Всё хорошо, прекрасная маркиза
( рассказ )
Существует такое выражение «завидовать белой завистью». Так вот, Толику Алехновичу можно было завидовать этой самой белой завистью. Вернее, не ему самому, а его прямо-таки необычайно-невероятному оптимизму.
- Всё будет хорошо, - говорил Алехнович своей жене, ушедшей на днях в декретный отпуск. - Ты, главное, не волнуйся, Наташенька, тебе нельзя волноваться. Поезжай, отдохни у матери, подыши чистым воздухом, отрешись от всей суеты, сосредоточься на самом важном в твоей жизни. А я уж тут сам управлюсь. Можешь быть уверенной - всё будет на уровне лучших образцов дизайна. Ты же видела мои эскизы. За неделю я такого натворю - глазам своим не поверишь.
Провожая жену на пригородный автобус, на котором жена должна была отбыть в маленький тихий городок к своей матери, Толик уже кипел желанием побыстрее приступить к осуществлению своих замыслов: отремонтировать и раскрасить своё однокомнатное гнёздышко, приготовив гнёздышко к ожидаемому в скором времени появлению первенца.
- Толик, чтобы только никаких друзей, - предупредила Наташа. - Деньги на ремонтную фирму в сумочке в шкафу.
- Никаких друзей целую неделю. Специально, отключу телефон, и никому не буду открывать двери. Семь дней вдохновенной работы - и по возвращению ты не поверишь своим глазам, - пообещал Алехнович, подсаживая жену в автобус.
Вернувшись домой, Толик, в нетерпении поскорее приступить к работе, переоделся в старые брюки и рубашку, обошёл комнату, кухню, ванную, выбирая, с чего начать. Конечный результат виделся ему отчётливо, а вот начало работы что-то никак не представлялось. Он принялся пока переносить книги, посуду, одежду: всё то, что лежало на поверхности, и рассовывать всё это по тумбочкам и шкафам. Сдвинул, кряхтя, всю мебель к центру комнаты и накрыл газетами. Постепенно квартира приобрела нежилой вид.
Алехнович включил телевизор, чтобы рассеять нахлынувшее на него от неуютности ощущение одиночества. Под звуки телевизионной передачи, предназначенной для садоводов-любителей, на душе полегчало: вроде бы, как в дружном коллективе, товарищи в телевизоре стригут секаторами какие-то кустики, объясняя, что они такое вытворяют, тем, которым это непонятно - и он, будто бы под их руководством, делает своё дело.
Он, наконец, зримо представил свою ближайшую цель - подготовить фронт работ для бригады из фирмы по ремонту квартир. Сегодня - суббота, а в понедельник надо будет подтвердить заказ - ребята придут, кое-что побелят, покрасят, сменят рамы и двери, а потом за дело возьмётся он сам и сделает из рядовой квартиры произведение искусства. Способностями его, слава богу, природа не обделила. Одну стену в комнате оставить без обоев, промыть её хорошенько, проолифить и изобразить на ней жёлто-зелёные бамбуковые заросли, с соблюдением всех законов перспективы. Получится эффект расширения пространства, комната будет казаться просторней своей кубатуры. Все только руками разведут.
Представляя, как все будут разводить руками, Алехнович энергично принялся сдирать старые обои, поливая их водой и скобля кухонным ножиком. Зацепившись ногой в своей суете за телефонный шнур, Толик вспомнил о своём обещании жене и решительно выдернул шнур из розетки. Работать - так работать, не размениваясь на чепуху. Прекрасное должно быть величаво.
То, что уже поздний час, Алехнович заметил по моргающему пустым бельмом экрану телевизора. Ещё раз обойдя квартиру, осмотрев её спокойным взглядом, он остался доволен сделанной работой. Расстелив на полу газеты, положил матрац и лёг, укрывшись старым одеялом.
* * *
Утром, умываясь, Алехнович наступил ногой на вытекающую из-под раковины лужу и решил немедля заняться вредным, вечно протекающим вентилем.
Пока жарилась яичница и разогревался чайник, Толик с ящиком инструментов забрался под раковину в ванной и внимательнейшим образом изучил это нехитрое сантехническое устройство. Головка штока у вентиля была со стёртыми гранями. Алехнович попробовал пассатижами покрутить шток, чтобы определить, в каком положении перестаёт сочиться из крана струйка тёплой воды. Шток совсем не поддавался воздействию пассатижей. Любому, даже неспециалисту, ясно - если не крутится то, что должно крутиться, значит это неполадка и её надо устранить. Может быть, поэтому и кран подтекает.
Алехнович разводным ключом уцепился за гайку на вентиле и попробовал её ослабить. Гайка тоже не поддавалась. Орудуя ключом в разных направлениях, он, в конце концов, почувствовал какое-то движение гайки, нажал ещё немного, и вдруг - из крана вверх брызнула струя горячей воды. От неожиданности Толик резко разогнулся и ударился затылком об раковину. Попробовал закрутить гайку на прежнее место, но горячая вода брызгала в лицо, обжигала руки, ключ соскальзывал, и гайка никак не попадала на резьбу.
В тревожном предчувствии Толик вылез из-под раковины и поискал по ходу трубы ещё один запорный вентиль. Предчувствие оправдывалось: другого вентиля на пространстве квартиры не было. Пахло подгоревшей яичницей.
Ошпаренные горячей водой руки саднило, одежда намокла, телефон почему-то не работал. Алехнович попробовал замотать тряпкой деформированный вентиль: это помогало, но ненадолго. Через несколько секунд тряпка намокала, вздувалась пузырём, и вода брызгала уже в разные стороны. Толик вытащил из-под ванны тазик с приготовленными для ремонта красками, мастикой, лаками, гуашью. Высыпал всё это на пол кухни, а таз подставил под запеленатый тряпкой кран. Таз через минуту наполнялся водой, и Толик, с нудным терпением, переливал воду в ванну. «Сутки-то я так продержусь, - оптимистично размышлял он, - ну, а дальше что?».
Пристроив вместо таза недавно купленную детскую ванночку, Алехнович, не тратя времени на переодевание, выбежал из квартиры в направлении домоуправления. «Ещё хорошо, что домоуправление в соседнем доме, не так далеко бежать», - подбадривал Толик себя, замечая удивлённые взгляды прохожих.
Возвращаясь из домоуправления быстрым спортивным шагом, Алехнович благодарил судьбу, что дежурный сантехник оказался на месте и что, в конце концов, ничего страшного не произошло.
- Ничего страшного, - сказал он успокаивающе соседке с нижнего этажа, стоявшей у его дверей с видом наёмного убийцы. - Сантехника я уже вызвал.
Но тут Алехновичу сделалось немного страшно, и вовсе не от громких фраз женщины в пижаме: просунув с трудом руки в мокрые карманы, Толик вспомнил, что ключи остались там, за дверями, которые захлопнулись.
- А ключи-то в других брюках! - произнёс он вслух пронзившую его мысль и кротко посмотрел в неподведённые глаза соседки.
- Ломайте дверь! - велела та.
Алехнович согласно кивнул, позвонил соседу по лестничной площадке, извинился перед заспанным мужчиной и попросил топор, робко кивнув то ли на свою дверь, то ли на женщину в пижаме.
Сосед вынес топор и выжидающе остался стоять на лестничной площадке, чтобы всё-таки понять, в каких целях будет использоваться его инструмент. Увидев, что Толик саданул топором по дверному косяку, зевнул и удалился в свою квартиру.
- Вы представляете, что вы натворили! Вы представляете, какой у меня ущерб? Вы собираетесь возмещать ущерб?! - ругалась соседка под руку Алехновичу и от этого он ударил несколько раз топором в совершенно ненужное место.
Дверь открылась, как шлюз канала, выпуская дымящиеся волны воды на лестничную площадку. Женщина в пижаме возмущённо взвизгнула: «Что вы делаете?», и запрыгнула на ступеньку повыше.
Алехнович прошлёпал по тёплой, как в летних лужах, воде к ванной. Баночки с красками выпустили своё содержимое и образовали на поверхности воды удивительные цветовые гаммы. «Надо запомнить некоторые цветовые сочетания, - отметил про себя Толик. - Фантазия случайности».
- Всё нормально! - закричал он из ванной. - Воды больше нет!
- Как это нет! Вон её сколько! – откликнулась женщина в пижаме. - Вы ущерб будете добровольно возмещать? Или мне через суд действовать?.. Через суд дороже выйдет!
- Я имею в виду - в трубе… Наверное, уже перекрыли, - разгребая ногами воду, Алехнович подошёл к двери и похлопал себя по карманам мокрых брюк. - Сколько с меня за ущерб?
- А вы пойдите ко мне, посмотрите. Сами увидите…
- Я вам и так верю. Сколько?
- Нет, вы пойдите, посмотрите… А через суд - дороже выйдет…
Подошёл дежурный сантехник. У порога разулся, закатал штанины и шагнул в воду. Коротко спросил:
- Где?
- В ванной, - Толик хотел было направиться за слесарем, но соседка опять напомнила про суд.
Алехнович зашёл в комнату и, вернувшись, протянул соседке пачечку денег.
- Это всё, больше у меня совсем нет.
Соседка тщательно пересчитала деньги и, уходя, заметила:
- Ладно уж, сойдёмся на этом… Только вы больше такого потопа не устраиваете.
- Эй, хозяин! - окликнул из ванной слесарь. - Это вы как же его так?
- Разводным ключом пробовал подкрутить - и вот, - виновато объяснил Алехнович.
- Тебя бы вот так за голову разводным ключом взять и подкрутить… Всё на месте. Пошёл я… других балбесов спасать.
Алехнович почесал в затылке, смущённо глядя на нос слесаря.
- С меня сколько причитается? - спросил он, ясно представляя, что денег больше нет, и не представляя, чем он собирается расплачиваться за визит мастера. Сантехник осмотрел ободранные стены, разноцветную гладь воды на полу, плавающие у исковерканной двери щепки и цыкнул сквозь зубы:
- Я на людском несчастье не наживаюсь.
«Слава богу, хороший человек попался», - подумал облегчённо Алехнович и предложил слесарю новое махровое полотенце вытереть ноги. Тот отказался. Вытер ноги о штанины брюк, обулся и ушёл.
Сгребая тряпкой водное пространство, Алехнович задумался в минутном пессимизме о ближайшем будущем. Вариант с ремонтной бригадой отпадал ввиду отсутствия денег. Можно, конечно, самостоятельно сделать то же самое, и нисколько не хуже, разве только больше времени уйдёт на это. Но опять же вся заминка в денежном вопросе: покупать клей, побелку, обои… А через шесть дней возвращается жена.
Толик энергичней заработал тряпкой и вскоре покончил с последствиями затопления. «Но зато теперь хоть из крана подтекать не будет», - отыскал он в своей голове одну отрадную мысль и почти успокоился.
Пол в квартире сделался изумительно чистым. Но в некоторых местах линолеум сьал вздуваться пузырями. Саднящие руки с тыльной стороны тоже покрылись пузырями размером поменьше, чем на линолеуме. Разыскивая в аптечке какое-нибудь подходящее снадобье, Толик про себя отметил, что с холодной водой он справился бы и сам, без посторонней помощи.
В аптечке нашёл флакон мази с надписью «бальзамическая» и этой мазью намазал себе обе кисти, потом кое-как при помощи зубов обмотал их бинтами.
От бальзамической мази шёл неприятный, тяжёлый запах и Алехнович, морщась, убеждал себя, что чем вонючее лекарство, тем оно целебнее. На аппетит запах мази не подействовал. Доедая сильно хрустящую яичницу, Алехнович вспомнил, что телефон исправен и отключён им самим. От этого настроение у него поднялось ещё на несколько баллов.
Обзвонив всех своих телефонизированных знакомых, Толик опять немного расстроился: некоторых не было дома, а у некоторых не было дома денег. Сосредоточившись на несколько минут, он надумал ехать на дачу к самому Ивану Семёновичу, руководителю их проектной группы и своему научному руководителю. Тем более, что тот сам решительно просил навещать его во время отпуска. Иван Семёнович - мужик свойский, да и свободные деньги у профессора, по всей вероятности, должны быть.
Алехнович ухватился за эту мысль - поскольку других мыслей и не предвиделось - быстро переоделся, умылся осторожно, оберегая бинты от влаги, и направился решительно к выходу. Но тут же развернулся - вспомнив, что этих проклятых денег нет даже на проезд в электричке… Из всех карманов курток, пиджаков набралась жалкая горсть мелочи. «А-а, чепуха, - решил Толик. – Безвыходных положений не бывает. Доеду зайцем». И он опять направился к двери… Но тут он вдруг заулыбался - и повернул обратно внутрь квартиры.
С момента появления на планете разумного человека оптимизм ещё ни разу не подводил его. В бодром настроении в голову приходит гораздо больше разумных мыслей, чем в плаксивом состоянии души. Это закон, пока что до конца не объяснённый наукой. Хотя и необъяснённый, но этот закон существует, и каждый может проверить опытным путём данную закономерность.
Такой человек, как Толик Алехнович, убеждался в этом неоднократно. И теперь, перекладывая из коробки от упаковки телевизора пустые бутылки в рюкзак, убедился очередной раз. «Бутылки всё равно давно сдавать собирался - и вот пригодились. Очень удачно получается». Алехнович радовался, как будто заранее всё рассчитал.
Осторожно прикрыв изрубленную топором и разбухшую от воды дверь, он взвалил на плечи позвякивающий рюкзак и стал «опускаться по ступеням лестницы» - как писали давным-давно в рыцарских романах. «Опускался», не подозревая об уготованной ему судьбой участи и ещё не зная, что ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра не вернётся он в свою родную, хотя и ободранными стенами и вздувшимся линолеумом квартиру.
* * *
Бутылки в рюкзаке позвякивали при каждом шаге. Алехновичу было от этого немного не по себе: наверное, проходящие мимо люди принимают его за алкаша, который даже в выходной день, даже с перебинтованными руками, тащится к пункту приёма стеклотары, чтобы быстрее обменять множество пустых ёмкостей на одну - полную. Не будешь же объяснять каждому встречному, что больше половины рюкзака - посуда от безалкогольных напитков. «Оказывается, что не только шила в мешке не утаишь», - Толик улыбнулся своей мысли, подумав, что если в старой поговорке «шило» заменить на «пустые бутылки», то этого поговорка будет звучать современнее и злободневнее.
Толика кто-то окликнул, назвав его студенческим прозвищем :
- Здорово, Алёха!
Перед Алехновичем, руки в карманы, в зубах изжёванная спичка, стоял его бывший однокурсник Витька Макаров, шутник и баламут факультетского масштаба. В студенческие годы Алехнович с ним особо не корешился, но уважал как личность.
Макаров долгим взглядом осмотрел всю фигуру Толика и сказал глубокомысленно, разделяя слова:
- Ничего себе… сказала я себе… листья ясеня… с дубов падают… Куда прешь, рогом в землю?
- Посуду несу сдавать, - чуть-чуть с гордостью ответил Толик.
- Прижало, что ли? - сочувственно поинтересовался Макаров. - Не больно-то, видать, наука своих слуг кормит.
- Прижало, - подтвердил Алехнович. - Займи рублей сто, а?
- Эх, ты! Хватил. Проси уж сразу миллион - всё равно эффект тот же будет. Вот, видишь, - Макаров показал вынутый из кармана трояк, - тёща на мороженое дала. Более крупными суммами не располагаю.
Макаров в знак помощи взялся за одну из лямок рюкзака.
- Ты как? - спросил он на ходу.
- Нормально. Вот квартиру ремонтирую, готовлюсь к появлению наследника. А ты как?
- А у меня уже двое, - Макаров похлопал себя по шее. - А ты, значит, всё долбишь гранит науки?
- Долблю.
- А я долблю бетонные фундаменты, - невесело улыбнулся Макаров, - которые вы напроектировали…
- Почему это «мы»? - обиделся Алехнович.
- Пора бы уже повсеместно на сваи переходить. Знаешь, как для прораба эти бетонные работы… Они у меня вот здесь сидят, - Макаров опять похлопал по своей шее, - эти бетоны.
Пункт приёма стеклотары, функционирующий как важное бытовое учреждение и по воскресным дням, быстро и вежливо обслужил Алехновича, выдав ему на руки четыре рубля с копейками.
- Итого, семь тридцать, - сунув свой трояк в ладонь Толика, подытожил Макаров. - Что будем брать?
- О-о, я не могу, - решительно отказался Толик. - У меня ремонт, потом ещё это стихийное бедствие…
Он коротко поведал однокурснику свои проблемы и планы. Макаров поморщился, изображая крайнее презрение.
- И всё? Я тебя, Алёха, не узнаю. Где твоя былая стойкость?.. Короче, всё это мелочь. Ты знаешь, кто я?
- Кто?
- Кто-кто… Обыкновенный рядовой прораб. Но… но твои проблемы мне по плечу. За два вечера… Сколько комнат?
- Одна.
- За один вечер я лично, вот этими руками, так отделаю твою квартиру, что всем твоим фирмачам не под силу. Не спеши, - остановил Макаров хотевшего что-то сказать Алехновича. - И все материалы достану. У меня объект на сдаче, отделочные работы идут. Так что всё необходимое, и даже больше, я достану. Кстати, чешскую плитку, хочешь? Когда приступим?
- Сегодня, - радостно воскликнул Толик.
- Нет. Сегодня не получится. Выходной, - Макаров развёл руками. - Давай завтра. Какой адрес?
Всё складывалось таким удачным образом, что Алехнович сам предложил зайти в расположенный неподалёку пивбар.
* * *
Когда уселись за столик с кружками пива, Витька Макаров повёл носом, к чему-то принюхиваясь. Понюхал пиво, потом селёдочные бутерброды. Недоумевающе спросил у Алехновича:
- Ты ничего не чувствуешь? Что-то чем-то пахнет?
- Это мазь такая, - показал Алехнович свои забинтованные кисти, - бальзамическая.
Витька успокоился. Отхлебнув из кружки, без вступления принялся рассказывать о своей жизни, ругая начальство, подчинённых, жену, тёщу, секретаршу директора стройуправления и времена года. Витька говорил вдохновенно. Толику всегда нравилось слушать, как рассказывает Макаров, а рассказывать Витька умел и любил, особенно когда ему не мешали и не перебивали. Последнее время ему, видимо, это редко удавалось. Говорил он быстро, не задумываясь над словами, не повторяясь в выражениях, не мямля и не тараторя. Изображал действующих лиц с мимикой и на разные голоса, со злой иронией, смешно и интересно, точно профессионал разговорного жанра.
Алехнович уже четыре раза бегал к стойке за кружками пива, а Макаров всё никак не мог выговориться. Темпераментное повествование Витькиных неудач захлестнуло Алехновича, он тоже разгорячился, под стать самому Витьке: ёрзал на стуле, переставлял с места на место тарелки с селёдкой, негодующе или с сочувствием восклицал - «Ну!».
- Ты, вот, как думаешь, я дурней других? - вопрошал Макаров.
- Ну!
- Что «ну» ?.. Ты так думаешь?
- Я так не думаю - и даже не считаю…
- Я - такой человек, что меня самое главное - справедливость!
- Я тоже такой, - поддакивал Алехнович.
Макаров с чего-то вдруг внимательно посмотрел на своего собеседника, пожевал спичку и уверенно сказал:
- По-моему, у нас ещё на две кружки осталось?
Алехнович пересчитал оставшуюся мелочь: действительно, выходило как раз на две кружки пива. На своём пути к барной стойке Алехнович поймал в фокусе своего взгляда коренастого, краснощёкого парня, держащего за руку, вырывающуюся от него девушку. Девушка что-то возмущённо кричала краснолицему, шлёпала сумочкой в свободной руке по его круглой голове. Но тот девушку не отпускал, а только хихикал, как от щекотки. Рядом стояли ещё два парня с безучастным видом.
- Ты, хрюндель, отпусти девушку! - сказал Алехнович с интонациями странствующего рыцаря, крепко сжимая мелочь в перебинтованном кулаке.
- Чо, чо?.. Чо ты сказал? - крепыш повернулся к Толику, но девушку не отпускал.
- Отпусти девушку, Черномор ты этакий! - Алехновичу показалось, что голос его прозвучал в гомоне пивбара демонически грозно.
Краснолицый отпустил свою жертву и направился к Толику. Толик поспешно стал засовывать мелочь в карман брюк. Не успел он вынуть свою руку из своего кармана - упал от толчка в грудь и подставленной сзади подножки. Лёжа на полу, лягнул кого-то несколько раз ногой, попробовал приподняться - но опять упал от удара по затылку. Со следующей попытки всё-таки встал. Толкнул самого ближнего от него парня и размахнулся, целя в мелькающую физиономию краснолицего. Удар, по мнению Толика должен был получиться сокрушительным. Но тут кто-то схватил его за руку и крутанул на болевой приём.
- А-а, пятеро на одного! - взвыл Алехнович, оглянулся и увидел милиционера. - Ура, наши пришли, - произнёс он уже с усталыми интонациями.
Через толпу непонятно откуда взявшихся людей протиснулся Макаров.
- Вот этот не виноват - я его знаю. Этот не виноват, товарищ милиционер…
- Вы видели драку? Кто виновник?
- Не видел… Но я его знаю…
- Отойдите в сторону, - милиционер грозно и подозрительно посмотрел на Макарова и плечом отодвинул его подальше от Алехновича.
Толпа поредела. Толик увидел и своего краснолицего супротивника, которого держал за воротник рубашки другой милиционер. Рядом валялся перевёрнутый раскладной столик. Старичок в полотняной фуражке собирал рассыпанные вокруг столика газеты и журналы.
- Дедушку-то зачем обидели, хулиганьё? - негодующе спросил Алехнович.
- Это вы, молодой человек, сами. Да… Сами вы виноваты… ногой… - плаксиво пожаловался старичок . - А мне теперь инвентаризацию делать. Может быть, в этой кутерьме кто-нибудь газету украл…
- Пройдёмте в отделение, - по приказному сказал милиционер.
- Не пойду! - тонко визгнул Толик, - За что? Не пойду!
- Он не виноват! - прокричал из толпы Макаров.
- Я не виноват. Он первый начал - Алехнович тыкнул пальцем в грудь краснолицему.
- Это ты начал! – крикнул супротивник и тоже ткнул пальцем в живот Алехновичу. - Ты меня сначала обозвал, это… нецензурно!
- Я за девушку вступился. Этот тип к ней приставал…
- За какую девушку? - заинтересовался милиционер.
Алехнович осмотрелся вокруг и указал на стоявшую у кассы даму:
- Вот за эту… кажется.
- Вы что, с ума сошли! - обиделась дама. - Я - администратор зала.
Алехнович смущённо попытался оправдаться, мол, та, спасённая им девушка тоже была в коричневом платье. Но «спасённую» так и не нашли и Алехновича с краснолицым под конвоем двух резиновых дубинок повели в отделение. Витька Макаров прощально прокричал, сжимая высоко поднятый кулак:
- Алёха! Я тебя не забуду! Твоя квартира на моей совести!
* * *
В милиции их поместили в загончик, отгороженный с трёх сторон толстыми перилами. За перилами уже находились двое не очень трезвых типа с удручённым видом хоккеистов, удалённых с поля на две минуты.
По другую сторону барьера милицейский капитан шелестел бумажками.
- Эй! Новенькие! - крикнул он. - Фамилии, место работы. И без брехни. Всё равно проверим.
- Дубинин! - дисциплинированно отозвался краснолицый. - В порту работаю. Грузчик.
Алехнович тоже назвал свою фамилию и пока капитан записывал, спросил у «подельника» злорадным тоном:
- Ну, и что, Дубинин, довыступался?
- Ничего. Сам вот посидишь, узнаешь, - точно таким же тоном отозвался тот.
- Место работы? - выкрикнул капитан.
- Архитектурно-строительный институт…
- Хе-хе. Студент! - презрительно хмыкнул Дубинин.
- Младший научный сотрудник, - добавил Алехнович.
Дубинин опять захихикал и покрутил головой:
- Сотрудник… научный… младший…
- Семейное положение? - продолжал капитан свой допрос.
- Холост! - бодро выкрикнул Дубинин.
- Женат, - грустно произнёс Алехнович.
- А жена где? - спросил капитан. - Ей сообщать?
- Уехала жена.
- Ушла, что ли?
- Нет, просто уехала… на автобусе.
- Не бросила ещё тебя? - уточнил капитан и решительно добавил: - Ну, так скоро бросит.
Один из «хоккеистов» подтверждающе кивнул головой. Алехнович поёрзал на скамье, расстроенно спросил у Дубинина:
- И что - точно посадить могут?
- Запросто, - надменно ответил Дубинин.
- А… почему?
- По указу.
- Какому указу?
Дубинин, не глядя, указал пальцем на стену, на которой был прикреплён текст в рамочке и, уже дружелюбно, посоветовал:
- Читай, пригодиться. Я его назубок знаю.
Алехнович хотел встать и прочитать написанное в рамочке. Но почувствовал вдруг такую слабость в ногах, точно он остался один на один сразу с десятью прорвавшимися вентилями горячей воды. С болью в голосе опять спросил у супротивника:
- А когда сажать будут?
- Подожди. Вот наберут побольше, в суд повезут. Там судья решит - кому сколько.
- А сколько могут?
- Могут и пятнадцать.
- Лет… - обомлел Толик.
- Суток, - покровительственно улыбнулся Дубинин.
Алехнович задумчиво помолчал, потом с надеждой в голосе, размышляюще, сказал:
- Сегодня же - воскресенье. Может, суд, если не работает, домой отпустят.
- Они без выходных пашут, - неодобрительно-мрачно пояснил Дубинин.
Алехнович порывисто вскочил со скамьи и, подавшись к барьеру крикнул:
- Товарищ капитан! Я не виноват!
- Слабак, - переглянувшись с «хоккеистами», хмыкнул Дубинин. - Антиллигенция гнилая.
- Кто не виноват? - капитан поднял голову от бумаг.
- Я, товарищ капитан!
- Разберёмся. Значит так: пьяным был?
- Пиво… Немножко.
- Дрался?
- Чуть-чуть… Но из благородных целей!
- В общественном месте?
- Примерно, - согласно кивнул Толик.
- Общественный порядок нарушал?
- Нет! - звонким голосом радостно воскликнул Алехнович.
- Ну, как же нет? - капитан покачал головой и принялся объяснять, как уставший учитель тупому ученику пройденный урок: - Пьяный… дрался… в общественном месте… То есть, нарушал общественный порядок. Понял? Молодец… Садись и не нагнетай обстановку.
Алехнович сел с растерянным видом.
- Слышь, сотрудник, - с ухмылкой спросил Дубинин. - Ты что пил? Никак не разберу, чем от тебя разит?
- Это мазь такая. Бальзамическая, - отрешённо ответил Толик. - А я запаха уже не замечаю. Свыкся, наверное.
- Во, живут сотрудники научные, - Дубинин солидарно переглянулся с грустными «хоккеистами». - Мазь пьют! И привыкли!.. Наука!
«Нужно успокоиться, найти в этой роковой логике слабое звено, - усиленно размышлял Алехнович, пока загончик постепенно наполнялся другими нарушителями общественного порядка. - Нужно найти алгоритм решения проблемы. В логике капитана должна быть логическая ошибка… Найду эту ошибку - и всё будет хорошо…».
В суде почему-то тоже не разобрались и использовали «логику» милицейского капитана. Судья, спешащая куда-то женщина, которую Алехнович по одежде принял за уборщицу, даже не выслушала про «алгоритм» и выписала всем одинаковый «рецепт» - десять суток.
«Хорошо ещё, что не пятнадцать» - по пути из суда, немного успокоившись, решил Толик.
* * *
Когда Алехнович вылез из двери «автозака», то чуть не столкнулся вплотную со знакомым лицом - Андреем Трофимовичем, пожилым лейтенантом, участковым с территории их института, с которым не раз ходил в совместное дежурство от институтской «добровольной» дружины. Толик засмущался и, проходя мимо, опустил глаза.
- Ба-а! Толик! Анатолий Сергеевич! - удивился Андрей Трофимович. - Какими судьбами?
- О. товарищ участковый! - как будто обрадовался Алехнович. - А вы как здесь оказались?
- Вот перевели меня теперь в этот район… А вы, Анатолий Сергеевич… как же так?
- А-а, - равнодушно махнул рукой Толик, - говорят, нахулиганил немножко…
Выслушав Алехновича, Андрей Трофимович нахмурился.
- Нехорошо-то как получается. Если бы хоть часом раньше… сейчас суд сказал своё слово и ничего не получится.
Переступая с ноги на ногу, Алехнович спросил:
- В институт сообщат?
- С этим я смогу уладить - а вот как с десятью сутками быть… Тут навряд ли чем поможешь.
- По мне - главное, чтобы в институт не сообщали. Позорище-то какое.
Через полчаса Андрей Трофимович подошёл к Толику, сидевшему в коридоре вместе с другими «мелкашами» и спросил:
- Анатолий, ты же рисуешь хорошо? Вот и займёшься на время отсидки оформлением красного уголка. Всё лучше, чем на уличных работах метлой махать. А насчёт сообщения в институт можешь не беспокоиться - это уладим.
Нарушители общественного порядка с уважением посмотрели на Алехновича. А Дубинин осуждающе сказал:
- Вот она, коррупция в действии. - Потом Дубинин, подумав с секунду, пододвинулся поближе к Алехновичу и шепнул: - Слышь, земляк, шепни и про меня своему лейтенанту. Всё ж мы с тобой кореша, по одному делу идём.
Алехнович даже не услышал этого шёпота в громкой песне соловьёв своей души.
На шестой день своего заключения Алехнович в рабочем, испачканном красками халате зашёл в кабинет своего знакомого и попросил «отгул» на полдня, чтобы встретить жену. «Потому что он в таком положении, и жена тоже - в положении».
Перед тем, как идти на автовокзал, Толик зашёл домой переодеться. Искалеченная дверь жалобно скрипнула, открываясь. Пахнуло застоявшейся сыростью. Взглядом долго отсутствующего человека он оглядел своё жилище и не смог сдержать горестного вздоха. «Самое трудное - это начать. А начало у меня уже есть» - тем не менее оптимистично подумал он.
- Всё хорошо! - чересчур торжественно и уверенно ответил Толик на вопрос жены, помогая спуститься ей со ступенек автобуса.
- Прекрасная маркиза… - добавила Наташа, поглядев на его руки. - Так, что ли? Ты, случайно, здесь пожар не устроил?
- Пожара не было, - с неподдельной искренностью ответил Толик. - Это я руки горячей водой обжёг… Но зато кран в ванной исправил. Больше не подтекает. А руки моментально зажили, буквально на второй день. Такую мазь замечательную нашёл…
- Как с ремонтом? - с тревогой в голосе перебила Наташа фонтан оптимизма. - Как твои бамбуковые джунгли? Смотрятся в перспективу?
- С ремонтом всё очень удачно получилось! Встретил Витю Макарова, он же прораб. Прораб - это очень важный человек в ремонтных вопросах. Он обещал всё сделать в лучшем виде…
- Подожди ты со своим прорабом. Почему из ремонтной фирмы не пришли? Ты тут чем занимался?
- А как мама твоя там? - перевёл разговор Толик на другую тему. - Мама как там, здорова?
- Там… мама здорова. Как тут… с ремонтом?
- Понимаешь… до конца не успел. Но начало уже есть.
- Почему, не успел?
- А-а, - Толик небрежно отмахнулся. - В милицию забрали… Но ничего, всё так удачно получилось. В институт не сообщат…
Наташа остановилась и двумя руками обхватила низ своего живота. Глубоко вздохнув, спросила:
- Какая милиция?.. Ты что натворил?
- Так получилось. Совершил один благородный поступок… Но в институт не сообщат…
- Почему не сообщат? Если благородный поступок?
- А-а, могут не так понять, - поморщился, как от кислого, Толик.
- А как могут понять?
- А могут понять как мелкое хулиганство… Но всё нормально. Я обо всём договорился. Там у меня один знакомый оказался… Я теперь у них красный уголок оформляю. Очень красиво получается, даже их начальник зашёл, посмотрел и сказал: «Фирма!».
Наташа опять остановилась, опять глубоко вздохнула.
- Я устала задавать вопросы… Какой уголок? Ты квартирой занимался, в конце концов?
Алехнович замялся, сверх быстро размышляя, как бы так, по обычному, представить произошедшие с ним события.
- Ты что-то похудела, - сказал он, ожидая, что жена от этого вопроса перейдёт к благодушному настроению.
Наташа не успела перейти к благодушному настроению. Она просто молча открыла рот, остановившись перед дверями своей квартиры.
- Это я ключ забыл, - тоном экскурсовода пояснил Толик.
- Мамочка родная! - с придыханием произнесла Наташа. - Что ты сделал с квартирой…
- Всё нормально. Нулевой цикл, - тоже вздохнув, ответил Толик.
- Ты был прав: я не верю своим глазам. Настоящие джунгли. Хуже: тундра, безжизненная пустыня, марсианский пейзаж…
- Это на первый взгляд, Наташ, - уверенно сказал Алехнович. Не волнуйся, тебе вредно. Не всё так плохо на самом деле. - Он придавил ногой пузырь на линолеуме, пузырь сдулся и… надулся в другом месте. Толик опять наступил на него. - На самом деле всё хорошо. В основном…
Наташа села на покрытый газетами диван и сложила на животе руки. Алехнович с жалостью посмотрел на её живот, вздохнул и сказал грустно, безысходно и таинственно, как Золушка принцу:
- Мне надо уходить. Пора.
- Куда?
- Сидеть за мелкое хулиганство. Осталось ещё трое суток. Ты тут не расстраивайся по пустякам. В основном-то… всё хорошо, моя прекрасная маркиза…
Толик направился к выходу. Взявшись за ручку двери, он, что-то припомнив, обернулся и радостью крикнул:
- А я ещё все пустые бутылки сдал!
1997 г.