45
Невиданное доселе ощущение! Рулевое колесо легко вертелось в руках, в слабом свете свинцово-синеватого неба, обложенного низкими почти черными облаками, на приборной панели мягко мерцали разноцветные контрольные лампы, оранжевая стрелка мелко дрожала возле цифры 120. Красная «восьмерка» летела сквозь сгустившийся в преддверии бури остывающий июньский воздух куда-то… куда, водитель ее не знал и не мог даже предположить. Рычащий, словно сердитый кот, мотор нес дребезжащую красную железную коробку на колесах, как черт заплутавшего, с совершенно невообразимой для нее скоростью, так как почему-то было прекрасно понятно, что стояла на месте без движения эта «восьмерка» адское количество лет и отнюдь не просто из-за невостребованности. Точно конь, разминающий копыта! Прямая как стрела дорога начала постепенно уходить вправо, водитель нервно дергал туда-сюда рычаг переключения скоростей, пытаясь хлебнуть на прямых участках еще немного наркотика скорости, однако все же пришло время остановиться – дорога заканчивалась каменной аркой, за которой виднелась каменная лестница, уходившая вниз по склону.
Он остановил машину и не пошел – побежал в лестнице, торопливо, перепрыгивая через ступени, бежал вниз, пока не растянулся внизу на каменной площадке. Удивительно, но боли не было… может быть, потому, что каменная площадка оказалась при прикосновении мягкой, как вата, густой белой субстанцией?
На ощупь она напоминала болотистую почву, но ноги в ней не вязли и никуда не проваливались, казалось, этим мягким нечто застелили каменный пол, он шел вперед, выставив на всякий случай руки, на случай нападения, хотя был здесь совершенно один. Вверху небо все чернело, поднимался угрожающий гул, в какой-то момент жуткий железный лязг больно впился в уши раскаленным шурупом, он поднял голову – вверху летела расплющенная об арку «восьмерка».
Назад дороги нет.
Брел, брел по облакообразной субстанции, пока не увидел внизу просвет… в просвете виднелось зеркало. Все вспомнилось. Сеанс начался не так, как планировалось. Что-то вытащило из памяти старую, бредовую сказку. Сиреневое облако выбора. Оно где-то рядом.
Бросившись к просвету, он пытался заглянуть в зеркало, но в последнюю секунду перед ним упало отлетевшее от «восьмерки» колесо, помешав заглянуть вниз, в зеркало. Тяжелое, как будто налитое ртутью. Выскальзывало из рук. С трудом его удалось сдвинуть в сторону и почти упасть в просвет.
Сначала зеркало показало что-то мутное. Затем из мути начали медленно проступать, как дождевые капли на стекле, черты его лица, все остальное тело, а затем – лишь затем – белый фон сзади начал темнеть, приобретая сиреневый оттенок.
- Я здесь! – крикнул женский голос из-за зеркала.
Он попытался сделать шаг вперед, но ноги завязли в густой белой дымке. С трудом оторвав правую ногу, упал на белое облако и почувствовал, как за руку схватились чьи-то теплые пальцы. Потянув обладательницу их за руку, сумел вытянуть из-за зеркала женскую фигуру в длинном пышном платье. Того же цвета, что и облако.
- Теперь ты понял? – Всегда спокойная, в крайнем случае – почти (или не почти) плачущая Мелисса первый раз на него кричала. – Я успела рассказать тебе вовремя! Если бы опоздала всего на один сеанс…
- Это то самое облако?
- Да!
Она, перепрыгнув через образовавшийся между ними просвет в облаке, сквозь который чернела земля, подошла к нему и – нет, не обняла, повисла на шее.
- А я тебя не отпущу.
- Я тебя тоже! – Дышать становилось трудно, нужно было завершать сеанс. Но как его оборвать, он не знал. – Что делать?
- Выбор делать, дорогой. Выбор.
- Я не ожидал, что это…
- А это была не сказка. Ты играл с огнем. Все это время. Я в первый же сеанс предупредила тебя, что это может быть опасно. Я тебя люблю. Я не хочу, чтобы ты страдал.
- Что ты пытаешься мне этим сказать?
- То, что я не буду говорить тебе свое мнение на предмет нужного выбора! Ты должен сделать его сам. Только сам.
Верхний слой облаков – темно-синий – прорвался оглушительным грохотом, позади зеркала вниз с ужасающим гулом ушел зигзаг молнии. Крупные редкие капли с шумом хлопались о густую белую поверхность, разбивались на более мелкие, дождь с каждой секундой становился все сильнее.
- Иди к зеркалу. – Со слов Мелисса перешла на ласковый шепот. – Иди. Не бойся. Нужно выбирать. Сейчас уже поздно что-то предотвращать.
- Ты не погибнешь?
- Я? Нет, что ты. Но только в одном случае.
- Я понял, в каком! Можешь не рассказывать! – Он рванулся, в один прыжок оказался у зеркала, залитого дождевой водой. Оно отражало его искаженно, но сиреневый фон сзади различить было можно, вытянув руку вперед, он закрыл глаза и сделал шаг назад, в облако.
- Выбираю ее. Пусть она останется, - шептал он, глядя из облака на стоящую возле зеркала спиной к облаку Мелиссу. – Мне нужна она. Буду с ней.
- Ты точно решил? – крикнула ему Мелисса. Крик отозвался приглушенно, как будто из-за слоя одеял.
- Точно!
А в следующую секунду все исчезло. Было лишь мокрое поле и стоящая одиноко на обочине железная будка, запертая на замок. Они стояли, обнявшись, посреди дороги, а их поливал окончательно разошедшийся дождь – неистовый, озверевший, но ставший из холодного теплым.
- Дождь скоро кончится, - шепнула Мелисса, - а ты уходи.
- То есть? В смысле? Ты исчезнешь??
- Нет. Глупый, - Она ласково улыбнулась и откинула со лба мокрые волосы. – Ты же выбрал меня. Я просто не могу больше продолжать сеанс. Сейчас я уйду. Увидимся в следующем сеансе. Запомни, качественно ничего не изменилось, все процедуры те же. Я не изменилась. Буду все такой же. Буду дальше тебя любить. До встречи.
Растаяла на губах, как мороженое. Гром продолжал греметь.
46
Сотовкин и Камелина сидели за столом возле занавешенного окна. В Серые Воды вернулась обычная для конца марта погода – слабый минус ночью и еще более слабый плюс днем, болезненно-сырой воздух и вялые снегопады, один из которых и явно не последний в этот холодный сезон – посыпал почерневшую было после генеральной репетиции весны землю.
- Я обещал – я пришел.
- Я не спала. Говори мне все, что ты хотел сказать, только быстрее, пожалуйста. И я уйду спать. Решать все будем потом.
- Спать – это кстати, - сказал Макс.
Камелина удивленно посмотрела на него.
- Хочешь сразу ко мне в постель?
- Камелина, ты пошлая и развратная женщина!
- Без шуток. Говори. Я хочу спать. Дискуссий сегодня не будет. Просто рассказывай и уходи.
- Так вот, Юлия Викторовна, - Макс залпом допил дурно заваренный чай: она опять разучилась его заваривать, - дело все в том, что хотя мне и не нужны отношения – женщина у меня уже есть.
- Какие-то взаимоисключающие параграфы. Если тебе не нужны отношения, зачем тебе женщина? Она же хочет чего-то – любви, может быть, интима, зачем ты ее мучаешь?
- Я ее не мучаю. Все дело в том, что у женщины нет тела.
Камелина подняла голову.
- Ты знаешь, что такое осознанные сновидения?
Она кивнула.
- И что в них можно делать, тоже знаешь, стало быть.
- Не понимаю хода твоих мыслей.
- А ход таков, что женщина моя живет там. В объективной реальности она не существует. С реальным миром никак не взаимодействует. Физического тела тем более у нее нет. Тем не менее, она есть.
- То есть…
- Я всегда любил спать, Камелина. Темные углы моего собственного подсознания меня всегда интересовали гораздо больше, чем светлые дворцы объективного благополучия.
- В осознанных сновидениях, насколько я знала, можно летать, можно стрелять во врагов, кататься на дорогих машинах, можно трахаться с какими-то рандомными красивыми женщинами, но чтобы кто-то завел себе любовницу таким образом, я не слышала.
- Теперь услышала. Я назвал ее Мелисса. Это имя взял из книги, которую нашел на улице в девятнадцать лет. Отвратительный дешевый порнографический роман для махровых извратов, впрочем, наверное, это еще не самая сферическая дрянь из того, что вышло из печати в 1990 году. Книгу я сжег, но имя осталось. Эта Мелисса была там единственным персонажем, вызывавшим хоть какую-то симпатию. И начал строить ее образ. Сначала я просто долго думал о ней перед сном. Затем она пришла первый раз. Просто появилась. Очень красивая и нежная женщина, намного лучше, чем в книге. Дальше… дальше все получилось как-то само. Мелисса стала выходить на связь регулярно, даже без моего специального участия, и мы назвали эти сны сеансами.
Камелина безучастно слушала разошедшегося, дошедшего до активной жестикуляции Макса.
- А потом я понял, что все это не пустое баловство, что я действительно люблю ее и что женщины из реальности мне неинтересны. Когда я связался с тобой, Мелисса сначала очень расстроилась. Мне пришлось долго убеждать ее, что в реальности я жестко держу себя в руках и что ты не представляешь для нас опасности.
- Опасность я для вас, значит, представляла, - вздохнула Камелина, - так вот почему ты на меня орал и от меня убегал.
- Не только, я действительно думал, что ты решила меня кинуть, но речь не об этом. И даже этими отношениями я не могу быть доволен сполна. В чем-то ты была права, я действительно холодный и скупой на эмоции. Мелисса меня любит. Пару раз ей удалось склонить меня к близости, но в дальнейшем, надеюсь, этого не повторится. А теперь у меня к тебе вопрос.
- Не хочу вопросов. Хочу спать.
- Если даже такая любовь доставила столько проблем – да, таких сеансов было два, и оба раза она меня фактически изнасиловала – то сколько проблем доставила бы реальная?
- Поняла я тебя. Все. Оставь меня.
- Обиделась?
- Нет… Если и обиделась, то скорее на себя. Глупая я. Бедная и глупая Юлька, идеалистка и бестолочь. Поплакать бы, да Иришки рядом нет.
- С этим помочь уже не могу. Рыдать на мне дозволено только Мелиссе. Последний вопрос.
- Задавай.
- Ты поняла основную мораль моего рассказа?
- У тебя есть выдуманная любовница и настоящие женщины, даже если они тебя любят, тебе не нужны. Потому что ты боишься, что они начнут носить халаты и драные колготки и будут тебя насиловать, возвышенный ты наш.
- Дура ты, Камелина, - вздохнул Макс.
- Я знаю. Была бы не дура, вообще бы не стала тебе ничего предлагать. Поила бы тебя чаем раз в неделю – этого достаточно.
- Поняла, значит. – Он потер руки. – Только сформулировала неправильно.
- А как тогда правильно?
- Правильно – это так, что не надо лезть к людям и пытаться изменить их жизнь и сознание. Не всегда выберут тебя.
- Я не хотела ничего менять, честно, - тихо сказала Камелина. – Я не знала про Мелиссу. Ты же мне не рассказал. Если бы сказал…
- Ты хорошая. Правда, хорошая. Настолько, что я даже заколебался. Но выбрал ее. Я не создан для того, чего ты от меня хотела. Это дохлый номер. Заведомо проигрышная партия. Не хочу я, черт возьми! Стало быть, все, что мы можем…
- Все, что я могу – это уйти спать. Ты еще долго будешь меня мучить?
- Нет. Все, что мы можем – это пойти завтра на концерт ко дню города. Это послезавтра я принесу красный чай. Это в воскресенье мы с тобой пойдем гулять в Комриху. Отношений между нами не будет. Но изучать мир мы с тобой не прекратим. Общаться не прекратим. Или ты имеешь что-то против?
Камелина встала из-за стола.
- Не имею. Но сегодня оставь меня. Мне нужно прийти в себя и привести себя в порядок.
Она ушла в огороженную в углу дома комнатку, хлопнув дверью, откуда спустя минуту раздался приглушенный голос:
- Калитку закрой на крючок.
47
Для размышлений у Сотовкина был выработан четкий алгоритм. Прийти домой, выключить все источники звука, занавесить окно в комнате, сесть на кровать и думать, поглядывая в грязно-белый, закопченный печью потолок.
Правильно ли он сделал? Вне всяких сомнений, правильно. Вся жизнь у людей, можно сказать, из-под палки. Детский сад, школа, армия, средние или высшие учебные заведения, разнокалиберные учреждения, которые совершенно не хочется посещать, а зачастую и нет никакого практического смысла, но – надо же. В религии Макс придерживался агностицизма – в бога или богов не верил, но их наличия не исключал, так как, как всякий классический агностик, полагал, что их существование не может быть точно доказано или точно опровергнуто. Со временем ему начинало казаться, что некое подобие бога есть, но оно не создавало человечество, лишь обточило его до того вида, в каком каждый знает его сейчас, и имя этому «богу» - «Надо».
Всю жизнь это «надо» везде. С одной стороны, без «надо» человек до сих пор сидел бы в пещере и хорошо если у костра. С другой стороны, «надо» обглодало до костей такое адское количество судеб, что при озвучивании этой цифры разинули рот бы даже привыкшие к большим числам астрономы. Ну а поскольку каждый сам себе хозяин – у каждого свое «надо». Лишь только у тех, кто ничем в этом вопросе не интересовался, «надо» было чье-то чужое. Надо учиться, надо трудиться, и самое главное – надо быть таким, как все. Не плавать где-нибудь в своих параллельных вселенных, а воплощать «надо» и его хотелки на практике. Кто-то, конечно, находит в себе силы послать часть хотелок «надо» далеко и глубоко. Как их послал Макс. Как их послала Камелина. Проблема состояла лишь в том, что послали они разные хотелки, а корень ее крылся в том, что хотели-то совершенно разных вещей.
Мелисса не была причиной отказа. Даже если бы ее не было и в своих сновидениях Макс занимался чем-нибудь иным, вряд ли он дал бы на предложение Камелиной другой ответ. Были как активные формы борьбы с требованиями «надо» - резкий отказ, парирование опровержениями надобности, нахождение каких-то еще аргументов, позволяющих отказаться от хотелки здесь и сейчас раз и навсегда, так и пассивные – измор, постоянное откладывание на потом, все те же поиски опровержений, просто более вялые и более бытовые. Поскольку такое конкретное и востребованное «надо», как наличие девушки, начинает мучить индивида еще в пубертатном возрасте, несмотря на то, что нужное для безопасного выполнения хотелки количество мозгов у него появится хорошо если лет через десять-пятнадцать, опыт борьбы с ним к нынешним двадцати шести годам у Сотовкина накопился вполне солидный, а мотив был прост, как валенок – «не хочу». В пользу мотива играли такие сведения, как никудышное материальное положение, отсутствие стимулов к его изменению, концентрация мышления на вещах, далеких от личной жизни и банальное нежелание подпускать к себе другого человека, пусть даже приятного. Макс нашел их более чем весомыми и понял, что это не его стихия. С годами убеждение, подкрепляемое периодическими нелестными оценками от посторонних женщин, крепло и расширялось.
Широко используя такой метод, как моделирование ситуаций, Макс понимал, что просто не въезжает – а что и как с этими странными созданиями делать, чего они хотят и как с ними быть. Уголька в огонь подбрасывало и отсутствие у многих женщин принципов, которые не позволяли действовать в сугубо шкурных интересах, а поскольку использовать того, кто не знает устройства ловушек и методов их обхода, крайне легко – он счел, что следует держать ухо востро при любом способе взаимодействия. Этот и без того дерьмовый мир продемонстрировал еще одну из своих многочисленных задниц, замкнув программу «пути выхода» на одном из решений – «эскапизм». Бегство от реальности. Камелина не открыла ему Америку, проведя аналогии законов жизни с законами экономики, об эффективности гибридов Макс знал и раньше и в свою очередь создал гибрид – ограниченный эскапизм, который сам по себе стягивал внимание с задниц мироздания на плюшки актов самого эскапизма. Воображение в реальности работало посредственно, не имея сил боротться с постоянными помехами. Выход был найден крайне легко и непринужденно, если не сказать, что он пришел сам собой – сны.
Бредовая вселенная снов была бредовой и нереалистичной, но по крайней мере не лживой и не жестокой, открывала чудесный мир, где можно было действовать, не боясь наткнуться на помехи или неудобное стечение обстоятельств. Макс бродил по своим снам, записывал их, изучал, пытался одно время толковать, но вскоре бросил это занятие, явно выбивающееся из рамок заданной программы концентрации не на реальности, а на снах. Для окружающих он превратился в безмолвного робота, делавшего свою работу и удовлетворявшего свои потребности машинально, на автопилоте. На самом деле, никто даже помыслить не мог, какие страсти порой бушевали в Максовой голове. Он разработал системы контроля сновидений, позволяющие ему удалить слишком реалистичные или мешающие эскапизму фрагменты, режиссировать свои сны. Потом пришли знания об осознанных сновидениях – к тому времени фактически в стене уже не хватало всего одного кирпичика, этих самых знаний, способов углубления, позволявших окончательно замкнуть внимание на сновидении. Но любая система периодически дает сбой. Макс не мог полностью исключить проникновение в сны нежелательных элементов, да и не хотел, так как оные были нужны для хоть какого-то поддержания баланса – идеализация еще никого не доводила до добра.
48
Однажды таким нежелательным элементом стала женщина, появившаяся во сне две ночи подряд. На третью пропала, на четвертую снова вернулась и сама заговорила с ним. Их общение становилось все объемнее, несмотря на попытки Макса его сдерживать и не подпускать к себе никого даже во снах. На самом деле, сработала естественная издержка системы: во сне он был более расслаблен, не ожидая резких ударов со спины и полной непредсказуемости последствий, как в реальности, и соответственно более уязвим. Заглушенные оробевшие со временем голоса инстинктов неожиданно подняли голову, заползли в систему безопасности и перегрызли тяги сдерживания. Он потерпел поражение. Мелисса смогла превратиться в устойчивый образ и взять его – не в реальности, так хотя бы во сне. Она возникла из сложенных где-то в пыльном углу памяти понятий о женской привлекательности, к которым Макс обращался редко и нерегулярно, а сами понятия нуждались в периодическом обращении, иначе разуплотнились бы и исчезли. Поскольку он не задался вопросом об их уничтожении – а зачем? Должно же быть даже у самого заядлого эскаписта хоть какое-то чувство прекрасного даже по таким вопросам? Должно. Понятия и представления лежали штабелем, пылились и медленно портились, утрачивали четкость. Если бы они не превратились со временем в образ Мелиссы – страшно было бы подумать, что стало бы с ними лет через десять, если, конечно, Макс выдержал бы эту войну с самим собой и со своим животным началом.
Где-то в соседнем чулане сырели и набухали записи потребностей в типично женских качествах, которые формирующаяся женщина из снов в один прекрасный день нашла и приняла к сведению. Так она узнала, чего хотела от женщин сущность Сотовкина, и стала такой, какой ее хотели видеть эти записи. Затем – немного внешнего лоску: крупно вьющиеся волосы чудесного средне-русого цвета, тонкий голос, нежнейшие пальцы с аккуратными ноготками, оригинально-изысканный вкус в одежде. Не помешал и обман нюха – появление Мелиссы сопровождалось во сне каким-то мягким цветочным запахом, и если бы за исследование этого явления взялись оккультисты – непременно причислили бы Мелиссу к суккубам, а может, и к взрослым демонам, а самому Максу прописали бы живительные процедуры по изгнанию беса и возвращению в лоно мира и церкви. (То есть – по откату к статусу «несчастный, задолбанный неудачник»).
Внешние изменения не заставили себя ждать, он стал еще холоднее и замкнутее, прекратил позволять себе последнюю вольность – оборачиваться на улице на казавшихся симпатичными девушек, начал забывать тревожившие его ранее иногда сны с участием Иветты – кроме нее, им никто никогда не интересовался. Сны с Мелиссой стали регулярными и получили название «сеансов», появилась программируемая память – во сне они помнили, что делали в предыдущих сеансах, и все двигалось к окончательному превращению Мелиссы в четко устоявшийся образ, который художник или писатель непременно, не удержавшись, задействовал бы в своем творческом продукте.
Реальность не прощает. Реальность ударила неожиданно и больно, столкнув Макса с Камелиной. В отличие от снов, где качества объекта нужно продуцировать фактически самому, в реальности делать этого было не нужно: они существовали сами по себе независимо от созерцателя. Конечно, созданная, пусть и неосознанно самим Максом Мелисса во многом проигрывала живой, реальной и действительно обаятельной и приятной Камелиной. Миру угрожал слом. Смена полюсов. Феерический сбой системы безопасности, позволивший бы Максу оставить спродуцированные сериями снов миры в пользу всего одной, пусть реальной, женщины весьма сомнительных приоритетов. Недоверие никуда не делось, даже сейчас Максу временами казалось, что тут все равно что-то не чисто, и что Камелина сейчас не лежит в полусне, периодически переворачивая промокшую от слез подушку, а ставит капканы на других дураков, которыми можно легко и беззаботно поиграть в угоду собственному чувству величия.
Конечно, если бы миры только начинали формироваться, одной улыбкой реальная Камелина превратила бы их в лепешку, в клочок цветного мусора на плоскости памяти, который был бы сию секунду унесен в неизвестном направлении подувшим ветром перемен. Но повезло. Система безопасности, не подпускавшая ни ментально, ни физически посторонних к подсознанию, смогла сдерживать атаку реальности до нужной поры, когда миры уже смогли сами оказывать сопротивление. Сказка Мелиссы не была сказкой. Перед сиреневым облаком побывал хоть раз практически каждый, разве что это его, Максово, подсознание облекло проблему выбора в такую форму, а у других людей и происходило все соответственно по-другому. Смогли ли другие? Он – смог.
Защитил свой мир.
Не пустил посторонних.
Он сам не заметил, как повалился на бок и заснул.
Пока он спал – во сне приходила Мелисса, они ходили гулять на пристань на том самом берегу, где она когда-то плакала после первого столкновения Макса с Камелиной, с той только разницей, что для тоски причин уже не было – они победили в битве. Но победили ли во всей войне?
Без сомнения, победа будет за ними.
<март – апрель 2015>