОВ (махнув рукой).  Валяй!  (Смеётся и звонко хлопает порнозвезду по заду). И тебя,  Валерий Палыч, славный режиссёр народного театра «Эрос», прощаю. Ей (кивает в сторону Люськи) спасибо скажи, родитель номер раз! Или – два? Что за моду взяли, мать вашу!.. Чтобы гением записаться, нужно сперва геем стать. Или педиком. Только никак не медиком. Ни нормальным мужиком. А коль вокруг одни Геи, то, скажи мне, великий режиссёр, кто новых гениев-то будет рожать? Мужики? Я фильм такой видел, с беременным Дюжевым. Тьфу!.. 
ДИРЕКТОР (в сторону).   Свят, свят, свят!... (Достаёт из кармана предвыборную листовку Иванова и целует его портрет).
ЛЮСЬКА. Пушкин – это наше всё! Я грудь, пусть и золотую, отсеку за Пушкина!
ИВАНОВ. Приятно это слышать в год литературы в России.
ЛЮСЬКА (кокетничая и дотрагиваясь до кончика носа Иванова). Всё! Всё с Сергеича начинается!
ИВАНОВ. Я тоже Сергеич...
 ЛЮСЬКА. Всё, всё от Сергеича! До мельчайших постельных подробностей!  Нужно только уметь  читать между строк. Я  эту сказку-быль сначала назвала «С семью богатырями  в одной  постели». Но мне сказали, что это очень смело. Публика не готова к новой сексуальной революции. Оставили прежнюю шапку – «Спящая царевна-2». Пока под эти названием пойдёт наш хит-спектакль.
ИВАНОВ. А режиссёр кто? Этот (кивает на Валерия Павловича) педик?
 ЛЮСЬКА. Постановкой постельных сцен лично Валерий Палыч со всей  семёркой  занимается... Колоссальная, титаническая, я вам скажу, но креативно-творческая работа! Он – гений! Гений секса. Гений мысли. Гений раскрепощённого тела...
МУХ. Ба-а-лшой специалист!
 ЛЮСЬКА. Вот Мух, наш дворник и подсобный рабочий театра «Эрос» Мухометдинов, блестяще играет старшего богатыря.
ИВАНОВ. Бугра гастарбайтеров?
ДИРЕКТОР (с воодушевлением декламирует). Богатыри – не вы-ы!..
ИВАНОВ. (Напрягшись) А  - кто?
ДИРЕКТОР. (Запинаясь)  Вот были люди в наше время....Это тоже... из классики...
ИВАНОВ (передразнивает). Из классики... Как он, (тычет пальцем в Муха, одетого в полосатый свитер) этот мух полосатый, может русского богатыря, светлоокого и светло-русого молодца сыграть, а?
ДИРЕКТОР. Гримируем, Юрий Сергеевич. Списались с программами «Точь-в-точь» и «Один в один». Там из узбечек негров научились лепить... Новейшие технологии перевоплощения.
ИВАНОВ (передразниваем). «Один в один», вы за столичными гея...гениями не гонитесь! В провинции, как волка не гримируй – всё равно, собака, в лес смотрит.
ЛЮСЬКА. Так он же в лесу и живёт! Куда ж ему ещё и смотреть ещё?
ИВАНОВ. Ладно, проехали...Значит, добры молодцы  у вас из Средней Азии.
ДИРЕКТОР.  Гастарбайтеры. Мы бы и своих навербовали, но гонорар в виде спиртного требуют... Алкаши чёртовы  к последнему акту в гроб хрустальный к Люське залезть уже не могут... Кто царевну разбудит? А гастарбайтеров в городе пока  хватает. Все они на пятёрки экзамен по русскому сдали... 
ИВАНОВ (кивает на Муха). Отличники, как  этот Ос или Мух, как его там? Этот хоть в гроб к царевне залезает?
ЛЮСЬКА. Легко! (Демонстрирует Иванову Муха, как лошадь на ярмарке).  Зубы, зубы мэру покажи! А? Каков жеребец! Каков удалец!   
ИВАНОВ. Жёлтые, как кукуруза. Читать надписи на сигаретных пачках не хочет. Пусть курить бросает. Что за бугор богатырей с прокуренными зубами!..
ЛЮСЬКА. Главное – натуральные. Свои.  Отбелим мелом перед премьерой – и на фоне чёрной бороды засияют, как снега Килиманджаро! А эта часть, вот эта, эта!...Вы только взгляните на его круп! На его, простите за смелость,  на пах Муха!..  Скажу как профессионалка:  Мадонна сдохнет от зависти!
ИВАНОВ. Жеребец, жеребец... (Закрывает рот Муху). По лошадиным меркам, пора на скотобойню. Жеребец на пенсии. А ржёт по-русски?
ДИРЕКТОР.А ну, Мух, покажи!.. Да не нужно штаны снимать, дебил!   Поржи просто.

Мух ржёт

ИВАНОВ. Фальшивит, стервец. По-восточному как-то, по-ослиному ревёт... У нас так кони не ржут. Даже в сказках. (К директору). Не доучил! А говоришь, что на пятёрку экзамен по русскому языку сдал... Ты у этого коня с яйцами экзамен-то принимал?  Сыроват, сыроват материалец-то... Работай, гей-режиссёр европейского пошива! Работай, чтобы даже я, мэр нашего Мухосранска, поверил! И вскричал, просыпаясь в мягком кресле в первом ряду: «Верю! Верю всякому зверю!».
ДИРЕКТОР (Подводит Муха к авансцене). Конгениальное замечание, Юрий Сергеич! Учтём в работе. Прямо сейчас. Сию минуточку! (Муху)  Запомни великие слова, актёр Мухометдинов: когда умирают кони, они дышат... Да не так, дурак! Не стонут, а дышат! Вот так...

Директор демонстрирует, как ржут кони. Мух  неудачно  копирует.

 ИВАНОВ (Не обращая внимания на мастерское ржание директора, шепчет Люське на ухо). А ты бы,  царевна номер два смогла бы со мной отужинать? В загородном кафе «У Митрича». Митрич – мой визави, как вы говорите. Компаньон по общепиту, так сказать. Романтическая обстановка, лес, речка и никаких богатырей-гастарбайтеров...
ЛЮСЬКА (прыгает Иванову на колени). Легко, Юра! Или вы сомневаетесь в моих талантах? Всё начинается с невинного поцелуя спящей царевны... (Неожиданно сгребает Иванова в охапку и целует  поцелуем).
ДИРЕКТОР (в сторону).  Сука! (восхищённо) Какая сука! Просто  редкого дарования сука.  (Люське) По таким, как ты, Люси, давно Мэ Ха Тэ и  Чеховский фестиваль давно  плачут...
ИВАНОВ. Пауза, конечно, затянута, но как играет!  Как  играет!.. Чароница, тьфу!.. (Сплёвывает).

С улицы доносится шум толпы. Слышатся возгласы: «Открывайте выставку! Не томите народ!»
ИВАНОВ. Ишь, какое нетерпение! Народ, скажу я вам, уже не безмолствует.  Верят,  что выставка состоится. Ведь я обещал. А раз обещал, то пипл обязательно должен схавать.
ЛЮСЬКА. Пацан обещал – пацан сделал.
 ДИРЕКТОР. Ничего, ничего.... Потерпят, коль с работы сорвались. В больнице по полдня ждут приёма и ничего, не рыпаются. И тут подождут.
ЛЮСЬКА. Дураки умеют ждать... (Поймав строгий взгляд Иванова). А что я такого сказала? Сколько лет коммунизма ждали... Потом капитализма с человеческим, так сказать, лтцом... Ну, не дураки ли?
ИВАНОВ. Ты, царевна, в политику не лезь. Политика в отличие от тетра – дело грязное. Своим делом занимайся.
ЛЮСЬКА (разряжая атмосферу).   Золотые слова, Юрочка!.. Дубль номер два! (Вновь обнимает Иванова и повторяет прерванный поцелуй).

Входит Баташов. Подходит к «гробу хрустальному», стучит по пластику, чтобы привлечь к себе внимание.

ИВАНОВ (прерывая поцелуй и судорожно глотая воздух). Я обязательно приду на премьеру! У-у, царевна... Не спящая, а бдящая! Губища-то, губища!.. Как у Маши Распутиной! Золотая ты моя... Соска!

БАТАШОВ стучит настойчивее.


КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Те же и Баташов


ИВАНОВ (копируя галчонка из мультфильма). Кто тама?
БАТАШОВ (печально). Это я, Рамзес Двадцатый...
ИВАНОВ. Кто-кто?
БАТАШОВ (в сторону). Мумия в пальто...

С улицы слышится свист толпы, звон разбитого стекла,крики:  «Открывайте выставку, суки! Билеты продали, а где мумиё?»

ИВАНОВ (снимая Люську с коленок).  Так, лирикой   займёмся в мирное время А сейчас ближе к телу... фараона. (Баташову). А чего не спрашиваеь: «Вызывали?».
БАТАШОВ. Вызывали, Юрий Сергеевич?
ИВАНОВ (победно директору и Люське). Ну, что я говорил!
ЛЮСЬКА (с кавказским акцентом). Визивали, визивали... Щас в люлю хрустальную  уложим, драть  тебя, Рамзес, будем...
ИВАНОВ (Люське). Молчать!.. Когда я не молчу. Ну, никакой тебе демократии... (Баташову).  Рамзес, значит... Двадцатый, значит... Знавали мы таковых. Знатная египетская  династия, если по порядковому номеру последнего в мире фараона  судить, с богатыми традициями.
БАТАШОВ (пытаясь объяснить). Я не хотел вводить вас в заблуждение. Думал, все догадаются, что розыгрыш. Сейчас многие в Египет ездят... Жить становится лучше, веселей... Откуда взять бедным египтянам целых двадцать Рамзесов?  Рамсес второй, например...
ИВАНОВ. Молча-а-ать! Пока зубы... торчат. Я-то хорошо знаю, сколько их было, сколько  ещё осталось... Я всё знаю. Должность такая – от таких, как ты Рамзесов, город оберегать. Ты чего ему такой порядковый номер дал, а? Сам я твою шутку в газетке не успел прочесть. Меня помощники проинформировали. На полном, так сказать, серьёзе... А про двадцатого – ни гугу.
БАТАШОВ.  Двадцатого никогда и  не было. А Рамзес – или в другой транскрипции Рамсес, через букву «эс» - Рамсес Второй, ну, тот, который восстановил власть Египта в Палестине, умер и был забальзамирован более трёх тысяч лет назад. А двадцатый  - это  ко Дню дурака.
ИВАНОВ (хмурясь). День Дурака –  тоже ты  придумал?
БАТАШОВ. Вы мне льстите, Юрий Сергеевич. Он к нам из старины глубокой пожаловал... Преемственность поколений, как раньше любили говорить и писать.
ИВАНОВ (перебивает, брызжа слюной). Молчать!.. Я сказал: молчать! (Передразнивает)  Преемственность поколений! Ты где, писака, живешь, а?
БАТАШОВ. В России, смею заверить...
ИВАНОВ (перебивая). Это в общем. А в частности – ты на Аномалии живешь и  тут, в городе-жемчужине, творишь своё паскудное  дело... И демократией, небось, прикрываешься.  А у нас одна демократия: я начальник – ты дурак! Вот тебе и вся преемственность поколений. (Смеётся).   
БАТАШОВ (в сторону, испуганно). Сфинкс рассмеялся!..
ИВАНОВ.  Кто ты такой, я тебя спрашиваю!..
БАТАШОВ. Креативный журналист отдела новостей городской газеты  Баташов.
ИВАНОВ. Не городской, а моей газеты. Моего органа! Я, реактивный журналист – твой главный орган. (Задумывается). Вот у тебя, какой самый, самый главный орган?
БАТАШОВ (неуверенно). Голова, наверное...
ИВАНОВ (передразнивает). Голова, головка... А кино «Основной инстинкт» глядел?
БАТАШОВ. Смотрел...
ИВАНОВ. Так думай, думай, своей головкой,  реактивный!
ЛЮСЬКА. Ну, ну, Рамзесик!.. (Показывает неприличный жест)  Чем детей делают?  (Иванову). Молодой ещё. Своего главного органа не знает...
ИВАНОВ. Выполняй тут с такими демографическую программу!.. Главный твой орган –  в штанах. И ты его, уверен, никогда не критикуешь. Публично, во всяком случае. Так вот, я –  тоже твой  главный орган. И я, глава, тоже вне критики.   Это я тебя пока по-доброму учу, салажонок!
 ДИРЕКТОР. Они-с,  журналюги, Юрий Сергеевич, доброты не понимают. Ради красного словца не пожалеют и отца... города.
ИВАНОВ (директору). И тебе - молчать! Народ египетский  требовал только две вещи. Только две: хлеба и зрелищ. Ну, с хлебом  я вопрос решаю, семь сортов продаём. А зрелища – твоя, директор,  епархия.
БАТАШОВ. Ультимо рацио!
ИВАНОВ. Чего-чего?...
БАТАШОВ. Это в переводе с латинского  -  решительный довод! Но у нас к хлебу и зрелищам прибавляется    водка. Вечно виноватым  народом управлять легче.
ИВАНОВ. Ультима, говоришь? Да кто ты такой, чтобы меня, главу города, избранного, как ты утверждаешь, похмельным народом, учить?!.

С улицы нарастает шум толпы, слышатся выкрики: «Запускайте на выставку, сволочи!», «Ща разнесём  дворец по щепкам!»

ИВАНОВ. Слышишь, писарь? Глас народа – глас Божий. Для меня это священно! Потому что я – патриот. А ты – никто. Пустое место для меня.  (Обращаясь к директору ДК) Двери, запоры – надёжные?


За стеной раздаются   глухие удары. Чей-то зычный голос с хрипотцой выделяется из шума толпы: «Да они там золото с бриллиантами делят, ворюги!»

ДИРЕКТОР (прислушиваясь и после паузы). Похоже, бревном в двери бьют... Осадили, гады, почище татар. И чего озверели?
ЛЮСЬКА. С жиру бесятся.. В супермаркетах полки ломятся. Были бы деньги...
ИВАНОВ (директору). Зрелищ давай! (Обращаясь к Баташову).  Салус попули супрэма лэкс! Благо народа – высший закон. Учись, студент! (Поворачивается к директору и Люське).  Ладно, действуйте, господа извращенцы, как договорились. И пошустрей! Боюсь стены напора не выдержат.
ЛЮСЬКА. Мухометдинов!  Мух! Быстренько пеленай журналюгу бинтами.

   Мухометдинов  борцовским приёмом  укладывает Баташова на лавку, вместе  с Люськой и директором  они бинтуют  журналиста.

МУХ. Не надо бояться, писатель-джан. Писал – не боялся. Сейчас поздно бояться. Мух из тебя хороший мумий сделает.
ДИРЕКТОР (смеётся, потирая руки).  Терпи, терпи,  казак, атаманом станешь...
ИВАНОВ. Ради города, родины своей, в конце концов,  и  реактивному журналисту пострадать можно... Ты, парень, родину любишь?
БАТАШОВ (поворачиваясь с боку на бок). Люблю. В моём положении её опасно не любить...
ИВАНОВ. А жизнь за неё отдашь?
БАТАШОВ. Жизнь? Так кто ж её тогда любить будет?
ИВАНОВ (следя за работой). Стягивайте покрепче! Чтобы в гробу не развязался... А в рот – кляп! Что б не вякнул чего непотребного, когда губернатор приедет. Эти борцы за свободу слова сами дураки полные. Могли бы жить припеваючи, так нет, не могут не вякать... Словесный понос подводит. А молчание для мастеров слова – золото!
ЛЮСЬКА. Сосальное.
ДИРЕКТОР. Дура, сусальное!
ЛЮСЬКА (с обидой) Так кляп в рот, вашу мать?
ИВАНОВ. Можно и туда... В обратку. Да возиться уже некогда... Народ вот-вот двери снесёт.
ЛЮСЬКА. А кляп из чего прикажете сделать?
ДИРЕКТОР. Сиську свою ему сунь, дура!
ЛЮСЬКА. (нетрезво) Поп-прошу, господа, без оскорбительных намёков!  Не, реально, блин!..Чем затыкать журналюге рот будем? У меня в сумочке прокладки с крылышками есть? Одну, блин, жертвую мумии...
БАТАШОВ. Только не гигиенической прокладкой!  Тогда уж лучше забейте рот глиной! (Неточно цитирует Бродского). Но пока мне рот не забили глиной, из него будет слышаться только благодарность нашему мэру и  нашему губернатору!..
МУХАМЕТДИНОВ (высунув язык, работает над расширением «хрустального гроба» под саркофаг). Не-е... Глиной нельзя.
ДИРЕКТОР. Это ещё почему?
МУХОМЕТДИНОВ. Свобода слова. Не поймут братья-таджики... Там, у дверей, на одного гастарбайтера два правозащитника найдётся... Опасна, насальники, ос дразнить!
БАТАШОВ. ...Пока не забили рот глиной, будет из него слышаться одна благодарность отечеству и его превосходительству... Умоляю! Не затыкайте рот представителю местной прессы!.. Чем я есть и пить буду? Я, клянусь Рамзесом, благодарить буду!..
ИВАНОВ. А что тебе, дружок, и остаётся? Скажи мне спасибо, что ты вообще  есть. Как ни крути, ни верти – я твой благодетель. Работодатель, как принято сейчас говорить.
ЛЮСЬКА. Ишь, как скулит... И крутится на лавке, как уж на горячей сковородке. Глядите, блин - развяжется в самый ответственный момент. Восстанет из гроба, второе пришествие, мать вашу!
ДИРЕКТОР. У нас не развяжется! Мух, рви марлю на полоски, бинтуй потуже!
ИВАНОВ (обращаясь к Мухометдинову). Ей ты, как тебя там – Ос или как?
МУХ.  Можно и Ос. Ос – это тот же мух, только полосатый.
ИВАНОВ.  Пиши, Ос, объявление, что стоять у гроба не больше  трёх секунд. За нарушение – штрафные санкции.
БАТАШОВ (крехтя, сдавленным голосом). А сколько мне лежать в вашем саркофаге прикажите?
ИВАНОВ. Заткнись, Рамзес несчастный. Сколько надо, столько и пролежишь. Как каменный.  Сам кашу заварил...
БАТАШОВ (мычит через  бинты, отплёвываясь).Полегче! Понежнее бинтуйте, олухи царя небесного! Лицо мумиям жрецы не бинтовали! Лицо нашей журналистики и великой русской литературы – неповторимо!
ИВАНОВ. Молчи, египтолог несчастный! Подмотайте повыше! Но сопелка чтобы дыхала... Две дырочки  для жизни нашему литературоу вполне  хватит.
БАТАШОВ (глухо).  Душно! Мне душно. И жарко. Подайте...
ДИРЕКТОР. Бог подаст. Ты в Бога веруешь?  Нынче все веруют. Даже  ярые коммунисты.  Вот Бог и подаст.
БАТАШОВ Иуда!.. (Пауза).  Пи-и-ить! Я хочу пить! Я  умираю от жажды. Мало что  обездвиженному лежать!.. Так ещё и обезвоженному?
ИВАНОВ. Терпи, казак, атаманом станешь... Рамзес терпел и тебе велел.
БАТАШОВ.  Пи-и-ить, жрецы продажные!
ЛЮСЬКА (кивает на режиссёрский  столик, уставленный бутылками). А это идея! Пьяному Рамзесу   -  и саркофаг по колено!
ИВАНОВ. Пусть хлебнёт. Для храбрости. Но не всю бутылку... Влить четыреста пятьдесят. Без закуски.
ДИРЕКТОР. Почему, не больше! 
ИВАНОВ. А  как нужду мумия справит, если приспичит? В реквизите спектакля памперсов нет.

Люська находит в бинтах рот Баташова, вставляет туда воронку и, булькая,  вливает  полбутылки какого-то спиртного. Баташов шумно всасывает  жидкость.

ЛЮСЬКА (шепчет). Всё, всё, милый Рамзесик... Сейчас хорошо тебе будет,  хорошо... Хорошо уже?
БАТАШОВ. Лучше...
ЛЮСЬКА. Любой страх, даже египетский - от недопоя...Сейчас будет совсем хорошо. (Добавляет спиртного в воронку. Пойло с бульканьем вливается в Баташова).
ЛЮСЬКА. Лучше?
БАТАШОВ (после паузы). Лучше, жрица любви!
ЛЮСЬКА. Ясное дело, что лучше! Даже засушенный Рамзес сам не свой, когда трезвый и голодный. Бинту не жмут? Не перетянули? Живот не болит?

В животе Баташова так бурчит, что слышно всем, укладывавшим его в саркофаг.

ДИРЕКТОР (Прислушиваясь). Опять в сортире бачок потёк...
ЛЮСЬКА. Это не в сортире. Это у забинтованного Рамзеса. Крутым коктейль замесила...
ДИРЕКТОР. Вот дура! А как прослабит? Прям в саркофаге!.. (Баташову) Живот, господин автор, не болит?
БАТАШОВ (пьяненько поёт).  Если я заболею, то к   жрецам обращаться не стану...
ЛЮСЬКА. Готов! Наркоз сработал. Оно и к лучшему... Сейчас в хрустальную  люлю. И спать, спать, спать...

Баташов засыпает, приоткрыв рот и оскалив зубы.  Каменный оскал «мумии» виден из-под мокрых от вина бинтов.

ДИРЕКТОР. Готово, Юрий Сергеевич! (Любуется работой). Мумия чистой воды (цокает языком). Не отличишь от оригинала!
ИВАНОВ. Тащите  гроб! 

Мухометдинов подтаскивает к лавке, на которой лежит закатанный в бинты Баташов, гроб из театрального реквизита. Все дружно засовывают Баташова в саркофаг.
 
ИВАНОВ. (глядя на часы) Губернатор, мать вашу, можно сказать, на пороге... Где плакат?
МУХ. Готова, хозяина, совсем готова!..
ИВАНОВ. Крепи его в изголовье покойного!

Мухометдинов разворачивает плакат, на котором коряво написано с ошибками:
«СТАЯТЬ 3 СЕК. ПАТОМ БУДУ БИТЬ МОРДА.  С УВАЖЕНИЕМ РАМСЕСА-ХХ».

ДИРЕКТОР. (не читая написанного). Мух,  художник на букву «Х»!.. Потом плакат прилепишь. Помогай гроб  с Рамзесом водрузить! Тяжеловата мумия...
МУХОМИТДИНОВ. Гомна  у журналистов осень много, насальника!
ЛЮСЬКА. У тебя, блин, меньше...Спящие клиенты самые тяжкие... Опыт.
МУХ. А золото, рубины там, брюлики-рюлики... В гроб тоже наложить, Валера-джан?
ДИРЕКТОР. Потом вместе наложим.
ИВАНОВ. (прислушиваясь к нарастающему гулу толпы).  Какие ещё золото-бриллианты?
ЛЮСЬКА. К «Спящей царевне» такой реквизит есть.  Стекла накололи, покрасили... Когда под гроб подсветку  подсовываем – красота сказочная!..

Директор, Люська и  Мух, надрываясь, тащат  забинтованного с головы до ног  Баташова  в  «хрустальном» гробу  до стоек и подвешивают его на  цепях, потом  насыпают в «саркофаг» битого разноцветного стекла и включают мощную подсветку.

ИВАНОВ. (восхищённо) Бляха муха-а!.. Царь ебипетский!.. Ну, вылитый Рамзес двадцатый!




КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Те же и мумия


ЛЮСЬКА (ласково глядя на саркофаг с журналистом).  Спит, дурачок пьяненький... Даже похрапывает во сне.
ИВАНОВ.  Где вы видели храпящую мумию!?. Переверните его на бок, дебилы! (Люське).  Чего ты ему, царевна грёбаная,  в глотку влила-то?
ЛЮСЬКА. Смешала всё, что оставалось – вискарь, вино, пиво. Хотела как лучше, Юрий Сергеич... Юра... Крепче спать будет! Хотите, я ему под  попу самый большой самоцвет подложу! Вот так...
ИВАНОВ (мягче). А  стекляшкой ляжку Рамзес наш двадцатый -  не порежет?  Да и не помер ли он  там, в гробу... Тесновато, вижу, литератору... Ноги ему в коленях согните!
ДИРЕКТОР.  Он в коконе! А кокон согнуть нельзя...
ИВАНОВ. Родина прикажет, согнёшь и в коконе... Понял?
ДИРЕКТОР. Родину, как и мать, не предаю!
ИВАНОВ. У тебя же нет матери. Умерла, кажется...
ДИРЕКТОР. Всё равно не предаю. У меня этот комплекс... с детства.
ИВАНОВ. Знатная мумия получилась, брат... Как думаешь, не проснётся журналюга ваш?
ДИРЕКТОР. Ни в жисть! Мертвецки пьян.  И играть   мумию   не нужно: жёлт лицом и сухощав. Чисто мумия Рамзеса...

Втроём они вертят тело Рамзеса, поворачивая его то на бок, то укладывая на спину. Ноги никак не влезают в маленький размерчик «хрустального гроба».

МУХ. Я гроб под Золотой Сиська делал... Маловат будет для журналюга... Не его размер.
ЛЮСЬКА.  Фигня, Мух! Только ноги не влезают... Нехай торчат! Прикольно...
ИВАНОВ ( ходит по сцене и смотрит на «саркофаг» с разных точек). Прикольно, мать вашу, вам!.. А  коль меня губернатор спрсит: «А скажика, братец, что это за порнография? Что за пьяница там, в пластмассовом корыте, лежит?  Почему у мумии ноги  за край гроба свисают?!.». Что мне губернатору тогда говорить?
МУХ. Не сердись, уважаемый голова! Сейчас ножовка принесу...
ДИРЕКТОР. Зачем ножовка?
МУХ. Нога буду пилить.
ЛЮСЬКА. Дурак! Он же проснётся!.. Больно будет...
МУХ.  Тогда гроб пилить буду... Но лучше – ноги. Гроб сам делал, красиво делал...
ДИРЕКТОР. Ничего пилить не дам!
ИВАНОВ. Почему?
ДИРЕКТОР. Цепи  не выдержат. Они же – не настоящие.
ИВАНОВ. Всё у вас тут не настоящее... Тогда, дебилы, хотя бы ноги  ему подогните.
ЛЮСЬКА. Теперь  коленки торчат. И коричневые ботинки видны... Бинты, блин, палёные!
МУХ. Китайское барахло... Говорю, хозяйна, пилит нога надо!
ИВАНОВ. Голову  бы тебе спилить, чурка! Ты чего такой коротенький гробик смухлевал? Безо всякого  запаса. Украл  дорогой прозрачный материал? А?
МУХ.  Зачем украл? Золотая Жопа с Елисеем умещались, а на эту... журналюгу мерки, насальника, не давали.
ЛЮСЬКА. Ничего,  ничего, Юрочка... На ноги побольше рубинов, сапфиров насыплем... Этого добра у нас навалом, слава Богу.
ИВАНОВ.  Сыпь! Да подтяните туловище Рамзеса, повыше! Может, подушку ему под голову?
ЛЮСЬКА. А шёлковое одеяло ему не надобно?
МУХ. Вот подушка. Моя, из поезда «Москва-Душанбе»!.. Родина на ней мне снится, насяльники... Дома хорошо...
ИВАНОВ. Что ж домой не едешь?
 МУХ.  Зачем спрашиваешь, хозяйна? Тут лучша.
ДИРЕКТОР (вырывает подушку из рук Мухаметдинова и подкладывает под голову Баташова). Ну, как?
МУХ. Сперва мумий лёг. Теперь мумий сел. А что? Надоело четыре тыщи лет спать. Вот и сел.
ЛЮСЬКА.  И на саркофаг сел, и рыбку съел...

У Иванова звонит мобильный телефон.

ИВАНОВ. Алло! Да, это я, Алексей  Семёнович... (Зажимает микрофон мобильника, шипит в сторону своих помощников, округлив глаза). Тихо, козлы! Губернатор!!! (В трубку).  Да, Алексей Семёнович! Уже готовы, Алексей Семёнович! Про ленточку? (Пожирает глазами директора. Тот кивает головой, доставая алую ленточку из кармана).  Про ленточку не забыли... Вы её и перережете, Алексей Семёнович. Да, да... Всё готово. Ждём-с.

Иванов какое-то время тупо смотрит на замолчавший телефон, потом  вытирает лысину, поданной ему ленточкой

ДИРЕКТОР (вкрадчиво).  Как настроение... У Алексея Семёновича? Праздничное?
ИВАНОВ (вздрагивая). Что?  Праздничное... (Пауза). А то! На праздник дурака, чай, едет. Сколько дураков, со мной в том числе, у нас в орденоносной области, однако!.. Отечественные дураки, они ведь, как жирный карась на  заморенного червячка, на  заморскую мумию оч-чень хорошо клюют! (Смеётся. Смех напоминает рыдание).

«Рамзес» неожиданно громко всхрапывает в гробу, что-то глухо бормочет

МУХ. Рамсеса, однако, много водка в горло заливала. Пяная спит, не писавши...
ИВАНОВ.  Перебьётся, литератор хренов! Им, понимаешь ли,  год литературы устраивают, а они – что творят? Твари неблагодарные. Поверните эту срамную мумию на другой бок!  Нажралась – и храпит, вобла сушеная!

 Директор бросается выполнять указание. Раздаётся какой-то треск, цепь, дёрнувшись, опускается с одной стороны. «Саркофаг» наклоняется, рискуя вот-вот перевернуться

МУХ. Мумий, наверна,  много картошка ел. Тяжелый, хозяйна, Рамсеса... (Подтягивает цепь). Будет лежать тихо – хорошо будет. Будет дёргаться - плохо будет, насяльника... (Поправляет голову «мумии», Баташов мычит).
ИВАНОВ (срываясь на крик). Отойти от гроба! И не трогать мумию ни за нос, ни за другие члены!.. Ежели проснётся во время губернаторской экскурсии, всем мало не покажется!..
ЛЮСЬКА. А храп?
 ИВАНОВ. А храп вы музыкой закамуфлируете. Есть у тебя, директор хренов, музыка, какая-нибудь египетская, восточная там музыка? Ну, что-то вроде (напевает) там-барам-ба-рам-ба-ба?
ДИРЕКТОР. Там-барам есть! Этого добра в любом нашем ДК навалом! Мухометдинов! Врубай все лампы подсветки! И давай на колонки ту,  турецкую музЫку! Ну, под которую Золотоя Сиська на шесте вертелась.
МУХ. Филиппа Киркорова, насяльника?
ДИРЕКТОР. Тарам-барам-ба-рам-ба-ба! Эту давай!
МУХ. Ага! Барам-ба-ба! Даваю!..
ИВАНОВ. И фанфары давай! И чтобы громко, как на «Голосе» вопили! И не по-русски. Тогда всё за высший класс сойдёт. И подсветку помощней! В тысячу ватт подсветку! Врубай, волшебник Ос!
МУХ (с обидой).  Я не Ос, я – Мух! А все лампы нельзя. Жопа у Ремсесы гореть станет. Пластмас плавиться будет. Жалко, сам гроб делал...

 Включается  какая-то «турецкая»  музыка.. Под «саркофагом» загорается мощная подсветка, высвечивая сверкающие россыпи крашеного битого  стекла

ИВАНОВ (закрывает ладонью глаза). Матушки-светы!.. (Исполняет немыслимый танец, прыгая то на одной, то на другой ноге).  Опа!  Опа!.. Вот это, доложу я вам,   Европа! Главное, ребята, пыль в глаза пустить!..
ЛЮСЬКА. Красии-иво!  И красиво лежит красавчик! Бледненький, длинненький,  мокренький, как...  использованный    презерватив.
ДИРЕКТОР. Любое сравнение   хромает...  Твоё, Люси, тоже. А  вот чего он, спрашивается, мокренький-то?
МУХ.  Беда, хозяйна! Ой, беда!...
ИВАНОВ. Откуда тут лужа?
МУХ. Обоссался мумия... Зачем Люська столько водка в глотка лила?

Из «саркофага» поднимается не то дым, не то пар. «Мумия» ворочается.

ИВАНОВ. А я согласен со сравнением Люси... Гандон и есть гандон. И нет у нас в городе такого гандона, который не мечтал бы  стать дирижаблем.  (Водит носом).  Но палёной резиной всё-таки  припахивает... Дирижаблем стать не успеет.
МУХ. Эта, хозяйна, не резинка... Это гроб мой  скоро сгорит,  насяльники!  Лампочки очень сильная...Пластмасса худая, китайское барахло.

У Иванова вновь звонит мобильник


ИВАНОВ. Алло!.. Это вы, Эльвира Ивановна? Кто звонил? Из какой лавры? (Пауза).  Из какой пустыни? Из Сахары, что ль? Ах, из пУстыни? Нет-нет, наша мумия не продаётся... (прячет телефон в карман). Самим ещё сгодится.
ЛЮСЬКА.  (Вкрадчиво) А много предлагали, Юра?
ИВАНОВ. Крохи – кризис на дворе. Мумии подешевели.
ДИРЕКТОР. А может, Юрий Сергеевич, того?.. Курочка по зёрнышку...
ИВАНОВ. Чего, чего?..
ДИРЕКТОР. Да толканём этого Рамзесика нашего  миллиончиков этак за пять...  Долларов, разумеется. Какому-нибудь их попу-расстриге, Филарету, или как его там?  Тогда хохлы живо свои корни и в Древнем Египте найдут, за три тысячи лет до Рождества Христова...
ИВАНОВ (после паузы). Да, брат, проучить безбожника не мешало бы... Но  ведь никакой мумии Рамзеса двадцатого не было и нет... Как бы – нет. Хотя она есть, вон храпит, пьяная свинья...
ДИРЕКТОР. Мумии нет, а информация – есть. Кто владеет инофрмацией, Юрий Сергеич, тот владеет миром. Такую информацию, если пораскинуть мозгами, сегодня можно оч-чень недурственно продать, подарить, отблагодарить...
ИВАНОВ. ...Откатить.
ДИРЕКТОР. Да что угодно, Юрий Сергеич!  Мои знакомые креативные бизнесмены воздух продают, собирая деньги на капремонт домов в двадцать втором веке... А тут – мумия... Можно сказать, чудотворные священные мощи... Предложи какому-нибудь амбициозному олигарху из губернаторской обоймы наш саркофаг с мумией, потребуй аванс или предоплату, вот и курочки сытыми будут...
ИВАНОВ. А он потом шум подымет, ославит, пожалуй, на всю Европу...Да ещё в прокуратуру и следственный комитет донос по электронке зашлёт...
ДИРЕКТОР. Будьте покойны, Юрий Сергеич, не подымет... Стыдно станет, что его, как набитого дурака и доверчивого невежду, вокруг пальца обвели. Смолчит и про утраченный  миллиончик предпочтёт забыть. Будто его  и не было отродясь... Так сказать, естественная убыль...Издержки производства. Смолчит, проглотив обиду. Ибо дурная молва всегда впереди паровоза бежит. Кто ж с законченным идиотом потом дела свои будет перетирать? Компаньоны в русском бизнесе отворачиваются от неудачников.
ЛЮСЬКА. А что, Юра! В школе нас учили, что раньше, при царе Горохе, борзыми щенками взятки  и брали, и давали – и ничего... Дворянский нос  и от щенков не воротили. А тут – святые мощи царя египетского, блин!
ДИРЕКТОР.  (в сторону) Прямо гоголевский сюжет! 
ИВАНОВ (после паузы) Коррупцией  попахивает... Взятку мумией, скажут, всучили... Или взяли. Ужас! Сахалинский глава острова часами да авторучками стоимостью  почти за миллион долларов  брал. Никаких вопросов у общественности. Всем  всё ясно и понятно. Без мистики.  А взятки мумией, это как-то... не по-нашенски.  Не прозрачно для органов. Дискредитируем борьбу с коррупцией. Нет и ещё раз нет! Нас просто не поймут (поднимает глаза вверх)  - ТАМ...  Извращение, прости Господи!

Устало опускается на стул, вытирает пот со лба.

МУХ. Мой сосед в уборной на автовокзале деньги берёт. День и ночь – работа, работа, работа...Живой человек кушать хочет и какать хочет. Три раз больше меня получал. Хорошие деньги. Дерьмом не пахнут. Пловом пахнут, дорогой машина пахнут... Чем мумий хуже?
ИВАНОВ. (с укоризной) В искушение вводите?.. Где ж вас, псы вы ненасытные, одному президенту побороть?  Там, на самом верху, очередную решительную и последнюю борьбу с коррупцией объявили, а вы, как голодные собаки, с цепи сорвались... И что ж вы делаете, паразиты на здоровом теле капиталистического государства? В кризисный-то год?  Взятки растут быстрее чем цены на гречку! Инфляцию провоцируете в стране?.. У-у, ироды...По девяностым соскучились, когда чем хуже, тем лучше? Вас, шестёрки, спрашиваю! Когда о родине думать будете? Делай, как я: прежде думай о родине... И только потом - о себе! О семье! О детях-брачных и внебрачных! О любовницах, ближних и дальних... родственниках... Обо всем, короче, думай! Но – потом! Опосля родины-матери, которой, кстати, у директора нет. Нет матери, нет и родины. Так я понимаю.
ДИРЕКТОР (испуганно) Юрий Сергеич, я мать в детстве потерял. А родина... (прикладывает руку к сердцу) тут, где партмоне. Всегда со мной...

Что-то шипит и парит под саркофагом

МУХ. Что, хозяина, делать будем? Пар от мумии пошёл...
 ИВАНОВ (прерывает звонок мобильника). Времени, господа, нет. Истекло наше время... (Муху) Пар костей даже мумии не ломит!  Крепи, Ос, свой  плакат! Губернатор на пороге! Директор, алую ленточку перед саркофагом – крепи!

Хорошо слышен шум толпы.

ДИРЕКТОР. Боюсь, ленточка, Юрий Сергеевич, не понадобится... Прорвали оборону, гады!
ЛЮСЬКА . Спасайся, кто может!.. Лавина!
ИВАНОВ ( в свёрнутую газету, как в рупор). По местам стоять! Эй,  Мух полосатый! Врубай фанфары в зал! На все   колонки!


Звучат фанфары. Мух вешает у изголовья «мумии»  изготовленный им  плакат. В это время слышится звон разбитого стекла и на сцену врываются утомленные   ожиданием  посетители «выставки». Слышатся выкрики из толпы: «Хам! Не при, как на буфет! Вас тут не стояло!..»




КАРТИНА ПЯТАЯ.

 Директор, Мух и Люська, взявшись за руки, с трудом сдерживают толпу, рвущуюся к «саркофагу». В конце картины  появляется губернатор.

ЛЮСЬКА (с надрывом). Возьмёмся за руки, друзья, что б не пропасть поодиночке!..
МУХ (из последних сил):  Не при, товарища! Три секунда - и морда буду бить! Читай плаката! (Выталкивает просочившихся).  Пьяный Рамсеса тряпками связан -  никуда не убежит. На всех  мумия хватит!
ИВАНОВ (пытается силой убеждения успокоить горожан). Тихо! Спокойствие! Только спокойствие, господа любители египетской  истории! Я сам, можно сказать, личность вполне историческая. (В сторону) Кажется, и я в историю вляпался...
ДИРЕКТОР. Я ща полицию вызову! С дубинками!.. Больно будет!..
ИВАНОВ.  Не верьте ему, господа избиратели! Это всё козни моих оппонентов! Я, вы знаете, за свободу слова и свободу от совести!.. Мне, мне верьте!.. Я вам мэрское слово давал? Давал. Обещал, что мои избиратели обязательно увидят эту уникальную находку? Пацан сказал, пацан сделал!..

Крики из толпы: «Показывай, держи свою мэрское слово!» «Хотите и мумию, как городской бюджет, распилить? Не выйдет! Открывай выставку!»

 ИВАНОВ. Прошу не перебивать своими выкриками! Эту историческую находку нелегким горняцким трудом  добыла славная бригада Приходько, выразившая, между прочим,  единодушное желание на предстоящих мэрских выборах голосовать только за меня...

Выкрики: «Кончай, Юрий Сергеич, агитацию и пропаганду!» «Дайте же и простому народу  на мощи царя египетского  взглянуть!»

ИВАНОВ (директору). Губернатор прибыл?
ДИРЕКТОР. Идёт по коридору...
ИВАНОВ. По какому коридору?
ДИРЕКТОР. По нашему коридору...
ИВАНОВ (мелко крестится). Слава губернатору, слава!.. Тьфу ты!... Слава тебе, Господи! Совсем ум за разум зашёл... (Протягивает у «саркофага» алую ленточку и обращается к Люське и Валерию Павловичу): Ну, бляха муха, братья Пресняковы! Вот и начинается главное - кульминация вашего эротического спектакля, с полным  раздеванием на сцене!..


 Слышатся зычные голоса охраны губернатора: «Дорогу губернатору! Дайте  пройти губернатору! Р-раступись!..». По толпе проносится: «Губернатор,  сам  губернатор!..». Толпа успокаивается.
Появляется  губернатор.

ГУБЕРНАТОР. Успел к открытию? Вижу, что успел... А то всю дорогу только и гадал: успею или не успею? Успел. Потому что всегда думал и думаю о нашей славной области, о простом человеке, которому, кроме хлеба, ещё и зрелищ подавай. Иначе не проголосуют, черти... На кого я, Юрий Сергеич, область брошу? Как подумаю, что на вас – сердце кровью обливается...
ИВАНОВ. Что вы, что вы, Алексей Семёнович!.. И в мыслях не держим.

Через стекло видны сплюснутые напором горожан лица первых рядов посетителей. Гул толпы усиливается

ДИРЕКТОР. Если сию минуту не запустим, нас сметут...
ИВАНОВ. Речь, Алексей Семёнович! Народ жаждет честного  губернаторского слова!
ГУБЕРНАТОР. Я тут набросал в машине...Так сказать, с позиций 80-летия нашей области. Надо же так совпасть – и мумию нашли, и 80 лет области стукнуло! День вчерашний и день нынешний. И славные перспективы, так сказать... И губернаторские выборы.
ИВАНОВ.  (угодливо): Это просто знак небес, дорогой Алексей Семёнович! Начинайте, начинайте же! Не томите душу!..

Иванов достаёт из кармана  бумагу с заготовленной речью. И в это время все видят, как из «саркофага» на мощные лампы подсветки льётся какая-то жидкость. В следующий момент взрывается первая электролампа. От короткого замыкания брызжут искры.

ГУБЕРНАТОР (Иванову). Это что за фейерверки?!.  Что из саркофага-то льётся? Дымком попахивает... Уж не горим ли, Юрий Сергеевич?
ИВАНОВ.  Льётся что?.. Елей, Алексей Семёнович! Чистый елей!.. Так по сценарию задумано. Спецэффект, можно сказать.
ДИРЕКТОР. В честь вашего знаменательного приезда!.. (Шипит в строну Муха) Вырубай, вредитель, подсветку!

Губернатор, за спиной которого волнуется прорвавшаяся внутрь «выставки»  толпа, перерезает ленточку. Директор и Люська жидко аплодируют. Толпа подталкивает губернатора к «саркофагу».

ГУБЕРНАТОР (крестится и подходит к «саркофагу»). Однако, как сохранился, каналья!.. Даже волоски из носа торчат!.. Ну, прямо, как живой! Даже, я вам скажу словами поэта, живее всех живых!   И  драгоценные камни (цокает языком) с голову младенца!.. И  ведь не растащили за тысячелетия!.. Ни жрецы, ни чиновники, ни чернь...
1-й ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ: Не чета нынешним жрецам!
2-й ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ: Читать умеешь? Три секунды истекли... Отваливай!..

Раздаётся второй, более сильный хлопок от взрыва второй лампы.
Мумия начинает ворочаться, а потом крутиться, как уж на горячей сковородке.

БАТАШОВ (привстаёт в «саркофаге»).  Где я? Что я? Горю, кажется... Ей-ей, горю-ю-ю!..
ГУБЕРНАТОР. Свят, свят, свят!.. Живее всех живых, мать его за ногу!..(падает в обморок).
БАТАШОВ (простирает руки к толпе): По-мо-ги-те, люди добрые! Горю  синим пламенем!

 Цепи обрываются, «саркофаг» с «мумией»   с грохотом  падает на сцену. Баташову невероятными усилиями удаётся встать на ноги, и он,  стянутый бинтами, как кенгуру,  прыгает к  пожарному выходу.
 Слышится  новый мощный взрыв. Дым, искры, кутерьма.
Толпа  с криками «Чудо! Чудо свершилось!...Мумия ожила!»  бросается за Баташовым. Кто-то падает на колени, осеняет себя крестом.
 Губернатор подползает к главе города.

ГУБЕРНАТОР (Свистящим шёпотом Иванову): Моли Бога, чудотворец, чтобы без жертв обошлось!..
ИВАНОВ. Я, я  - первая жертва!..
ГУБЕРНАТОР. А я?.. Я, чудак на букву ме, по-твоему - кто?

Горожане ползают вокруг постамента и поверженного «саркофага», сталкиваясь лбами друг с другом

ДИРЕКТОР. Господа! Господа!.. Это спецэффекты! Запланированные организаторами исторической  выставки... Без паники! Мы не горим, горим не мы!..
ИВАНОВ (садится на пол, охватывает голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону).  Это я горю... На плёвой первоапрельской шутке какого-то  щелкопёра, как на костре инквизиции, принародно  сгорел!..

Последний хлопок – и  в зале  гаснет свет.




ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Съёмная квартира Баташова и Хрусталёва. За  накрытым  столом – Хрусталёв, Наташа и Петухов.
Фотокорреспондент в окошке дисплея цифровой камеры  крутит  недавно отснятые кадры.


ПЕТУХОВ (поворачивая дисплей в сторону Наташи и Хрусталёва). А как вам этот кадг? А вот этот? Пгекгасно! Умею ведь схватить за уши истогический момент: Лёва и Наташа подают заявление в  ЗАГС.
ХРУСТАЛЁВ (шумно вздыхая). Горе тому, кто живёт в чужом дому...
НАТАША. С милой рай и в шалаше. А в фамильном «шалаше», Лёва, четыре комнаты.
ХРУСТАЛЁВ.  Предчувствие нехорошее, Наташка! Чую, чую, будет  рай,  хоть ложись и помирай.
НАТАША. Ну что ты комплексуешь, Лёвушка!.. (Петухову). Это он о Сашке переживает. Друг как-никак, закадычный. Одногруппник и однокашник.
ПЕТУХОВ. Что же будет с годиной и с нами?
 НАТАШКА. Нам-то что будет? Просто вместе работали, взглядов его не разделяли...
ХРУСТАЛЁВ. Помолчи, пожалуйста! Ладно?
НАТАШКА. Только не надо так нервничать, дорогой... У нас – праздник любви. Не забывай, Лёвушка.
ХРУСТАЛЁВ. А Сашка сейчас у полковника Тихого объяснительную пишет. Мол, я не я и идея с Рамзесом не моя...
НАТАША. А чья же по-твоему?
ХРУСТАЛЁВ. Это я так, к примеру... Может же на главвреда Зубова всё свалить. На свою молодость, неопытность сослаться...
ПЕТУХОВ. А что ему ггозит-то?
ХРУСТАЛЁВ. Грозит что? Тихий, если ему прикажут «оттуда», найдёт что пришить.
НАТАША. Что именно? Разве он виноват, что юмора не поняли? Что с дураками на Руси, как и при Гоголе, проблемы отдельные имеются... Не все дороги хорошие, есть ещё и плохие, мэры, пэры и губернаторы ещё разные... Вертикаль портят своим поведением.
ХРУСТАЛЁВ. Это не отмазка. Тихий запросто может и экстремизм припаять, и разжигание межнациональной вражды припаять... Человек десять гастарбайтеров поглазеть на мумию Рамсеса приходило?
ПЕТУХОВ. Поболее будет...
ХРУСТАЛЁВ. Тем паче. Камеры наружного наблюдения всё зафиксировали. Вот тебе факты, а вот и аргументы...
НАТАША. Никогда не думала, что в нашем городке столько гастарбатеров... И все любознательные такие! Как они хотели приобщиться к истории, как пёрли на саркофаг грудью!..
ПЕТУХОВ. Один хохол кгичал на весь двогец культугы: «Будьте ласковы! Дайте, гомодяне,  хучь одним глазом глянуть на предка укров! Це же наш когень! Слава Гамзесу, геоям слава!»
ХРУСТАЛЁВ. И это тоже не в Сашкину пользу.
ПЕТУХОВ. И чё ему теперь делать, Лёва?
ХРУСТАЛЁВ. Есть один верный шанс.
НАТАША. Какой? Жениться?
ХРУСТАЛЁВ. Кто про что, а Натусик про печать в паспорте... Женится, душа моя,  никогда не поздно. Ему в армию нужно проситься. Добровольцем. Немедленно. Чтобы искупить перед родиной и всё такое...
ПЕТУХОВ. А что? Агмия – школа для настоящих мужчин. Я два года, к пгимегу, служил. И ничего – жив, здогов, и того же всем желаю. А 
ХРУСТАЛЁВ. Старик, не дави на психику. Перейди на другой уровень!
НАТАША. А мы вчера с котиком к моим родителям ездили, знакомиться.
ПЕТУХОВ.  И как смотгины пгошли?
НАТАША. Разве Лёва может кому-то  не понравиться? 
ПЕТУХОВ. Он что -  золотой чегвонец, чтобы всем нгавиться?
ХРУСТАЛЁВ. Ещё как, Володь.  Её отец трижды за вечер предлагал отвезти меня домой.
НАТАША. Он ждал, когда ты поддержишь разговор об отечественной медицине. А ты его анекдотами достал.  Отечественная медицина - его больная тема.
ХРУСТАЛЁВ.  Медицина – тема, конечно, актуальная... Но я не врач! И даже не инженер человеческих душ, какими в прошлом веке литераторы были. Я только о собираю, фиксирую, обрабатываю и распространяю информацию. Да, могу написать зарисовочку о враче. Но это будет только зарисовочка о враче, не больше... А твой  старче прилип с вопросом: что у него болит между лопатками? Болит, мол, и болит. И вся наша реформированная в платную услугу медицина не помогает. Что бесплатно не лечили, что за деньги теперь не лечат. Никакой, мол, разницы он не чувствует, а боль – чувствует. И, когда кровные денежки в эту беспомощную медицину утекают, то  его старая боль многократно усиливается... Тут я чувствую: просто так этот мощный старик не отстанет. Доконает меня своим критическим реализмом.  Тогда спрашиваю: курите? Нет, отвечает. Пьёте? Тоже нет, говорит. А, простите,  по женской части – не ударяете? Вижу, обиделся старикан. Нет и нет, мотает головой. А сам в рот мне смотрит. Ответа от мастера  универсальной информации ждёт. Я, господа, вы знаете,  не автоответчик и  рекламных сеансов обратной связи с населением не провожу. Но стараюсь отвечать его ожиданиям. Говорю, ударив себя ладошкой по лбу, как делают это плохие актёры в момент озарения: «Так это же у вас крылышки промежду лопаток пробиваются! В ангела с возрастом  превращаетесь, папа».
ПЕТУХОВ (смеётся): Обиделся?
ХРУСТАЛЁВ. Надулся как мышь на крупу.
НАТАША. И ничего не надулся. Он-таки, дорогой, заценил твою шутку. Какая-то невесёлая шутка. С душком. В стиле   «Камеди-клаба» на закате карьеры... Папа потом мне сказал: «А знаешь, в шутке твоего жениха есть только малая доля шутки. Всё остальное – информация».
ПЕТУХОВ. А мама? Она как?
ХРУСТАЛЁВ. Мама была уже готовенькая.
ПЕТУХОВ. Как это – готовенькая? Перебрала, что ли?
НАТАША.  Готовенькая в смысле подготовленная. Я  ещё позавчера её обрадовала, что у неё скоро внук   будет.   УЗИ показало...
ПЕТУХОВ. Гадость счастливой бабули не поддавалась описанию...
НАТАША.  Не гадость, а радость! Хочешь, дам адрес знакомого логопеда? Три сеанса по пять тысяч – и хоть в дикторы на радио.
ПЕТУХОВ. Нынче на гадио все диктогы кагтавые. Да и  зачем? Весь шагм  тогда пгопадёт... Стану как все. Пгопадёт моя  неповтогимая индивидуальность. Это мой выбог, бгатцы.
ХРУСТАЛЁВ.  Давайте, что ли, выпьем  за помолвку, за свободный выбор. И что тут мудрствовать лукаво, свободный выбор – и есть сама свобода, которую мы с Сашкой давно ищем в нашей Аномалии. Наливай!
НАТАШКА. Не торопись, муженёк. Подождём ещё минут десять...

Хрусталёв разливает вино по бокалам. Звонок в дверь.

ХРУСТАЛЁВ (радостно): А вот  и  Сашка пришёл!

 Входит Марта.

МАРТА.  Здравствуйте! А  Саша – где?
НАТАША. Ему дело, наверное, шьют...
ПЕТУХОВ. Вот хогонить ганьше смегти не надо!
ХРУСТАЛЁВ.  Ты про какого Сашу спрашиваешь? Про Рамзеса двадцать первого? Так на комиссии он.
МАРТА. На какой комиссии?
НАТАША. Он в военкомате, Марточка.
МАРТА. В военкомате? А зачем?
ПЕТУХОВ. Долг собигается отдавать. Священный, несмотгя, заметь, Марточка, на цагское пгоисхождение.
МАРТА. А-а...  Не понимаю.  Где он?
ХРУСТАЛЁВ (берёт в руки гитару, поёт). Не ходил бы наш Сашок во солдаты!.. В русской армии штыки, чай, найдутся, без него в наших войсках обойдутся.
МАРТА. В армию... гребут?
ПЕТУХОВ. Надеемся.
МАРТА.  Что значит – надеемся. А откосить – нельзя?
ПЕТУХОВ. Никак нельзя...
МАРТА. А за деньги? За приличные деньги.
НАТАША. Где ты видела у бюджетников «приличные деньги», девочка?
ХРУСТАЛЁВ.  Армия не раз Россию спасала. Она и Рамзеса нашего спасёт.

В комнате повисла пауза

МАРТА. Ну, что вы сидите, как на похоронах?!. Нужно же что-то делать!..
ХРУСТАЛЁВ. А ничего  делать не нужно. Санёк после допроса в полиции должен был в горвоенкомат заскочить. С военкомом утром ещё созвонились. Кто говорит, спрашивает дежурный. Сашка отвечает: «Доброволец». Секундой с военкомом соединил. Магическое слово – доброволец. Не сразу и осознаешь, а в подсознании отложилось: значит, готов в любую точку. Хоть в горячую, хоть в холодную, в Арктику,  нефтяной шельф, наше национальное достояние, охранять от злых ворогов государства Российского.
МАРТА.  Но почему всё-таки в армию? А как же я?
ПЕТУХОВ. Солдатская шинель – его единственное спасение.
МАРТА.  Объясните, почему?
ХРУСТАЛЁВ.  Потому что у Рамзеса двадцать первого выбор, конечно, есть. Но он слишком ограничен сложившимися обстоятельствами.
НАТАША. А ты – давай с ним. Ну, как жена декабриста...
ПЕТУХОВ. Почему декабгиста? Апгель на двоге.
ХРУСТАЛЁВ. Обвинение в подстрекательстве к экстремизму... Нешуточная статья.
МАРТА. Это что – серьёзно? Без шуток?
НАТАША.  Это очень и очень серьёзно,  Марточка.
МАРТА. Мой бедный, бедный Рамзес...
ХРУСТАЛЁВ. «Мой бедный Марат»... Шла когда-то такая пьеса в моём родном городе. Моя бедная Марта...
МАРТА. Можно мне на балкон выйти? Весна, а  на душе – осень.

Марта выходит на балкон. Входит Баташов.

БАТАШОВ. Ура,  братцы – забрили призывника с высшим образованием. И медкомиссию уже прошёл. Годен! Да ещё и контракт сразу же подписал. Так что жду на присягу, поздравите новоиспечённого господина подпоручика. 
ХРУСТАЛЁВ. Заранее поздравляю, старик!  Есть такая профессия – родину зачищать. Умри, лучше не скажешь. А от полковника Тихого отбоярился?
БАТАШОВ. Да разве он против армии попрёт? (Достаёт гитару и напевает песню Окуджавы): «А если что не так не наше дело, как говорится родина велела. Иду себе играю автоматом. Как просто быть солдатом, солдатом...».
 ХРУСТАЛЁВ (подавая полный рог вина, имитируя кавказский акцент). Это, солдатик, тебе на посошок!  Да не трусь, подпоручик! Градус щадящий.  Будущий тесть, уверял, что сам сделал, из курской антоновки, которую сам и вырастил. Так сказать, программа импортозамещения.
БАТАШОВ. За вас, мои дорогие соплеменники! (Хрусталёву и Наташе). За ваше счастье! За продолжение рода! (Осушает рог). Вы на меня внимания на обращайтесь.   Выпивайте и закусывайте, а я потихоньку собираться буду.
НАТАША. Когда отправка?
БАТАШОВ (собирая дорожную сумку). Утром. Чёрт!..  (Критически смотрит на свою причёску). Не успеваю постричься...
ХРУСТАЛЁВ.  Обреют за  казённый счёт. Причёска известная – «под нолик».
ПЕТУХОВ. А в какие войска?
НАТАША.  В наши!  Не в иностранный же легион.

В комнате  появляется Марта

 БАТАШОВ.  Марточка!.. Вот это сюрприз, вот это подарок!  Сколько лет, сколько зим!..
МАРТА. Всего-то несколько дней прошло... Я к  больной маме в Воронеж ездила. Приехала, а у вас  тут такое... такое... Мне про выставку Рамзеса двадцатого девчонки из моей группы рассказали. Слухи по Интернету до Воронежа  ещё первого апреля  добежали. Я сперва обрадовалась такой сногсшибательной  твоей популярности... Во всех соцсетях на фотках  с «выставки мумии Рамзеса»  сплошные лайки и бесконечные восторженные  коменты.  А потом сердце изболелось...Страшно за тебя, Санечка, стало...
БАТАШОВ. Да всё нормально, Марток!  Не бери дурного в голову.
МАРТА (сквозь слёзы). Нормально, что в солдаты забрили?.. А как же я?
ПЕТУХОВ. Диплом защитишь – и пгиедешь. С любимыми не гаставайтесь.
БАТАШОВ. Приедешь, Марток?

Повисает пауза

НАТАША. Конечно, приедет!
ХРУСТАЛЁВ. Не тебя спрашивают, душа моя.
МАРТА (берёт за руку Баташова). А куда ж я без тебя денусь?
ХРУСТАЛЁВ (ёрничая): ... И жили они долго и счастливо, и умерли в один день.
НАТАША. Лев Николаич! Вечно ты своим цинизмом романтизм разбавляешь... Горьковатым коктейль получается.  Лучше уж что-нибудь из своих бессмертных  анекдотов расскажи, душа моя.
БАТАШОВ.  Армейский, Лёва, если есть такой в репертуаре.
ПЕТУХОВ. Хогоша ложка к обеду.
ХРУСТАЛЁВ. Ну, армейский, значит, армейский. Значит, так... Петька спрашивает Василия Ивановича: «Слушай, что такое победить коррупцию?» - «Это когда тебе без взятки зампотылу выдаст нового коня, новую шашку и новые сапоги». – «Здорово. А что такое свобода слова?» - «Ну, это когда можно писать правду и про кого хочешь». – «И про тебя, и про Фурманова?» - «И про меня, про всех!», - отвечает Василий Иванович. – «И ничего не будет?» - «Ни-че-го... Ни коня тебе, ни шашки, ни сапог...».
 
С улицы в комнату доносится хор голосов: «Счастливого пути, Рамзес двадцать первый!». Марта выбегает на балкон.

НАТАША. Что там такое?
МАРТА (кричит с балкона): Это город пришёл проводить в армию Сашку нашего!
ХРУСТАЛЁВ. И велика массовка?
МАРТА. Да не мала, Лёва.
ПЕТУХОВ. Цветы, шампанское?
МАРТА. И цветы, и шампанское...И гитара есть. Рамзеса двадцать первого  на сцену требуют!
ХРУСТАЛЁВ. Успокой народ, лапочка. Скажи, автор готовится к своему главному  в жизни выходу. Выходу к медным трубам. Сейчас осчастливит поклонников. И процитирует Александра Сергеевича:  «Кто б ни был ты, о мой читатель,  // друг, недруг, я хочу с тобой //  расстаться нынче как приятель».

Баташов берёт в руки гитару, выходит на балкон к горожанам, собравшихся проводить Баташова в армию.
Поёт песню Высоцкого:


БАТАШОВ. За меня невеста отрыдает честно,
                За меня ребята отдадут долги,
                За меня другие отпоют все песни,
                И, быть может, выпьют за меня враги.

Занавес.

(Дальше, за занавесом,  звучит  голос Баташова с хором провожающих):

Мне нельзя на волю – не имею права, -
Можно лишь – от двери до стены.
Мне нельзя налево, мне нельзя направо –
Можно только неба кусок, можно только сны.

Сны про то, как выйду, как замок мой снимут,
Как мою гитару отдадут,
Кто меня там встретит, как меня обнимут
И какие песни мне споют.