Ия

Эдуард Саволайнен
  Как-то дождливым, прохладным летом, занесло меня в небольшой провинциальный северный город. Прогуливаясь в центре города, я просто убивал в нём время. Уезжать собирался только следующим утром. Ротазейничая, я разглядывал местных жителей, прислушивался к местному говору и пытался угадать из каких частей страны и каких национальностей попадались мне люди. Город был относительно молод. Заселён был приезжими в эпоху насильственных миграций и пертурбаций, когда не длинный рубль, а указующий перст срывал с насиженного места народы. Молодые люди уже обтёрлись и говорили на неприятном моему уху диалекте, который я назвал про себя «куцый русский».
  Я искал сувенирный магазин, торгующий народными промыслами. Народу днём в городе было довольно много. В отличие от жителей столицы и мегаполисов, эти люди вовсе не пытались произвести впечатление, что они заняты и спешат. Казалось, что эти люди хоть и направляются куда-то, но запросто готовы остановиться или поменять планы,если им предложат что нибудь интересное или выгодное. Некоторые, похоже, были готовы рвануть от сюда в любую минуту, даже не оглянувшись назад.
  На углу той улицы, где мне следовало повернуть к сувенирной лавке, от автобусной остановки, шатаясь, отделилась маленькая женская фигура, оперлась рукой о стену дома. Пьяной она не была, скорее находилась на грани обморока. Женщина, отвернувшись и прижав к лицу носовой платок, стала надрывно кашлять. Я прошёл бы легко мимо, но что-то в облике её и в одежде заставило меня остановиться. Одета она была как дореволюционная гимназистка, повзрослевшая, но так по-настоящему и не выросшая из неудобной униформы. Была  неказиста, костлява и как будто плохо питалась. На нищенку или алкоголичку она была не похожа. 
  «Сбежала с репетиции в театре?» - подумал я. Странная, кренделем заплетённая коса, сатаромодные высокие ботинки со шнуровкой. Впрочем, сейчас такие опять в моде. Чулков таких даже в деревнях не увидишь. Женщина зашлась в новом приступе кашля. Через коричневое платье проступали острые позвонки и  лопатки, делающие судорожные летательные движения, то ли помогая лёгким высвободится от дряни, то ли в тщетной попытке улететь восвояси.
- «Женщина, Вам помочь?» - спросил я машинально.
- «Мне бы прилечь надо» -  ответила она не глядя в мою сторону.
- «Куда Вас отвезти, я возьму такси. Где Вы живёте?»
  Она наконец повернулась и на лице мелькнула беспомощность от полной неспособности объяснить ситуацию. А может объяснить она хотела, но на это потребовалось бы слишком много сил и энергии, которой у неё попросту не было. Возраст её я определил как «около сорока», допуская, что могу ошибаться на десять лет в ту или иную сторону. Болезнь её явно имела лёгочный характер, дышала она поверхностно, с усилием и болью. 
- «Я не здешняя. У меня здесь нет никого» -тихо произнесла она низковатым бархатным голосом. Серые глаза нездорово блеснули. Белки глаз были до голубизны яркими и прозрачными. Глаза её производили очень странное впечатление. В них можно было провалиться, заблудиться и затеряться. Она явно не искала контактов с людьми, но встретившись взглядом могла бесконечно и беспристрастно созерцать и это почему-то пугало. Глаза были  бездонными  и насквозь проницаемыми. Там не было ничего, с чем можно столкнуться или за что зацепиться. Как будто ей было нечего защищать в себе и нечего отстаивать. Глаза были до неприличия открыты и беззащитны, любой мог в них плюнуть. Не было в глазах напряжённой работы мысли, не было страстей и желаний. Не разглядеть было в них страха, забот и привязанностей. Скорее они излучали прохладный покой, всезнание и пугающую своим масштабом вселенскую грусть. «Да как она вообще выжила с такими глазами?»- ужаснулся я в мыслях.   
- «Надо дойти до скамейки в сквере. Вы будете сидеть, а я номер в гостинице сниму. Вещей у Вас нет? Дайте мне паспорт».
- «Нету у меня ни вещей ни паспорта».
- «Ладно, сидите, я скоро вернусь».
  Усадив её, я направился к ближайшей гостинице. Наверняка клоповик. Чёрт с ним, отлежится, а завтра дорогу домой вспомнит. Или позвонит кому нибудь, за ней приедут. Но ведь и мобильника у неё нет, как нет кошелька, поскольку нет сумочки и карманов. Странная особа. Возьму комнату на свой паспорт без лишних объяснений, оплачу один день, а потом проведу как гостью. Уж проститутку в ней явно никто не заподозрит. Скорее учительницу. Или Соню Мармеладову, для тех кто читал. Напоминает завязку литературного сюжета.   
  В окошке «администратор» сидела женщина с причёской, похожей на осевшую  Пизанскую башню. Пока она разглядывала мой паспорт, я прикидывал сколько времени тратит она по утрам на причёску и спрятан ли в башне скрученный чулок. Такие причёски носили ещё в 80-ые годы жены гарнизонных офицеров. Администратор  равнодушно просунула бланк для заполнения и взяла деньги. Лишних вопросов задавать не стоило, они были бы приняты как личное оскорбление. «С людьми, не заинтересованных в результатах своего труда, лучше не зацепляться. Омрачать жизнь другим - это главная служебная сатисфакция»- выкристаллизовалось у меня в голове.
  Гимназистка сидела на скамейке, сжимая мокрый  платок в кулачке.
 - «Пошли, я взял комнату. У Вас точно вещей нет?»
  Женщина, мотнув головой, поднялась. Я подхватил её под локоть, мы пошли. Двигалась она, как ни странно, с большой лёгкостью, но не от достатка физической силы, а от отсутствия массы. У меня было ощущение, что я гуляю с воздушным шариком. По дороге остановились под натиском нового приступа. Пешеходы или не замечали нас, или старались обойти стороной. Одна пенсионерка бросала испуганный  взгляд. Я показал ей рукой, чтобы сторонилась заразы.
  Администраторша изумлённо округлила глаза. Чтобы в начале дня, на трезвую голову, таких доходяг в номера водили! Ситуация не укладывалось в её привычные рамки. Комната  оказалась типичным «номером для командировочных». Густо крашеные коричневой краской половые доски, коричневато-зеленоватые обои с крупным рисунком, холодные чугунные батареи и свербящий в носу запах сырости, пота, блуда и табака. Видимо 9 месяцев в году здесь топили по принципу «пар костей не ломит», а другие 3 месяца не топили вовсе, так что всё становилось влажным.
- «Ложись, а я пойду принесу горячей еды из ресторана»
- «Вряд ли я смогу что-нибудь съесть. Разве что выпью горячего молока с мёдом. Болезнь мою раньше называли чахоткой. Сейчас ею болеют разве что в тюрьмах. Ты не заразишься»
- «Я знаю. Она легко лечится. Почему ты не лечишь её? Или у тебя нет желания жить?» -спросил я с лёгким укором.   
- «Так уж наперекосяк всё сложилось» -виновато ответила она.   
  Я вышел на улицу и стал спрашивать дорогу к рынку. Уже почти подойдя к нему я снова уточнил дорогу у старушки в цыганском платке.
- «Да вот он, милок, пред тобою»- с готовностью отозвалась бабуся.
- «Ничего себе какие хоромы отгрохали, не пожалели» -  удивился я увидев добротное, помпезное здание центрального рынка.
- «Да уж, не поскупились. Теперь всё отстраивают, что раньше ломали. А церковь новую какую построили! Только вот что тебе скажу. Нет нам прощения, нет и не будет. Хоть всё золото мира на купола изведём» - в сердцах бросила мне вдогонку бабуся.
  На рынке я быстро нашёл банку молока и мёд. А вот как это сделать горячим? В углу крытого рынка находилась скобяная лавка. Там нашлись два стакана, ложка и ностальгический кипятильник в виде запятой.   
  Возвращаясь, я сунул плитку шоколада администраторше. «Это чтобы жизнь мёдом казалась!». Хохотнули оба, с чувством юмора было всё в порядке. Проводила майорша  меня весёлым буравящим взглядом. Не будь администратором, была бы  бурильщицей  5-го разряда.   
 Гимназистка, свернувшись калачиком, крепко спала. Казалось, что под суконным одеялом свернулся чахоточный подросток, а не взрослая женщина. Я, стараясь не шуметь, стал кипятить молоко в банке. Это оказалось не просто. Через некоторое время молоко начинало пригорать на спирали и издавать противный запах. Поэтому надо было или выключать кипятильник или помешивать им в банке во время процесса. Это было страшно, электричества я боялся с детства и с электроприборами был не в ладах. Нагреть молоко удалось, я разлил его по стаканам, добавив мёду. Получилось неплохо. Я повернулся к женщине и обнаружил что она не спит, а безучастно на меня смотрит .
- «Вот, пей. Это не накормит и не вылечит, но хотя бы согреет» - протянул ей стакан.   
  Как только она попыталась сесть, выскочил в недрах притаившийся кашель. Я помог ей выпить, поддерживая спину. После горячего молока она немного порозовела и снова свернулась калачиком под одеялом. Я негромко включил телевизор марки Радуга, невольно вспомнив каким было качество изображения лет двадцать назад в молодости. Вспомнил про предстоящий вечером футбольный матч. Ничего, здесь посмотрю, а потом уйду.
  По телевизору сначала шли привычные россиянам ужасы. Где-то кого-то убили из-за денег. Кто-то кого-то выселил из квартиры, а оказалось неправильно. В дорожных происшествиях пострадало столько-то человек (много). Президент твёрдо сказал,
что виновные на местах будут строго наказаны. Премьер тоже молодец, он указал, что нужно всерьёз заняться сельским хозяйством и пообещал облегчить выдачу кредитов. Ющенко подлец тот ещё, так и лебезит перед Западом, а за наш газ не платит. Лукашенко тоже тот еще фрукт, не хочет, неслух, признавать Абхазию с Осетией. Ну ничего, вот мы ему кредитование прекроем и молоко белорусское на рынок не пустим. В США всё очень плохо. Европа загибается в тисках кризиса. А Латвии скоро вообще кранты, будут знать как от нас отделяться и обсирать Россию. Сегодня состоится решающий отборочный матч по футболу между сборной России и...
  Я покосился на чахоточную. Её  лихорадило.
- «Может мне сходить в аптеку? Сильных антибиотиков мне вряд ли дадут. На полный  курс, думаю, нужен месяц. Надо взять в поликлинике у тебя мазок, рассадить микробы и потом  протестировать в чашке Петри, какое лекарство твоя палочка Коха не любит. А потом этим антибиотиком травить их пару недель. Через 3 месяца при нормальном питании была бы здорова. Но для этого рецепт от врача нужен Что-нибудь симптоматическое могу купить в аптеке, чтобы жар снять. Кашель, я считаю, глушить не следует, иначе мокрота в лёгких останется. Что скажешь?»
  Она решительно, но обречённо покачала головой. Тогда я разделся и немного смущаясь, немного красуясь, сказал ей: «Тогда подвинься чуток. Я тебя греть буду, раз уж ничего другого в голову не приходит». Она с готовностью подвинулась и приклеилась сбоку. Настоящий скелет, подумал я, пальцы между рёбер проваливаются. Прямо дитя подземелья, сколько ей лет интересно?
  Дрожать перестала и, как ни странно, во влажной холодной постели стало уютно. Странно, что тепла её тела так и не хватило, чтобы просушить казённые простыни. Может она совсем помирает? У меня было странное ощущение. Как будто это не женщина, а инопланетянин в постели. Засыпая, мне вспомнился анекдот: «Ну а ты, педераст, с какой планеты?».
  Я провалился с мягкий обволакивающий сон. Во сне что-то тёплое, дружеское, податливое, хрупкое присутствовало рядом. Я всё глубже проваливался в ощущение счастья и удовольствия. Потом стало вдруг жарко, как будто сухой, вольный, горячий ветер степей ворвавлся в нашу комнату. Наполовину вынырнув из сна, я обнаружил худенькую незнакомую женщину с прозрачными голубыми глазами, раскачивающейся надо мною в такт ветру. Ее богатые, распущенные русые волосы гуляли волнами как ковыль на ветру.
  Потом вдруг стала совершенно другая, прохладная волна приближаться к нам сзади подобно цунами. Я открыл глаза и впился ими в её беспристрастные очи. Женщина вдруг стала рекой, потом водопадом, но не ниспадающим водопадом, а уносящимся ввысь, в самое небо бесконечным живым потоком. Живот у меня скрутило, внутренности провалились и появилось ощущения, которое испытыают при прыжке с парашютом. Мы падали, но парашюта у нас не было. Раздался вдруг чпок, вспышка и крутить перестало, всё затихло. Мысли остановились, в ушах возникла звенящая пустота, я, как сухой лист, стал медленно кружась опускаться на землю.
- «Ияяя» - услушал я тихий с выдохом стон женщины рядом.
- «И тыыы?» -  прошептал  я, еле выдавив из себя шутку.
  Надо мной лился необычный свет. Он переливался радугой, потихоньку слабея.
- «Что ты делаешь? Ты же вытекаешь. Ты кончишься, ты умрёшь, превратишься в лужицу эликсира!» - сказал я, с опозданием понимая смысл своих слов.
 -«Зачем ты остановился? Я хотела показать тебе место, через которое мы проходим, когда умираем. А ты вдруг испугался и вырвался. На вторую попытку у меня нет сил».
- «Так я испугался, что не вернусь. И я совсем не уверен, хватит ли у тебя силы вернуться. Да и хочешь ли ты возвращаться?».
- «Когда я в режиме «on line», тогда есть и сила, я легко могу путешествовать туда-сюда. А в режиме «off line» это может быть действительно чертовски опасно. В этом состоянии можно узнать всё что хочешь. Там все секреты как на ладони, только если не боишься их встретить. Многим не хватает смелости даже пред лицом смерти, тогда они умирают в неведенье».
- «А ты и так по-моему постоянно в «on line» находишься» - догадался я .   
- «А ты напротив, в «off line» живёшь. Я видела тебя, кстати, со стороны. Знаешь на что ты был похож?  На коровий помёт, выпущенный из катапульты»
- «Так я и ощущал себя так же». Живот у меня стал содрогаться от спазмов неудержимого смеха. Она звонко рассмеялась. Это было неожиданно, голос её, обычно слабый и низкий, вдруг зазвенел переливом тысячью колокольчиков, от которых у меня заложило уши. В её глазах, таких прозрачных и грустных, вдруг появились сотни солнечных зайчиков, которые бросились от меня в рассыпную. 
- «Я дал тебе имя. Ты - Ия»
- «А я дала тебе. Ты - Иты»
  Мы опять засмеялись. Мне так понравилось слушать её смех, что я пытался насмешить её ещё раз. Я рассказал её историю студенческих лет. В нашем студенческом стройотряде было две подружки, которые ходили под ручку и сильно топали. Они были неразлучны. И звали одну из них «Э», а другую «А Э» . Им так и  кричали: «Э, а э!».
  Посмеялись опять, но уже не так звонко. Под звук её колокольчиков я снова стал проваливаться в сон. Сон был счастливым и очень глубоким. Мне чувствовал, что узнал то, чего не знал раньше.
  Окончательно проснувшись я с  изумлением обнаружил, что уже поздно и что Ия исчезла. Окно  в номере было открыто и под ним шла шеренга хмельных ребят с флагами, они скандировали: «РО-СCИ-ИЯ! РО-ССИ-ИЯ!». Как моя Ия.
  Я высунулся в окно и истошно завопил: «Мужики, я проспал. С каким счётом ?»
..........................................