Когда еще поля не думали зарастать осинками и березками, а иногда и соснами, а леса не были вырублены, стояли неприступно гордо в своей первозданной красоте, люди, несмотря ни на что, держали коров и другую живность. Целая проблема была накосить сена, так как травы было мало вокруг, разве на редких лесных полянах рос земляничник, да острая осока росла по кустам вдоль пересыхающих лесных речушек – Луктоса и Железницы. Луктос был цепочкой не пересыхающих омутов, а Железница – мелкой лесной речушкой-ручейком с красной водой от залежей железной руды.
Были и луга, но они принадлежали колхозам или лесничеству, в котором «техникой» были несколько лошадей, они, же возили и противопожарные бензопомпы, изрыгающие жесткие струи воды из нарытых по поселку противопожарных сажалок с мутной зеленой зацветшей водой, перелопаченной домашними утками.
Населению давали косить то, что останется – по кустам или вырубленным делянкам, где колосился желтый выгоревший метляк на краю ям между пеньками. И те неугодья надо было заслужить косьбой на обоз в лесничестве или сдачей бересклета, корья, веников.
Так как мужчины были лесорубами в лесу, а бабы-жены сидели дома иногда с шестью-восемью детьми, то им, бабам, и приходилось брать на себя обеспечение сеном подворья. Как можно уйти в лес, бросив на произвол с десяток детей – никто не представлял, но, видно Бог хранил, да кошка с собакой.
Ваниной бабушке было легче, он один был у неё. Родители его работали в большом городе, в садик он не ходил, после двух побегов отправили его к бабушке под наблюдение. Жизнь в детском саду казалась ему бестолковой: три десятка детей играли кто во что горазд, ссорились, бегали доносить друг на друга няньке или воспитательнице, ели и спали не когда хотели, а когда велели, и даже на горшки ходили строем, по указке. Всё это вызывало справедливый протест против насилия.
Но не было у бабушки никого, кто бы приглядел за ним кроме неё, и приходилось брать Ваню за сеном тоже.
В округе все потравила скотина, да и бабы серпами сжали всю пригодную траву, даже горчичник в кюветах вдоль узкоколейки.
Бабушка брала косу, «пятерку»(дед косил «девяткой»!) и шла в лес , за два с лишним километра в пойму Луктоса, иногда к самому Лошману. Иногда трудно было понять: в каком поселке орут петухи, своём или чужом? На полянах в роще можно было накосить земляничника, но как его донесешь на веревке? Короткие листочки не удержатся в вязанке.
Деревья и кусты защищали от палящего солнца, но не закрывали от назойливых комаров и мошек, залетающих даже в рот , глаза, уши. По лбу у Вани стекали струйки пота, и он ловил их языком на верхней губе, соленые и теплые. Бабушка пропустила его вперед, так как шла с косой, боялась задеть его нечаянно. На плече у неё лежали, грабли и пеньковые веревки: одна большая – для бабушки, поменьше - для него, его вязаночки. Он считал себя уже большим, и ему было бы зазорно идти пустому, без сена. Дорога местами была заболоченной, и приходилось прыгать через лужи, бабушка их обходила, хотя была в глубоких резиновых галошах. Гадюки и медянки, греющиеся на пригорках, торопились в кусты, заслышав шаги людей. Трава накосилась быстро, осока была густая. Бабушка навила себя вязанку, с пуд, наверное, подложила под веревки жгуты из травы, чтобы не резало веревкой плечи. Затем наложила маленькую вязаночку и Ване. Пошли по тропе назад, нагруженные, покачиваясь в такт шагам. Тяжелая вязанка резала плечи, занимала руки, не давала отмахиваться от комаров. Ваня спрашивал:
- Бабушка, а сколько ты несешь?».
– Да с пуд, наверное,- ответила бабушка.
- А дедушка, сколько бы донес?
- Ну, может, пуда два.
- А три бы, донес?
- Нет, не донес.
- А лошадь, сколько бы довезла?
- В телеге пудов двадцать, а в санях – под тридцать-сорок; какая еще лошадь….
Дорога казалась длинной, стали спорить, не на Лашман ли идут?
- Нет, бабушка, правильно идем, вон и следы наши у лужи. Наконец, загорланили свои петухи, показались прясла картофельных посадок. Надо было еще пройти с полкилометра по поселку. Ваня гордо нес свою вязаночку, победно оглядываясь на встречных девчонок и мальчишек, а взрослые хвалили его - какой он работник и бабушкин помощник!
Травы, растрясенной у дома, показалось до обидного, мало.
-Баушка, а на неделю хватит?
- Моей вязанки – корове на день хватит, а твоей – теленочку.
Ваня был доволен. Стертые плечи саднило потом, кололо сенной трухой, но настроение было отличное, после ковшика теплой воды, которой умылся. Хорошо! Будет, что есть зимой корове с теленком!