О родине и народе в творчестве Марины Кудимовой
Каждое время делит поэтов на несколько категорий.
В давно прошедшее время поэтов делили на талантливых, гениальных и … бездарных.
В недавно прошедшее время поэты делились по иному принципу: отражающие социалистические ценности, аполитичные и … диссиденты.
В наше ранжированное время поэты разделяются по своему общественному, политическому и денежному статусу.
Первый круг самый низший. Это те, кто пишет стихи, но не имеют ни возможности, ни желания напечатать свои стихи. Они нашли свое место … в Интернете. Они публикуют свои стихи на «Проза.ру» и «Стихи.ру». Вот их и можно разделить на талантливых, гениальных и бездарных. Но каждый из них заслуживает слова благодарности. Даже те, кто не совсем владеет поэтическим даром. Нет, не так, даже те, кто совсем не имеет поэтического дара. Тяга к поэзии – это прекрасно. Нельзя людей лишать средства для самовыражения. Нельзя людей, желающих делиться своим творчеством, судить по строгим литературным критериям. Это, по крайней мере, не очень честно. Для меня интересны все три категории. О них можно рассказать много хорошего. Но речь сегодня не о них.
Ко второму рангу принадлежат поэты районного и областного масштаба. Пользуясь своей близостью к власти или свои небольшим служебным положением, они печатают сборники стихов. Одни из них более талантливы, другие менее. Дело не в этом. К ним благоволит власть. О таких поэтах говорят: «Это наш местный Есенин» (или Маяковский, или Пастернак). Все зависит от фантазии местной власти. Но речь сегодня не о них.
Высший ранг – это московские поэты. Это, так сказать, литературные генералы и генеральши от поэзии. Вот об одной такой литературной генеральше и пойдет сегодня речь. Марина Кудимова осчастливила донских читателей своим творчеством. Она напечатала цикл своих стихов в журнале «Дон».
«Неотцепляемый вагон» - вот достойное название. И путь поэтической мысли пролегает из революционного далека к нынешнему времени. Сколько ассоциаций возникает у читателя. Эх, когда-то это была Русь-тройка, которая мчалась сквозь время и пространство. А сейчас это лишь «неотцепляемый вагон». Интересно, а к чему его прицепили. Наверное, к локомотиву истории. Вообще, задумка может и неплохая, но воплощение. Ну что за налет просторечия в названии. Это почти что постмодерн. Скоро каждый может скрыться за ряд непонятных терминов.
Первое стихотворение - «Сон».
В нем автор касается прошлого, для сегодняшнего читателя далекого прошлого. Это гражданская война.
Стихотворение – это сон. Поэтому каждая строфа – отдельный кадр. Эти кадры с собой мало связаны. Но они объединены одной идеей – страданием белого движения.
Кадр первый.
Ей – повязку на новый фасон,
Но бинты она кровью марает…
Генерал, мы ее не спасем.
Генерал, ведь она умирает.
Сколько патетики, однако. И все бы хорошо, но сколько лексических погрешностей. Повязка не может быть на новый фасон. Для каждой раны есть своя повязка. И ее основная цель зафиксировать, закрыть рану. А фасон характерен для нарядов. Далее, синонимом слова «марает» является слово вымазывает. И то, и другое требует активности от субъекта, в то время как кровь из раны пропитывает бинты. И это происходит само по себе.
Кадр второй.
Добежали до Новороссийска,
И шинель стала дыбом ворсисто.
Словно в Питере, чичер промозглый,
И забрызгана палуба мозгом.
Во сне, так во сне. Значит можно Новороссийск и Питер объединить вместе. Внешняя красивость это, конечно, хорошо. Однако стать дыбом может шерсть на животном, одежда же становится колом. Шинель не кот, шинель – одежда. А сколько драматизма в последней строчке? Излишняя патетика приводит к противоположному результату. Зато можно за ней спрятаться и обвинить: «Как? Вы не понимаете трагедии народа?» Да понимаю я, понимаю. Речь-то идет не об этом. Мы анализируем, что и как автор говорит.
Кадр третий.
Это деда с расстрела везут.
Это все, что осталось от деда.
Я уже никуда не уеду…
(Сон цветной, как на волнах мазут!)
Не будем говорить о расстрелянном деде. Оставим это на совести нашей поэтессы. Она сама понимает, что очень уж нагородила, а потому решила сбить излишнюю патетику художественной деталью.
Дальше автор слегка лукавит. Это уже не сон, это размышления, но мы примем условия игры.
Раздумье первое.
Голубая тлетворная кровь,
Животворная красная глина…
О Россия моя, Ангелина!
Ангелина, ты веришь в любовь?
Что хотела сказать наша поэтесса, трудно сказать? Но в этом весь шик. Поди, догадайся. Нет, как только не называли Россию. Но только Марина Кудимова ее решила назвать Ангелиной. Интересно, Ангелина – это ангел женского рода? Круто…
Раздумье второе.
Бьет прибой, как доска по доске,
И закапал Бог-Сын богу-внуку
Или яд, или камфару в ухо.
Когда человек натворит гадостей, он всегда обвинит в этом Бога. Надо же придумать такое. Я понимаю, скажут литературная традиция. Мол, и у Шекспира в ухо яд льют. Это все так. Но зачем?
Но где же вывод? Где же умозаключение. А вот и оно.
Вывод-умозаключение.
Просыпаюсь.
Слеза на виске…
Нет, это не сон, это кошмар. В первую очередь для читателей.
Кто ни писал о родине? Блок писал? Писал! Есенин писал? Писал! Маяковский писал? Писал! А чем наша поэтесса хуже! Она тоже написала цикл стихов о народе и родине.
Остановимся на стихотворение «Поручение». Марина Кудинова – человек образованный. Она решила показать амбивалентность русского народа. Россия – это одновременно Восток и Запад.
Юрод и дока, соль и пряности,
Соха и плут, сапог и лапоть –
Неукоснительные крайности,
Без полумер – Восток и Запад.
Это немножко из истории. Кто видел настоящего юродствующего во Христе? А кто видел соху и лапти? Ну, прямо у нас, куда ни посмотри, везде соха и лапти.
Но автору все нипочем. Антитеза, так антитеза.
Американствующий щеголь
И оперный красавец в ферязи.
Сломался православный Гоголь,
Толстой завысил статус ереси.
Не будем трогать святые имена. Но что такое американствующий щеголь? Наверное, тот, кто в джинсах. А кто из читателей знает, что такое ферязь? Мне скажут, что это авторское видение. Согласен. Но мы же говорим об амбивалентности сегодняшнего народа. Так что нельзя ли что-нибудь посовременнее.
Сколько мысли в третьей строфе!
Не даст потомства мерин сивый,
Но впрок земле его навоз.
Есть порученье у России:
Оно – отнюдь, а не авось.
Я никогда не догадывался, что мерин сивый не даст потомства. Это, наверное, потому, что считал, что сивый мерин врет, или глуп.
А сколько мудрости в последних словах. Вечное противоречие – вот сущность России, а не наплевательское отношение ко всему. Увы «авось» все-таки поэтессе ближе… Авось читатель все это действительно за мудрые слова воспримет.
Давно подмечено, что в караоке-барах брутальные мужики заказывают себе душещипательные детские песни, например, про мамонтенка. Нежные барышни предпочитают исполнять «Владимирский централ». Не избежала этого и наша поэтесса. К чему эти строки о цветочках и нежных чувствах. Вот страдания, кровь и прочее достойно для воплощения в поэзии. Тем более, что можно соединить с темой неотцепляемого вагона.
Вот и стихотворение «Эшелон».
Сформировали по этапу
Национальный эшелон,
И – не без бреду, не без храпу –
С устатку спит народ-Самсон.
Что за дебелая Далила,
Не ошибись на волосок,
Одной машинкой всех обрила
На разный строк, на разный срок?
Маленькое замечание. Не могу понять, зачем здесь вопросительный знак. Что хочет спросить автор.
Но продолжим…
Какую миновали реку,
И скиф прошел, или сармат?
Рассеянному человеку
Пространства эти в неохват.
Почему человек рассеянный? У Лескова есть другое замечательное определение – «очарованный». Но это было давно, в 19 веке. А сейчас время другое, и человек другой.
И – так с лица стереотипен,
Так изнутри обременен,
По назначенью мчит «Столыпин» -
Неотцепляемый вагон.
Зачем? Я не понимаю зачем ставить тире, где его быть не должно. Нет, это не авторский знак. Это авторская неуемность. Там, где тире, там должна быть пауза. Зачем пауза после И? Может наша поэтесса заикается?
Итак неотцепляемый вагон – вагон столыпинский. Вот так мы и живем… в неотцепляемом вагоне.
А народ? Кто его только ни ругает? И правые, и левые, и центристы. Как он, т.е. народ, смел себя так вести? Поддаться на уговоры, забыть о совести. Где его лучшие качества? Вот и Мрина Кудимова решила сказать свое веское слово о народе.
За каинство, за мельтешенье,
За истину не по уму
Прощенья и разрешенья
Народу прошу моему.
Позволю себе немного хороших слов сказать об этом самом народе. Во-первых, может быть, вначале и поверил всяким политическим проходимцам, но сейчас градус иронии и недоверия очень высок. Во-вторых, пережил этот народ и перестройку и то, что мы назвали красивым словом приватизация. Выжил, вырастил детей… И совсем не думает вымирать. В-третьих, не надо смешивать народ и криминальный мир. Это разные понятия. Народ – это не бандиты. Нравственные основы не были разрушены.
А автора несет:
И клянчит валюты, валюты
Подученный уркой юрод…
Состав обречен с той минуты,
Как задом пошел наперед.
Что еще скажешь?
Нет, я ни в коем случае ни указываю автору, о чем писать. Творчество – дело сугубо личное. Но только лишь до того, пока оно не напечатано в журнале. Толстом литературном журнале, формирующем вкусы и пристрастия читателей. В нашей стране особое отношение к печатному слову. И не надо об этом забывать. Даже литературным генеральшам.