Весной 1892 года, после прекращения распутицы, появления в степи устойчивого травостоя, обоз переселенцев – полтавчан, на телегах, запряжённых волами, двинулся в дальний путь. В этом обозе на телеге, груженной крестьянским скарбом, тряслась и семья Ивана Мацегоры.
Восьмилетний Павлик, широко раскрытыми глазами смотрел на медленно проплывающие мимо чужие хаты, поля, леса, речки, овраги. Несмотря на свой возраст, на всю жизнь он запомнил этот долгий, тяжёлый путь. Ночёвки у костра, палящее солнце и проливной дождь. Много испытаний было на этом пути. Встречались и другие обозы переселенцев, идущие в том же направлении за Волгу, за Урал, в Сибирь. Все очень берегли в пути волов, лошадей. Остаться без них, означало большую непоправимую беду. А выдерживали этот путь далеко не все.
Павлик навсегда запомнил страшную картину, увиденную ими в степи за Волгой. На земле, рядом с разбитой телегой, запряженной старой костлявой кобылой, лежал худющий мужик с закрытыми глазами. Рядом сидела баба, задравшая голову в небо и дико вывшая, каким-то осипшим не человеческим голосом. К ней жались четверо ребятишек, мал мала меньше, с испуганными глазенками. Волосы на голове покойника, его нечесаная длинная борода слегка шевелились ветром. Проезжающие в обозе люди крестились, женщины соскакивали с телег, ложили рядом с покойником и его несчастной семьёй, кто кусок хлеба, кто пару картошин. Все понимали, что эта семья без кормильца обречена, но и помочь ничем не могли. Делились последним. Обоз продолжал свой путь…
Долго, очень долго добирались переселенцы до Степного края, в Западную Сибирь. Никто не хотел потерять тягло, рабочий скот, да и попасть в разряд «само переселенцев», поэтому искали подходящие, специально выделенные властями земельные угодья для переселенцев. Так и добрались до Дмитриевки, что была в верстах тридцати от станицы Щучинской в Кокчетавском уезде. Поразила красота края: синие горы, голубые озёра, сосновые боры, берёзовые рощи, привольные ковыльные степи.
Здесь в Дмитриевке встретили черниговских мужиков Осипа Осипенко, Степана Иванова, и Федора Коротченко, самовольно перебравшихся сюда ещё лет 10-15 назад, бравшим землю в аренду у местного казахского населения, с трудом, обустроившимся на новом месте и получившим только сейчас официальное признание властей. От них и узнали, что, в окрестностях Дмитриевки для нужд переселенцев выделяется 900 десятин земли. Решили остановиться здесь, больно природа понравилась.
Ну а разрешение на поселение и земельные наделы получили дальше вёрст двадцать за озером Урумкай, в зарождающемся селе Успено – Юрьевка. Просили лесника о выделении делянки для заготовки леса, и сразу взялись за строительства хат. Работали не жалея сил, рвали жилы до изнеможения, только бы до холодов успеть зайти семьей под крышу.
Весной, помолясь, прибывшие переселенцы со своими волами и плугами взодрали целины. Запашка была значительная. На ноги вставали твёрдо, основательно. Отдельные хозяева тогда в Степном крае засевали одной белотурки по 50-100 десятин по целине. Через один – два года новосёлы окружили себя скирдами первого урожая, а через тройку-пяток лет у многих домохозяев уже паслись несколько лошадей и пар волов, десятки овец. Каторжный земледельческий труд дал свои плоды. Складывались и крепли дружеские отношения с местными старожилами - казахами.
Недалеко располагался аул Кендык – Карагай. Первоначально была у обеих сторон потребность в торговых отношениях. Это была меновая торговля. Единицей обмена служил баран, стоящий один серебреный рубль. Корову меняли за 8 -10 баранов, топор за одного барана, один аршин сукна за 4 барана, чугунный котёл в 12 четвертей в окружности менялся за 9 баранов. Наряду с животноводческой продукцией казахи предлагали изделия из серебра, кожи, дерева. Особенно высоко ценилась лошадиная сбруя. И, конечно, всегда особым спросом пользовались сами кони. Лошадь для крестьян оставалась главной опорой в ведении хозяйства.
Постепенно выгодные торговые отношения, взаимовыручка друг друга в житейских невзгодах перерастала у многих переселенцев и казахов в дружбу. И те, и другие отмечали общие объединяющие для себя черты характера: гостеприимство, добродушие и трудолюбие. В знак верной дружбы такие друзья стали называть друг друга «тамырами», что на русский переводится дословно, как «кореш». Время потом не раз докажет, как важна была эта завязавшаяся дружба, и сколько раз она поможет тамырам, их потомкам, в самых тяжёлых бедах.
Появился приятель и у Ивана. Когда он искал себе овечек для развода, то долго присматривался, да приценивался к предлагаемым ему чабанами для покупки овцам. Но то цена, не устраивало его, то сами овцы. По совету одного из односельчан, обратился к Амантаю из Акчалова аула. Общий язык нашли быстро, сделка состоялась. Обе стороны остались довольны.
Но, а когда у Ивана через год осенью появилась необходимость купить лошадь для хозяйства, то сразу обратился к Амантаю. Тот предложил на выбор двух кобылиц и жеребца. Ивану приглянулась каряя кобылка и опять по цене договорились быстро, но вот отдавать её среди ночи объяснили нельзя, плохая примета. Так как время было уже довольно позднее, то проданную лошадь доставить в Успено-Юрьевку взялся сам Амантай, что и сделал на следующий день верхом на своём коне.
Передавая Ивану его покупку, оставил у себя недоуздок и повод. Объяснил, что таков казахский обычай. Отдавать их вместе с продаваемой лошадью – значить рисковать счастьем и благосостоянием своего дома, которые вполне могут перекочевать к новому хозяину. Иван искренне поблагодарил Амантая за оказанную услугу, а затем пригласил в хату перекусить перед обратной дорогой, попить чаю.
За столом Амантая потчевали свежими горячими пирогами с капустой и картофелем, яйцом и луком. Хозяйка Ивана подала к пирогам настойку на лесной землянике. Подняли чарки за удачную сделку, потом за здоровье друг друга, благополучие семей. Потом пили чай, заваренный богородской травой и мятой. Гость, остался очень доволен гостеприимством хозяев, прощаясь пригласил Ивана в начале декабря к себе на «согым».
В назначенный день рано утром Иван запряг повозку, закинул мешок картошки в гостинец, собираясь ехать в аул к дружку. Сыновья стали отца просить взять их собой. Они уже были наслышаны о том, что в декабре, когда устанавливаются первые крепкие морозы, в казахских аулах делают «согым» - заготовку конины на зиму, которая превращается в большой праздник. Их мучило любопытство, очень хотелось увидеть всё своими глазами. Иван согласился, и сыновья с радостью залезли к нему в повозку.
Приехали вовремя, у дома Амантая собрались родня и соседи. Среди них касапши – мастера-резаки. Коня трёхлетку, которого семья особенно хорошо кормила с лета, завели во двор. Стреножили, но прежде чем резать, животное повернули головой в сторону хубалы (Каабы) и совершили бата - посвятительный молебен.
Громко выражали пожелание: «Да будет съедено впрок», чтобы мясо оказалось вкусным и израсходовалось сполна. Только потом скотине перерезали горло. Павлик с интересом наблюдал за происходящим, примечая новые для себя вещи. С кровью на землю истекала сила животного. По первому разрезу проверяли брюшину, сало толщиной в большой палец – повод для радости и гордости хозяина.
Тушу разделывают касапши красиво и быстро, не разрушая костей, не оставляя рваных кромок, соблюдая пропорции. Целое делят на части, точно следуя традиции соответствия каждого куска статусу и возрасту человека: бабушке - жанбас, свату - асыкты жилик, тос – снохе… Каждая кость имеет смысл. Разъятая туша соединяет семью, соседей и весь аул. От приглашения на согым не отказываются.
Во дворе поставили большой казан, куда женщины в кипящую воду уже ложили свежее разделанное мясо. Гостей пока оно готовилось, пригласили в дом к достархану. На низеньком столе были курт, бурсаки. Гости сидели на полу, поджав под себя ноги. Подали чай, что опять удивило Пашку, он привык к чаю в конце застолья. К ним подсел Амантай, смеясь сказал на ломаном русском:
- Поласкайте кишки, сейчас свежину есть будем! Той с чая начинается! И кумыс пить будем!
Обращаясь уже непосредственно к Ивану, объяснил:
- Для нас казахов согым – точка отсчета нового года – общий день рождения. Сделал согым - прожил год, обрел надежду на будущий.
Пашка всё примечает, ему всё в диковинку. Принесли варённую голову барана, подали самому уважаемому аксакалу, тот с напутственными словами, её разделывает и угощает гостей. Куурдак – вареное мелко нарезанное мясо положено отведать всем. Русским гостям свежина - конина особенно понравилась, мясо буквально таяло во рту. К мясу в пиалах подавали шурпу.
Павел заметил, вместе с пищей люди обретают благодать и спешат произнести все самые важные слова, и хоть произносили их по-казахски, их смысл объяснили русским гостям: «Старикам – чтоб до следующего года дожили, членам семьи, кто в пути – чтобы домой вернулись, детям, кто учится ремеслу – чтобы учились хорошо. Чтобы здоровы все были и старые обиды за столом оставили. Всех поздравляем с хорошим согымом».
Мясо казахи едят тоже по-особенному. Лопаточную кость, после того как она обглодана, «раскрывают», вынув из его «подножья» округлую хрящевую пробку. Иначе в пути будет затор, дорога будет изматывающей и непременно упрётся в тупик. Гость за достарханом от души радуется, увидев поданные на почётном блюде две кряду берцовые кости. Сочтя это за верный знак удачи, он уже не сомневается, что счастье и богатство будут сопутствовать ему, срезав мясо и начисто обглодав кости, он уносит их с собой, чтобы у себя дома повесить на счастье над дверным порогом.
Домой уезжали далеко за полночь. Благодарили за хлебосольство Амантая, а тот вынес ещё два узла с мясом, один с варёным, другой со свежим. Иван совсем растерялся от такого радушия, пытался отнекиваться, но в ответ услышал:
- Не возьмёшь, смертельно обидишь.
Наконец он окончательно сдался, и растроганный произнёс:
- Спасибо, друг! У нас русских говорят: Старый друг, лучше новых двух! Будим дружить семьями всегда сами и детям своим накажим.
Амантай расхохотался и ответил:
- А у нас казахов тоже есть умная пословица:- Хороша новая одёжка, а друг старый!
Расставались в хорошем настроении, с приятным впечатлением от прошедшего праздника.
Семья Мацегор медленно, но верно пускала крепкие корни на новом месте. Будущее казалось светлым и радостным, ничего не предвещало бед. Суровый сибирский климат, тяжёлый крестьянский труд закалил детей Ивана Мацегоры физически, они рано повзрослели. Пашка и его братья окончили в Дмитриевке начальную сельскую школу. Родители не успели оглянуться, как мальчуганы стали ладными парнями, незаменимыми помощниками Ивана в его хлеборобском труде, в ведении домашнего хозяйства. Но кругом было всё не так хорошо.